Логово бессмертных

Пораженный мгновенной переменой, я немного опешил. Но быстро собрался с мыслями. Говорить всей правды я не собирался, но и врать не хотелось. Аля неспроста предупредила об этом, я тоже чувствовал, что она мгновенно поймет ложь. И разочаруется во мне. А я не хотел этого. Я очень хотел ближайшие несколько часов, а может даже дней провести с этой женщиной.

– По делу, – сказал я. – По очень странному делу. Я частный детектив.

– Ух ты! Ни разу не видела частных детективов. Что за дело?

– Некое предприятие, которое у вас здесь работает. Открылось, скорее всего, недавно. Названия не знаю. Я сам его называю КУБ.

Напряжение на ее лице сменилось растерянностью. Она слышала эту аббревиатуру явно впервые.

– В смысле? Геометрическая фигура?

– Нет. Аббревиатура. Коммутативное устройство безопасности. Но я так называю завод, который их производит. Это медицинский прибор…

– Биоэтанол, – сказала Аля, еще больше мрачнее и еще дальше отодвигаясь.

– Как ты сказала? Биоэтанол? Вряд ли это имеет отношение…

Но Аля не дала мне договорить, а просто встала и быстро пошла прочь. Оторопев, я какое-то время смотрел ей вслед, а затем побежал догонять, пытаясь неловко схватить за локоть и остановить.

– Постой! Да стой же ты!

Она стряхнула мою руку, ускоряя шаг.

– Решили проверить меня? – непонятно сказала она. – Это лишнее. Уговор в силе!

Речь шла о чем-то недосягаемом моему пониманию, но, как подсказывало чутье, связанным со мной и моим расследованием.

Отбросив полумеры, я мертвой хваткой вцепился в Алю, остановил и силой, несмотря на активное сопротивление, развернул к себе лицом.

– Посмотри на меня! Ну же!

Я задрал футболку, обнажая корки шрамов на груди и огромный синяк поверх стухшего отека на ребрах.

– Не знаю, что тебе показалось и за кого ты меня приняла, но ты ошиблась. Я попал в переплет, едва уцелел. Меня пытались убить и наверняка попытаются еще. Я всего лишь ищу ответы и пытаюсь понять, кто и за что преследует меня.

Нормальная после этих слов побежала бы от меня пуще прежнего, но Аля не была нормальной. Я это видел по бесовским искоркам в дерзких глазах. Она осторожно коснулась моих подживших, но все еще болезненных ран, провела кончиками пальцев от груди до ремня на джинсах.

– Так ты не с завода? – глупо спросила она, прекрасно зная ответ.

– Нет. Я даже не понимаю, о чем речь.

В отчаянной и импульсивной попытке вызвать ее симпатию, я сделал то, чего не делал никогда – протянул ей запаянную в прозрачный пластик карточку настоящего удостоверения с именем, номером лицензии и прочим. Оно мне служило для оформления договоров да иногда для подтверждения личности при контактах с особо подозрительными заказчиками и правоохранителями, в поле зрения которых я регулярно оказывался. Малозначительным свидетелям и случайным встречным мое удостоверение видеть не полагалось, на них куда большее впечатление производили фальшивки.

– Настоящие имя и фамилия тебе больше подходят, – сказала она, оценив и явно поняв жест. – Особенно фамилия…

Покаянно склонив голову, будто просила прощения за свою выходку, она взяла меня под руку и повела вдоль березовой аллеи.

– Прости, – прошептала Аля. – У нас из-за этого завода такая чертовщина творится. Все боятся. А кого не запугали, тех просто купили. Даже нашу газету.

– Буквально?

– Нет, конечно. Они выкупили разворот в цвете на пять лет вперед под рекламу, но ничего там не публикуют, мы размещаем на этом месте телепрограмму. То есть это была завуалированная взятка владельцу газеты. Как только они подписали договор на эту фальшивую рекламу, шеф меня вызвал и запретил любые упоминания о заводе.

– Значит, раньше ты писала о нем?

– Была одна история, но до публикации не дошло…

– Расскажи вкратце, что это за предприятие и чем занимается?

Аля с шумом выдохнула и покачала головой.

– Вкратце не получится. Значит, так… Появился этот завод три года назад. Поначалу все возбудились, обрадовались, ведь это рабочие места, налоги. Но потом быстро успокоились. Странности начались сразу. Завод строили без привлечения внимания и открыли по-тихому. Обычно местные СМИ трубят о подобном не умолкая от закладки первого камня до перерезывания красной ленточки. А тут тишина. Завод просто появился за старым кладбищем. На заброшенном хуторе Победа также внезапно вырос шикарный микрорайон со школой, детским садом и поликлиникой. Брюховецкую наводнили новые люди. И сразу почувствовались огромные деньги везде. Вылизали этот парк, отремонтировали дороги и тротуары, построили стадион с бассейном. Все были в восторге. А потом в редакцию пошли письма. Активисты из числа пенсионеров традиционно беспокоились о здоровье брюховчан и требовали от руководства завода не допустить спаивания населения. Первое время ходили дикие слухи о биоэтаноле, ведь это спирт и народ боялся его появления в промышленных объемах. Но пару раз на электронную почту редакции приходили странные письма с намеком, что никакого биоэтанола на этом заводе нет и вообще это какая-то промышленная лаборатория. Я заинтересовалась и начала собирать статистику. И вот оказалось, что не только в нашем районе, но и вообще в крае и соседних областях существенно не выросло производство кукурузы, из которой этот спирт должны были гнать. Я попыталась выйти на этот завод, звонила, писала запросы, но без толку. Потом просто поехала к ним, но меня дальше проходной не пустили. А на следующий день они сами явились и заключили с редакцией тот самый рекламный договор и шеф наложил табу.

– Письма продолжают приходить?

– Нет. Уже больше года тишина, покой и благодать. Во всем и всюду. Нет криминала, вообще нет. Присмирела буйная молодежь. Нигде не услышишь громкой музыки. Перестали с размахом справлять свадьбы. У нас здесь идиллия и благорастворение воздусей. Как в болоте. Ах да! Еще и население сократилось. Статистики не знаю, переписи давно не было, но по ощущением народу стало раза в два меньше.

– Нет криминала? – не поверил я.

– Буквально. Исчезли даже семейные разборки по пьяни. Где-то полтора года назад из полиции перестали возвращаться люди. Я и сама тогда заметила, но не придала значения, что вдруг как в воду канули бомжи. Вот вчера еще они в мусорках рылись и в людных местах милостыню клянчили, а сегодня их уже нет.

У меня защемило сердце. Вспомнился рассказ Сашки про исчезновение с улиц ростовских маргиналов.

– Прибегала в редакцию женщина и попросила помочь найти сына. Семья не благополучная, такое случалось и раньше, поэтому никто не обратил внимания, но вместе с тех хулиганом пропали и все дружки сына. Их задержали после драки в каком-то кафе, а когда она на утро привычно понесла ему в изолятор сигареты и чай с сахаром, то в полиции его не оказалось и даже записи о задержании не было. Хотя в кафе все говорили, что приезжал наряд и всех драчунов забрал. Я эту женщину больше не видела, но приходили другие. Кому-то удавалось достучаться до краевого центра и даже до столицы. Пару раз приезжали журналисты из региональных СМИ и один раз с федерального канала. Вот тогда пропавшие чудесным образом находились в лесополосе или всплывали в речке в виде неузнаваемого тела. Опознавали только по ДНК.

Аля перевела дух и на минуту замолчала. Дрожащие кончики пальцев выдавали волнение и даже страх. И это было странно. Говорила она ловко и быстро, словно отрепетированный текст, но при этом боялась. Времени прошло немало, события коснулись вскользь, однако Алена говорила так, будто все произошло вчера и те пропавшие были ее близкими.

– После разговора с женщиной, искавшей сына, за мной начали демонстративно следить. Ровно один день. Затем влезли в мою квартиру, ничего не тронули, но оставили на столе список всех моих родственников с адресами и номерами телефонов, даже про бывшего мужа не забыли. Несколько раз звонили и, давясь от смеха, просили написать статью о пропавшей без вести журналистке Алене. Поэтому, когда ты появился и намекнул на этот завод…

– Понятно, – кивнул я и решил сменить тему, чтобы дать ей передохнуть. – Ну а что за история, которая не дошла до публикации?

– Думаю, она тоже связана с заводом, хотя тогда на него еще и намека не было. Лет пять назад. На железнодорожных путях за Брюховецкой нашли человека. Без документов, без памяти, совершенно голый, остриженный и с ожогами на голове. Ожоги странные, круглые и треугольные. Он был весь ободранный и выглядел так, будто из машины на ходу выпал. В тот же день ко мне в газету прискакала инспектор по связям с общественностью нашего РОВД с просьбой дать заметку, типа «кто видел, кто знает»? Заодно и фотку приволокла. Однако снимали на мобильник да еще на фоне окна, качество убогое. Меня эта тема зацепила и под предлогом получения фотки лучшего качества я напросилась в больницу к этому бедолаге. Его держали в инфекционном отделении, в отдельном боксе. Сфоткала я его и заодно похоронила мысль пообщаться, потому что тот тип был просто овощем с глазами вареной рыбы. А потом начался цирк. Собралась уходить, как в палату врываются амбалы в камуфляже. Фотоаппарат забрали, меня в угол отшвырнули, бросили этого контуженного обожженного на носилки и ходу. Как потом выяснилось, они не только на меня напали, но досталось и медсестрам, санитаркам, врачу и водителю «скорой». Первые дни в Бухаре только об этом и говорили, объявляли план «Перехват», завели дело о похищении человека, от меня приняли заявление об ограблении и причинении легких телесных. А потом ажиотаж утих. Менты делали вид, что ничего не было. Некто анонимный курьером прислал новый фотоаппарат и открытку с извинениями. Через неделю РОВД разродилось пресс-релизом, в котором случившееся объяснялось недоразумением. Мол, это был пациент психиатрической больницы, который пропал после ДТП.

– Но ты не успокоилась на этом, – угадал я.

– Конечно, не успокоилась! Из Краснодара через Брюховецкую напрямую нельзя добраться ни в какую психиатрическую больницу, а крюками никто не ездит, все бензин экономят. К тому же, мой хороший знакомый в угрозыске работал. Вот он и обмолвился, что отпечатки пальцев того больного принадлежали солдату-контрактнику из Казани, который больше месяца числился дезертиром. Где мы и где Казань? Вот я и написала разгромную статью. Владелец газеты от восторга до потолка прыгал, предвкушал чуть ли не всероссийский успех. Ну и начал всячески рекламировать сенсацию, болтал на каждом углу. Пока к нему ночью не явились незваные гости. Его запугали так, что мы с тех пор вообще ничего стоящего не публикуем. Он запретил мне писать любые статьи без согласования с ним и начал проверять каждый номер газеты перед отправкой в типографию.

– Да, странная история. Но мне странно и другое. Почему ты до сих пор в этой газете работаешь, – сказал я. – Для журналиста такие условия как удавка.

– Самая настоящая.

– И что же тебя здесь держит?

– Не знаю, – Аля пожала плечами, – жизнь так сложилась. Здесь родилась, здесь ходила в детский сад, здесь окончила школу, здесь влюбилась и вышла замуж. Сюда же вернулась после университета. Были попытки, после развода, устроиться в Краснодаре, работала и в газете, и в телекомпании продюсером, даже в пресс-службе губернатора засветилась, но… Увы и ах! Мне было уже за тридцать, конкурировать с молодежью сложно, а батрачить за копейку малую на низовой работе противно. Вот я и вернулась в Брюховецкую, здесь не нужно ни с кем конкурировать, здесь я всегда звезда!

Она бахвалилась, намекая на несерьезность сказанного. Но мне не нужно было намекать, я и сам не верил. Аля не хотела говорить всей правды и при первой же возможности снова переключилась на предмет моего интереса:

– Да в общем-то здесь неплохо было. Пока не появился этот завод.