Оценить:
 Рейтинг: 0

Душа не выстрадает счастья, но может выстрадать себя

Год написания книги
2017
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
3 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Я уже обосновал.

– А я уверен, что и подкапывающее устройство справится, и весь комбайн будет работать, – настаивает Павел.

– А я уверен – не будет. Предлагаю закрыть обсуждение.

Члены комиссии встают и выходят. Они явно в недоумении. А Сенин не просто в недоумении, он очень расстроен. Собирает бумаги и тоже выходит. Наваливается беспросветная тоска и усталость, как после проигранного боя на ринге.

– Не переживайте так, – слышит он женский голос, доносящийся словно сквозь слой ваты. Это та женщина, что назвала комбайн «отличной штукой». Она говорит негромко, потому что слова не предназначены для посторонних ушей. – У вас хорошая машина. Но наш главный инженер будет ее топить изо всех сил, потому что сейчас завод выпускает комбайн его конструкции. Вот телефон, обязательно позвоните человеку из Академии сельскохозяйственных наук, он вас поймет. Позвоните, я настаиваю. Успеха!

Позвонить Сенин мог только с работы. Телефонов тогда было мало, денег у Павла Андреевича – тоже. Или с почты, а туда надо было ехать. Но все-таки он позвонил. Человек из Академии сельскохозяйственных наук велел отладить конструкцию до блеска, чтобы ответить главному инженеру по существу и привезти ее к нему в Москву.

Отладил. Созвонился. Поехал. На автобусах. С громоздким макетом ехать было очень неудобно. С трудом добрался до места.

– И вот это он забраковал?! – возмутились специалисты Академии, имея в виду корыстного главного инженера. – Без испытаний?! Нет, эту штуку надо испытать и внедрять!

Но оказалось, что испытать комбайн можно было только в каком-то очень далеком совхозе, а добираться до него было крайне неудобно и к тому же недешево. И Сенин не поехал. Потом пожалел, но тогда просто не было возможности. Начальство косо смотрело на его отлучки, а он за место держался – жили бедно, денег вечно не хватало.

Неудачу с картофелеуборочным комбайном он пережил тяжело, пожалуй, тяжелее других неудач, потому что не проиграл в честной конкурентной борьбе, а был выставлен за дверь, оскорблен и унижен. Его небесные подсказчики и покровители защитить его не смогли, и, по сути, не его, а начатое ими же самими дело. Наверно, не в их власти отменить действующие на Земле свои, отличные от небесных, законы, предположил Сенин. Неужели же исправить их не могут даже Высшие Силы? Неужели же корыстные людские интересы на Земле важнее всех прочих интересов и потребностей, например, потребностей общего блага? Если так, то ситуация просто безнадежна, потому что подавляющее большинство людей руководствуется в первую очередь собственными, личными интересами.

А если так, с предельной ясностью понял Сенин, то все предложенные через меня замечательные вещи, которые, по замыслу Высших Сил, должны украсить и облегчить земную жизнь, совсем не нужны. И, что особенно грустно, не нужны очень многим – ведь они ущемляют интересы тех, кто не хочет ее облегчить и украсить. А самое печальное в том, что они не нужны тем, кто, казалось бы, обязан украшать и облегчать нашу общую жизнь просто по долгу службы, кто принимает решения, должные увеличивать общее благо. Строительным начальникам ни к чему механический каменщик, им выгоднее эксплуатировать каких-нибудь гастарбайтеров, платя тем копейки; начальникам коммунальным ни к чему многофункциональный уборочный агрегат, они за мизерную плату наймут дворниками бесправных приезжих. Именно личный корыстный интерес свято блюдет большинство чиновников, от которых зависит политика в области новых знаний и новых технологий. И если личный интерес противится их продвижению, то горе новшествам. А заодно и тем, кто хочет обогатить ими нашу не слишком красивую, щедрую и счастливую жизнь.

Высшие Силы, передававшие мне замыслы изобретений, действовали, понятно, совершенно бескорыстно, осмысливал события пятилетия Сенин. Они творили Добро, как оно видится там, «наверху». Вроде бы, мы должны с благодарностью принять их дары и поскорее использовать их себе на радость. Но на деле все получается не так. Люди не спешат делать Добро, наоборот, в нас-то и гнездится Зло.

Предварительные итоги (дух)

После фиаско сенинских внедренческих дел Голос не выходил на контакт больше двух месяцев – видимо, ждал, когда Павел разложит все по полочкам, подведет черту под предыдущим этапом жизни и созреет для вступления в следующий. Не сомневаясь, что рано или поздно Посланец объявится, Сенин ждал его появления с унынием. Ну, получит он идею еще одной машины, ну, услышит обычное «ты должен», но сделать ничего не сможет, это просто не в его силах… Очередной дар обернется очередным разочарованием. А он устал от разочарований. Устал играть ту странную роль, которую ему навязали… Почему на нее был назначен человек неподготовленный, почему ответственное дело поручили сельскому мужику без достаточного образования и кругозора? Почему не избрали для посредничества кого-нибудь другого – образованного, разностороннего, пробивного? Загадка! Она не давала Сенину покоя, он бился над ней каждый день, но разгадать не мог.

Вернуться бы в спорт! – думал он с тоской. Тренировать мальчишек, зарабатывать тем, что умею. В том мире все просто – тренировки, выступления, там решает мастерство, характер и сила… Явится Голос – попрошусь назад, в свою жизнь, ведь эта, которой живу сейчас, не моя, чужая… Или уже не совсем чужая? – вдруг щелкнуло в голове у Сенина. А та, моя, уже не совсем моя?..

Чего было в избытке в той, прежней жизни – так это физической силы. С двенадцати лет Павел ходил ворочать по совхозным нарядам вместо матери. Родители над детьми не тряслись, не отгораживали от нелегкого деревенского быта, приучали к работе. Есть у матери наряд в совхоз – поезжай ты, Пашка. И он ездил. Веники резать, сено на вилах носить. Дело, вроде, простое, а уметь надо. Над ним взрослые посмеивались. Вернее, не над ним, а так, зубоскалили:

– Ну, Сенины, потеряли совесть, детский труд эксплуатируют!

Но мать не могла разорваться. На ней держались дом и семья. Отец – плотник, каменщик, маляр, на все руки мастер, то и дело запивал, вернее, пил безбожно. (И все мужики вокруг пили. И пьют по сегодняшний день.) Когда не пил, голова соображала дай Бог, душа открывалась настежь, мог дом построить и резьбой украсить, мог последнюю рубашку снять и отдать тому, кому нужнее. А когда пил, грезились зеленые черти… Как-то сенинский котенок забрался на чердак, а спуститься боялся. Пашка полез за ним. Отцу почудилось, что на чердаке – бес, орущий по-кошачьи, он мигом вскарабкался по лестнице, схватил сына и сбросил вниз. Павел упал, как кошка, на четыре точки, удачно приземлился на руки и на ноги, ничего не сломал, не отбил, но испуг пережил страшный и с той поры стал заикаться.

Поначалу он заикался так сильно, что слова не мог вымолвить. Из-за этого учеба в пятом классе пошла на спад, хотя до этого Пашка учился хорошо, все знал, всегда тянул руку, а вот физическая сила стала быстро прирастать. Учась в шестом классе, он осиливал ребят из десятого. Мало того, перебарывал отца, а тот был очень сильным. В школе Павел один боролся с двумя-тремя старшеклассниками. За водой на колодец ходил не с двумя, а с четырьмя ведрами. На вилах поднимал столько сена, что ручка деревянная ломалась…

И поведение его изменилось: начал драться. Его тянуло к тем, кто был на два-три года старше, с ними казалось интереснее, а они гнали. Дадут пинка под зад – «ну, пошел отсюда!» А Пашка ногу захватит, бросок, и обидчик лежит… Так вот и отучил пинаться.

Когда Павел учился в седьмом классе, семья в поисках лучшей доли переехала на юг, в шахтерские края. В городе, где осели, работали спортивные секции. Сенин пошел в самбо. Побарывал всех, считался самым перспективным. У него многое получалось – захваты, броски, болевые приемы. Но спортзал, где занимались, закрыли на ремонт. Самбо отпало, и по совету знакомого Павел пошел в секцию бокса. Тогда он уже учился в восьмом классе. Кулаками бить не умел, только царапался. На бокс пришло 15 человек новичков, тренер поставил их в пары, чтобы посмотреть на каждого и отсеять совсем уж неспособных. Сенина оставили.

Секция была сильная, были в ней и мастера спорта, и кандидаты в мастера, не говоря уж о разрядниках. На первых порах Павлу доставалось, ходил с разбитыми губами, с расквашенным носом, но все-таки втянулся, вжился в бокс. Мастером спорта стал в 18 лет, то есть, очень рано.

Его жизнь состояла из тренировок, соревнований и драк. Учеба занимала немного места, и в конце концов Сенин запустил ее настолько, что оставаться в школе после восьмого класса не было никакого смысла. Ну, ушел, а куда деваться? Работать еще рано – пацаненок. Поступил учиться на тракториста-машиниста широкого профиля. Училище находилось в 150 километрах от города, уезжал туда на шесть дней, в воскресенье приезжал домой, ходил в секцию бокса.

Училище Павел закончил, хотя занятий посещал мало. В основном, наводил порядок среди товарищей-шалопаев. Кроме того, приходилось постоянно разбираться с местными: они все время обижали ребят из училища, а те все время обижали местных. Дрались «куча на кучу». С каждой стороны участвовало сотне по полторы бойцов, не меньше. Сенин мог в одиночку разбросать человек двадцать…

Услышав как-то о том, что «добро обязано быть с кулаками, иначе оно никогда не одолеет зла», он решил, что, наводя порядок в училище, разбираясь с местной шпаной, делает именно это – активно творит добро кулаками. И потом, став взрослым, семейным человеком, не упускал случая окоротить какого-нибудь хама или хулигана. Сенин колотил их не просто так, а принципиально, в соответствии со своей жизненной и гражданской позицией. Бывало, выбрасывал из автобуса пьяных дебоширов, будучи уверенным, что сотворил благо. Он не понимал, почему расстраивалась жена. «Что, тебе больше всех надо?» – чуть не плача говорила Тамара. Но как же так: двое-трое парней отнюдь не богатырского телосложения задирают пассажиров, хамят, матерятся, курят, а все молчат. Как же тут не вмешаться? И Сенин обязательно вмешивался. Предупреждал, а если не понимали предупреждений, бил профессионально, чтобы отключились, просил водителя остановиться, выкидывал их вон. Ехали дальше. «Молодец!» – хвалили Павла женщины, а Тамара переживала, и не зря: его действия в этом случае находились на грани уголовно наказуемых. «Добро с кулаками» часто выходило за пределы закона.

…А ведь я давно уже никого не трогаю, вдруг сообразил Сенин, ведь я лет пять стараюсь таких приключений избегать, а если иной раз все-таки не стерплю, вмешаюсь, то никогда не довожу до мордобоя, только, например, захвачу руку, показывая, что, мол, ребята, не надо лезть на рожон, я много чего умею, лучше не нарывайтесь… Впрочем, и этого сейчас почти не бывает. Стараюсь никого не задевать, даже избегать грубых слов. Мой характер, мои привычки сильно изменились. Я неделями просиживаю в библиотеках, роясь в патентах. Скажи мне об этом пять лет назад – я покрутил бы пальцем у виска. Мой круг общения решительно изменился. Изменились взгляды: стараюсь творить добро не кулаками, а головой… Так кто я сейчас – профессиональный спортсмен или профессиональный изобретатель? Скорее, наверно, изобретатель. Когда-то тренеры сделали меня спортсменом. Изобретателем сделали меня Неведомые Сущности. Они делали это сознательно, Они меня натаскивали, а я в повседневной суете об этом не догадывался…

Да, так, конечно, и было. Ведь как рождались эскизы машин, когда сама идея уже была дана – но не детально, не в подробностях, а в виде крупных узлов или блоков? Когда идея давалась Сенину подобным образом… а со временем такой – общий – план стал появляться чаще и чаще, в противовес первым контактам, когда сообщались мельчайшие подробности… он просил уточнений. Думал: здесь еще необходимо то-то и то-то. Он как бы формулировал заказ. И ждал. День, второй, третий. Начинал нервничать, а потом чувствовал – ответ где-то близко. Ага! – ночью зажигается перед глазами экран с эскизом. Заказ выполнен. Конструкция уточнена.

В начале своей изобретательского пути Сенин делал записи, наброски – составлял архив, пополнял реестр идей, данных Голосом. Но однажды заметил, что эскизы и заметки стали исчезать. Из дома! Обнаружив такое, Павел Андреевич «наехал» на жену: это не ты, мол, мои бумаги выбрасываешь? Вспомни, может, случайно выкинула? Я к твоим бумагам, Паш, не прикасаюсь, клялась Тамара. Сын, как выяснилось, тоже до них не дотрагивался. И ключ от стола у Сенина всегда с собой. Куда же девались бумаги?.. Сенин стал даже грешить на квартиру: может, нехорошее место, «черная дыра», может, здесь привидения водятся? Крутил-вертел загадку так и эдак, но не нашел разгадки и решил с тех пор перестать писать и чертить, решил все держать в голове.

Осмысливая события пятилетки, он предположил, что, возможно, бумаги стали исчезать затем, чтобы подтолкнуть его именно к этому решению. Те, кто работал с ним под «псевдонимом» Голоса, стремились развить его память и пространственное воображение. Он должен был научиться обходиться без бумаг – раз. Научиться дорабатывать идею – два. Поэтому-то идеи чем дальше, тем чаще стали даваться в недетализированном виде. Иной раз ограничивалось общим принципом. Конкретизацию, детальную проработку та «сторона» тем самым предлагала сделать Сенину. И он ее делал. Что называется, методом проб и ошибок…

…Пытаясь подвести под «пятилетку контакта» какую-то явную черту, Сенин совершенно запутался. Что перевешивало – очевидный общественный «ноль» или явный личный «плюс»? Сенин не знал. Понял лишь, что просить отставки пока не будет.

Вторжение в медицину

Контакт возобновился в ту же ночь – словно «наверху», откуда приходили идеи, только и ждали такого решения Сенина. И словно понимая его положение, «железа» не предложили. Голос, к изумлению контактера, сообщил ему… рецепт лекарства для лечения желудочно-кишечного тракта! А кроме того, показал четыре разные формы препарата, дал инструкции по дозировке, по технологии смешивания составляющих, соединения составов и объяснил, почему эта элементарная смесь будет справляться с язвами, гастритами, колитами и прочими недугами пищеварительной системы лучше баснословно дорогих импортных лекарств. Поверил Ему Сенин? Ну, во-первых, он просто не все понял, ибо в медицине был несведущ. А поверил ли? Не до конца: даже на его дилетантский взгляд смесь действительно выглядела простенькой до примитива. Но и совершенно не верить, как подсказывал опыт, тоже не имел никакого права.

Сомнения можно было разрешить проверенным путем: испытанием препарата.

Следуя инструкциям, он купил в аптеке лекарства, приготовил смесь и пил, как было предписано, три дня. Хуже не стало, но и лучше тоже не стало, наверно, потому, что никакими желудочно-кишечными недугами Сенин не страдал. Он, честно говоря, просто ничего не почувствовал. Для испытания нужен был человек с проблемами.

Такой человек жил рядом. Маленький сын Павла Илья почти ничего не ел, часто хворал, жаловался на «животик». Куда его только ни возили, но все без толку, причину врачи установить не могли. Когда ему снова стало совсем плохо, Сенин осторожно заговорил с женой Тамарой: не дать ли Илюшке хорошее лекарство, которое, понимаешь, я тут на днях изобрел… В ответ прозвучало резкое «нет»: травись сам, а травить ребенка не дам! Лучше за «Скорой» сбегай!..

К тому времени жена Тамара в изобретательских делах Павла Андреевича давно разуверилась, и ясно, почему: никаких ощутимых результатов за годы возни со своими машинами он не добился, ничего, по сути, не заработал, наоборот, ухлопал уйму денег на макеты да поездки. Не удивительно, что и в лекарство она не поверила и велела отстать от Илюши. Но Сенин почему-то в тот момент почувствовал абсолютную уверенность в успехе и начал действовать спокойно и четко, так, словно им руководила какая-то добрая сила. Пошел на кухню, пустил воду из-под крана, как будто посуду моет, а сам быстро составил композицию, развел ее водой и, пользуясь тем, что Тамара выскочила за чем-то к соседям, дал выпить сыну. И… боль «в животике» прошла у него буквально за минуту! В таких случаях говорят – «как рукой сняло»…

Вернувшись, Тамара нашла на кухне повеселевшего, порозовевшего сына и мужа, сидящего перед ним на корточках с блаженным выражением лица. Она открыла было рот, чтобы погнать Павла за «Скорой», но Илья бросился к ней, крича:

– Мама, мама! У меня животик уже не болит! Мне папа дал лекарство, и все прошло!

Сына Сенин лечил препаратом три дня, и вскоре он стал нормально есть, а потом вообще забыл о «животике».

Тамару, впрочем, почти чудесное исцеление Ильи не переубедило. Она не хотела поверить, что муж, наконец, изобрел что-то путное, однако, видимо, кому-то что-то сказала насчет лекарства от желудка. Иначе откуда бы взялся поток страждущих, который потек через квартиру Сениных? Знакомые и незнакомые приходили, просили помочь. Стали ловить Павла на тренировках в спортзале, останавливали на улице, подсаживались в автобусе. Нежданно-негаданно он стал целителем.

Целителей, знахарей, ясновидящих у Сениных в роду не было. Правда, мама знала множество народных рецептов и могла вылечить от распространенных хворей – простуды, расстройства с желудка или, наоборот, запора, радикулита и прочего. Наверно, некоторые способы она изобретала сама. Павел вечно зарабатывал ушибы, синяки, травмы – без них не обходится спортивная жизнь, это изнанка спорта. Мать его лечила. День-два, и синяков и ссадин как ни бывало.

Так что Павел с детства близко был знаком с народной медициной. И часто она ему помогала. Однажды едет в битком набитом автобусе, держит на руках сына, и вдруг к нему обращается какая-то бабуля:

– Спина у тебя, сынок, вижу, болит…

И точно, спина болела у Сенина нестерпимо после очередной травмы. Он еле стоял и это, видимо, читалось на его лице.

– Болит, бабушка, – признал Павел.

– Пусть он, – показала старушка на Илью, – походит тебе по спине ножками.

Выходят вместе из автобуса, глядь – а ее нету. Словно растворилась в воздухе. Ладно. Пришли домой, Сенин лег на пол и сказал Илюше: топай! Он топает по спине, а Павел не чувствует – слишком легкий. Говорит жене: давай ты!

– Я же тебя раздавлю! – испугалась она.

– Ничего, ничего! Походи, ну, пожалуйста!

– Ну, смотри!..

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
3 из 6