Оценить:
 Рейтинг: 0

Приглашение на казнь (парафраз)

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25 >>
На страницу:
6 из 25
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Ах! ме-ме-ме… мя-мя-мя… это по растерянности… рассеянности… – замемекал адвокат, – извините, так, так как-то, как-то так получилось, перепутал, для частного употребления, – и провинившийся провинившуюся, сложив вчетверо, сунул в карман.

– Узнав из достоверного источника… – (пришлось начать сначала), начал сначала директор Родриг Иванович, – сбил меня этот Родион!.. – и снова пришлось начать сначала: – Узнав из достоверного источника, узнав, что нонче» или в некотором недалечье рушится – как хотите… как у кого! ваша судьба… Простите, но вы меня не слушаете, вы о чём-то здесь?..

Потом ничего нет! хоть тысячу раз пусть верхняя квартирантка, квартирантша (у неё муж квартирант) поливает цветы. Здесь можно обмануться (не обманываются ли так художники и поэты?), здесь можно принять дождь за журчанье воды в фонтане парка, а журчанье воды в фонтане парка за стекающие с балкона квартиранткины ручейки. Там, ни дождя, ни фонтана! Ни квартиранток…

– Ах, вы снова бормочете! Не понимаю, не понимаю! – взвился директор. – Здесь, там! Квартирант наш – (манкируя, имея в виду, известного бедненького м-сье Пьера, палача-квартиранта), – уже вот, вот-вот… восвояси… тю-тю… – (аparte в сторону за дверями, зло): – Не можешь, не брись!.. Не брись! Не брись… а будь ты неладна!.. он, видите ли, не делает зарубок! – И снова компаньонам, партнёрам по комедии: – И никакого дождя! Погода здесь ни при чём! я хотел только сказать, что мы узнали из достоверного источника… и выполняем… в нашей обязанности… pro, как говорится, bono publiko!

– Полиглот проклят… – донеслось, как показалось Цинциннату, из внутреннего кармана директорского сюртука. И действительно, Родриг Иванович прихлопнул, прикончив, таким образом, словцо, не дав ему закончиться окончанием – по лацкану ладошкой, по тому месту, где внутри находится внутренний карман с положенной в него рыжей бородой. И раздавив в себе снова, большим пальцем, как муху на стекле, справедливую обиду, обратился укоризненно к пауку: Да-а-а! Родион… – а потом к Цинциннату: – Я надеюсь, он вам ещё ничего? – и снова укоризненно и безнадёжно, но угрожая, но положа всё-таки правую руку на левую грудь (туда, где сердце – мол, всё-таки: клянусь!): – Ну что ж!.. – как будто он был не директор, а только ещё новый директор, вновь назначенный исполняющим обязанности, только испечённый, новообращённый, будто он был некий неофит, который привстав на колено, отдаёт последнее малюсенькое, оставшееся своё «я» и растворяется в безличном «мы», в общей величине, в общей величине картины, в общей величине картины мира. – Ну что ж!

Помолчим.

Помолчали.

– Видите ли! – вдруг снова раскрывая рот, вдруг раскрываясь, будто перочинный ножичек, оправдываясь, отделываясь от несправедливого обвинения, беря себя в руки, продолжил Родриг… не продолжал, а продолжил: – семья, жена, дочка в школе, содержание, балетные пачки, тапачки, туфельки, мать-старуха с одной стороны и другая с другой, тесть! – как это не понять?.. стол, как говорится, на десять персон! Ширма, шкаф со своим, все знают с каким своим, в зеркале, отражением, дед, бабка с остриженной, с белым бобриком головой, три кузины (впустили в этот раз), кошка nachher

задушенная…

Ах, вот оно что! Вот почему Родион не выдержал в этом эпизоде. Диомедон (задушил кошку) напомнил ему мартовскую удушливую пневмонию. Вот почему Родион, вместе с другим служителем унёс, крякнув, полулежащую(-лежавшую) Марфиньку.

– Noblesse, наконец, oblige! – окончательно взял себя в руки, расстроившийся было директор тюрьмы:

–Узник!

С экрана задёргался лицом и телом сурдопереводчик.

– В этот торжественный час…

Так, собственно говоря, дёргается тело и лицо любого сурдопереводчика.

– когда все взоры направлены на тебя, и судьи твои ликуют,

Сурдопереводчик был согласен и изо всех сил подмигивал и, подхекивая, пытался подсунуть Цинциннату согласие (Votum) с выступающим модератором, диктором (устар.), при этом простуженные его, Романа Виссарионовича глаза постоянно опускались и косили(-сь) на карман, как косят(-ся) и опускаются глаза карманного воришки, щипача, показывая подельнику как раз тот карман, в котором Цинциннат видел край вчетверо сложенной.

– когда все взоры направлены на тебя, и судьи твои ликуют, – интонировал, продолжая (продолжал, интонируя, как хотите), директор, – и ты готовишься к тем непроизвольным телодвижениям… – за-а-миночка, – простите, ещё раз: …когда все взоры направлены… к тем непроизвольным движениям… – какие же непроизвольные движения?.. но это же!.. это же не то! – директор тюрьмы схватился за… – это же… Не могу вспомнить… забббыл!.. не помню… это не актуальный вариант, – и тыча пальцем во всех и во всё: – Хорошо! Хорошо! Хорошо!

Хорошо, хорошо, хорошо! –

сказал поэт, до сих пор не появлявшийся у нас, -

А сам устал,

Не дослушал скрипкиной речи…

«Традиции употребления галлюциногенов»… ах да, это уже было… Надо было на три или на несколько разбить ту длинную сентенцию о традициях и вставлять по кусочку после каждого раза, когда сбиваешься с темпа. Теперь, каждый раз надо придумывать что-то.

– Ах, Роман Виссарионович, Роман Виссарионович, начнём, Роман Виссарионович, обойдёмся сегодня без вступительного слова. Мы вот тут принесли …

– Всё-таки – цирк! – думал один, а может и несколько, из присутствующих.

Пациентов питерских психбольниц будет лечить робот-тюлень!

– объявил шпрехшталмейстер, в галунах и с шамберьером в руке. А за ним, с неба (лучше из-под купола) вззвякнул звук лопнувшей струны – это был известный, сорвавшейся в шахтах, в Вишнёвом саде, бадьи, звук.

Правила поведения заключённого! – заспешил и, поэтому, налез на разыгравшуюся больную фантазию адвокат. – Мы вот тут принесли, – адвокат близоруко поморгал, и подчеркнул пальцем красный заголовок, громадный кегель, причудливо бросающейся в глаза гарнитуры, на всю страницу.

– Безусловно, большую роль сыграло ваше поведение на торжественном Party, – вставил директор.

1.Безусловно воспрещается покидать здание тюрьмы, – продолжал по памяти, пальцем по тексту, недавний сурдопереводчик… и замолчал вдруг (снова заморгал покрашенными в рыжее ресницами, будто он был не адвокат, а рыжий (опять «рыжий», все другие гримы и краски вышли что ли?), заморгал, будто он был не адвокат, а рыжий адвокат).

Произошла некоторая, снова, заминочка: сверялись с написанным, – покидать здание… не покидать…

Памятуя, что в каждом из нас есть второй (я так не думаю, я не думаю, что в каждом – я думаю, что, может быть, не в каждом), можно было бы сейчас наметить адвокатскую двойню…

– Дальше! Уважаемый, Роман Виссарионович! Читайте дальше по написанному! – накричал директор цирка на коллегу-циркача, адвоката цирка.

Адвокат изменился в лице, изменился лицом, поменял лицо на испуганное: «что-то не то сказал?» – перестал, перестал смотреть… отвернулся от Цинцинната, как оторвался (про хищника, который отрывается от куска мяса, потревоженный шумом вошедшего в львятник дрессировщика), и стал читать глазами по написанному:

1. Безусловно, не воспрещается покидать здание тюрьмы без согласования с администрацией. В скобках: согласование даётся, подвергая определённым испытаниям, без всяких задержек, учитывая поведение и отношение к узнику сотрудников. Список сотрудников прилагается в приложении.

Чушь какая-то! но Родриг Иванович, Родриг Иванович был доволен, был доволен: «Лично вдвоём придумали», – и всякими движениями всяких частей своего тела концентрировал внимание на каждом отдельном слове (согласование, дается, подвергая, испытаниям…), глазным же движением, контролировал произведённый эффект.

Но все молчали (такой был эффект), по крайней мере, внешне. Молча, страдал адвокат. Страдал тот, второй адвокат, Роман Виссарионович (по первому было незаметно), который существовал не в «выдуманном быту», а в глубине неровностей первого и складок, которыми был более или менее прочно (как и все, конечно) защищён. Прочно, но надо было всё время быть настороже: складки не должны были разойтись и неровность не должна была разравняться… быть внимательным, не давать складке и неровности

… страдал… Да, он настаивал, добивался, ломал, как говорят, перья, или копья, кому как больше нравится, и это соответствовало его назначению советника и заступника. Редко получалось. Общество развивалось в сторону милосердия, к сожалению… минуточку! или милосердия к сожалению? Ещё раз: Общество развивалось в сторону милосердия к сожалению. Разница снова в одну запятую. Обло, как сказал бы поэт, (да он и сказал). С другой стороны… девять, десять, одиннадцать… в одиннадцать лет Ромка уже не любил людей. Не любил и всё! С тех пор уже, завёлся в складках, ещё детских, может кто-то посчитает, правильнее – отроческих – такой вот, обиженный на весь человеческий род, защитник человеческого рода.

Что же такое человеконенавистничество? Misantropia? Есть ли такое? Можно ли обзывать словом то, чего нет?

«То, что не названо, – не существует».

А что названо, существует? Например: «Небытие»?

Существует – это не то же самое, что Несуществует.Существующее существует. Значит, Несуществующее не существует. А если существует Несуществующее, то, тогда не существует Существующее.

Однако, во всяком случае, невозможно, чтобы одно и то же было и существующим и несуществующим» – сказал мракобесливый лекарь, доктор, греческий философ (биографических, библиографических сведений и других, каких либо сведений о нём практически нет).

Или это метафора, обобщение своего рода, поэтическое баловство? Разве это человеконенавистничество – когда в узилище поджаривают узника, «ржавые крючки, необточенные серые каменные молотки для ударов»? или, когда душитель душит свою жертву? или когда уродуют преступника, зарезавшего ребёнка или чужую свинью? когда пишут романы (смешно), прочитав которые девушки с юношами прыгают с моста в реку?

– В домашних условиях, – говорят, – цены ему нет! – (душителю).

Нет, это не человеконенавистничество! В каждом из таких случаев есть причина: от страха, от голода, чтоб пропитать жену, в конце концов, чтоб славу обрести… тапачки вот, было уже сказано, пачки, туфельки, как кому больше нравится; для этого: поджаривать, душить, резать, пилить и переиначивать чужие биографии… ни палач, ни…

Минуточку!

Наш палач, м-сье Палач родился от шлюхи. А что, кто-то выбирает от кого родиться?

Минуточку!

Шлюх (словарь предлагает: шлих, шлях, шлю, шлюз и плюх; такое впечатление, что он не знает слова шлюх(а)), так вот шлюх не существует нескольких тысяч видов, и нескольких десятков видов не существует и даже нескольких видов не существует. Шлюха – и есть шлюха! Это как дыра и дырка: дыра, сколько ты не называй её дыркой, всё равно дыра, а гармонь, как ты её не называй гармоникой, всё равно гармошка… как гардероб и вешалка или как чуть-чуть и еле-еле. И пусть умники напридумывали: «сидящие у храма», «стоящие при дороге», «мерзкие твари», «крошки-бабочки» и «птички»… путаны и prostasai, и prostibulum, и quaestuosa… а вот ещё, смешное: Pulci lavoratrici, что в переводе: дрессированные блохи, petites soeurs (сестрёнки) – про тех, которые трутся друг о друга во время всяких сафистических солнцеворотов; а это: sfoglia la rosa – красиво, но шлюшка же.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25 >>
На страницу:
6 из 25

Другие электронные книги автора Евгений Юрьевич Угрюмов