Теку, или Испытывая жажду

– Мне не нужна помощь!

– Упрямый осел! А что ты тогда хочешь от меня?

– Что же мне делать?

– Принимай помощь от людей!

– Не выпьют ли они все соки из меня?

– С чего вдруг?

– Я могу принять только бескорыстную помощь.

– От людей ты такой не получишь. На обмене строятся отношения между людьми. Хорошенько себе это уясни!

Неподалеку от нас припарковалась машина с блатными номерами. Из машины вышел важный господин в строгом костюме. При виде его у Отца Игнатия расширились зрачки. Он встал и быстро пошел за важным господином, крича ему вдогонку.

Тот обернулся на крик и не сбавляя шага пошел дальше. Отец Игнатий пристроился в ногу с ним. К моему удивлению, важный господин первым начал разговор. Он что-то спрашивал – Отец Игнатий оживленно жестикулировал.

Я пошел за ними, держась позади. Они ушли с Крепостной Горы на проспект Карла Маркса, дважды перешли дорогу (пройдя по аллее «щук», в которую упирался Ермоловский бульвар), немного спустились вниз по проспекту, остановившись возле Администрации, но быстро ретировались, перейдя через дорогу обратно на бульвар – прямиком к ресторану, возле которого Отец Игнатий, придерживая дверь, пропустил важного господина. Заметив меня, Отец Игнатий тут же отвернулся и скрылся за дверью.

Так и не решившись войти, я пошел домой.

Мучила жажда. Я дошел до колонки, которые еще встречались в Старом городе то там то сям; нажал на рычаг. С жадностью приложившись к струе, я тут же выплюнул воду. Наверное, труба засорилась. Денег не осталось даже на бутылку воды, и я приуныло зашагал дальше. Ничего, дома напьюсь.

Конечно, он не виноват, что встретился тот господин. А раз встретился, то нужно подойти. Нет, они заранее условились встретиться, иначе бы Отец Игнатий не поперся за ним. И кто я такой? – А с тем у него общие дела… Да у него просто не было времени попрощаться со мной…

Вечером Отец Игнатий позвонил. Я сухо поздоровался с ним.

– Дуешься на меня что ли?

– Нет.

– А что такой кислый голос?

– Просто устал.

– Я хотел тебе сказать, что ты поступил некрасиво.

Я забеспокоился:

– В чем?

– Зачем ты пошел за мной? Ты не видел, что я отлучился по делу, а?

– Видел.

– Больше не делай так.

– Хорошо, извините.

– Ладно, мальчик мой, проехали. Я звоню тебе напомнить, что завтра ты едешь в Ипатово. Адрес скину тебе сейчас по эсэмэс.

– Хорошо.

– Там тебя уже ждут. Не волнуйся! Делай, что тебе говорят, и тогда ты пройдешь обряд! После увидимся.

Глава 3. Дом Крови

На часах десять. Я успел выспаться. Уже на полпути в Ипатово. Для домашних сочинил историю: устроился работать на почту, и меня командируют в отделения настраивать компьютеры… Сам устроился… Просто пошел и устроился по объявлению… Нормальная работа – все официально!

С раннего утра душно, мучает жажда. Дома я пил воду не переставая (ничего другое, даже чай, не лезло), но хватало ненадолго – так часто занимал туалет, что предки разнервничались. В итоге даже не стал брать в дорогу.

За окном мелькали одни поля: кукуруза, арбузы, подсолнух, пшеница, пшеница…

Над полями кружили орлы. Восхитительные птицы: сильные, гордые и зоркие, – они обладают теми качествами, что ты ценишь!

Один орел пикировал на землю. Когда он вновь поднялся в воздух, то в лапах держал змею. Как раз ЭТО ты не ценишь! Ты что – боишься смерти? Может и так – что с того?! Все ее боятся. Но тебе еще рано бояться или – самое время?

Наконец, автобус остановился на автостанции города Ипатово. Проехав (однообразно-жарко-хочется пить) через полгорода на местной маршрутке, я прибыл на место.

Сойдя с маршрутки на землю, я увидел истоптанный агитплакат «порок – за порог» и сразу почувствовал ЭТО: словно оказался на развалинах древней цивилизации. Мне хотелось верить, что от нее в нас осталось только хорошее, но эти развалины, вернее то, что среди них происходило, говорило о другом.

Скотобойня была окружена красной кирпичной стеной, местами порушенной (кое-где провалы были забарикадированы строительным мусором). Над стеной почти по всей длине проходила металлическая проволока. Интересно, проволока под током? Наверное, коровы перелазиют через забор…

Войдя на территорию, я увидел с пяток зданий, рассредоточенных так, чтобы не загораживать центральный постамент вождя. Все они, кроме административного (с выбитым молотом – серп куда-то делся), были полуразрушены. Раз – стекла окон потрескались. Два – от стен то и дело отшелушивается плитка. Три – окон нет. Четыре – стены давно почернели, на них то ли грязь, то ли засохшая кровь. Пять – бурьян покрывает разбитый асфальт. По двору бегают курицы – они тут, значит, держат птичку.

Кругом растут дубы; кажется, что в их густой тени невозможно свободно дышать. Тревога усиливается. Вот она – взрослая жизнь! Другая – безмятежная жизнь – осталась в детстве нежиться в лучах утреннего рассвета, когда не нужно было что-то решать и чего-то, кроме недовольства родителей, бояться.

На траве под дубом сидят двое мужиков. У них там что – бутылка? Вон третий идет к ним – из административки: брючки, белая рубашечка. Сейчас задаст им…

Даже не встали, рожи! Один протягивает бутылку. Административка берет бутылку, отхлебывает и отдает обратно. Хорошо пошла!

Донесся запах, слегка удушливый. Ага! Вон бабы спрятались, курят за углом – вижу их сквозь дыру в стене. Почему бабы всегда ныкаются? Ведь не хотят, чтобы мужики подумали, что они это делают намеренно: будто хотят, чтобы их дети пили отравленное молоко.

Мимо меня, устремляясь к компании под дубом, пролетел мужик. Он схватил за шкирку того, у кого сейчас была бутылка, и поволок по земле. Протащив сколько было сил, он пнул его два раза ногой и забрал булылку. «Ш-ш-с-ука!» – шикнул он. Административка развернулся и спокойно пошел к «своим», словно был не при делах. Второй, сидевший на траве (теперь первый), даже не шелохнулся. Драчун подошел к нему, попивая из булылки. Вроде успокоился. Спустя минуту к ним подполз третий – который пострадал. Передают пойло по кругу – помирились значит. Все таки нужен третий.

«Жрать хочется», – сказал Драчун. – «Шашлычка бы… Ну-ка, Вано, индюк ты этакий, отработай: иди куру поймай – вон ту, самую жирную!» – Ваня неуклюже привстал и не разгибаясь побежал на полусогнутых ногах куда-то совсем не за курицей. – «Куда?! Беги налево! Правее…»

Обойдя двор по периметру, чтобы не мешать мужикам, я пошел за здание, по виду самое запустевшее; затем вдоль стены через свалку из пластиковых бутылок. И тут я услышал женские стоны. Осторожно прошел дальше и нашел проход в здание. Смотрю: внутренние перегородки наполовину разбиты; несущие колонны еще стоят; дверей нет – видно, как коридоры уходят в полумрак (свет проникает через дырень в крыше). – Кап! Где-то сочится разбитая канализация.

Там, в полумраке, я разглядел парня и девушку. Опешив, я оступился и пнул попавшийся под ноги камень; с грохотом он полетел в расщелину, откуда многократно размножился эхом. Девушка закричала, я спешно ретировался и спрятался в малиновых кустах.

Как-будто из-под земли появилась баба, словно караулила до последнего. Парень тут же убежал. Девушка не успела подняться, как баба прижала ее к земле и принялась лупцевать: «Получай, бесстыжая, получай!» – Та кричала пуще прежнего, но будто бы не пыталась высвободиться. Затем баба села на землю и заплакала: видать, ее мать. Девушка оделась и пристроилась рядом с ней. Закурив, она протянула матери сигарету. Та затараторила:

– Ну что мне с тобою делать, а? В кого ты такая? Вот скажи мне хоть… Горе мне! Зачем я тебя только пристроила сюда! Пальцем на меня бабы тычут – хожу краснею. Только и делаю, что караулю тебя бесстытницу!

Пройдя тем же маршрутом, я вышел обратно во двор. Мать выгнала дочь за ворота; та стояла, прижавшись к ограде. Мужики сбились в свору.