Девочка и пёс

Оружейник посмотрел на Цыса. Тот кивнул и Телум, сняв плащ, полез в бочку. Забравшись внутрь, он кое-как развернулся и улегся на спину, согнув ноги в коленях. Цыс передал ему свернутый плащ и оружейник устроил его у себя под головой.

– Чтобы ни случилось ни звука, – предупредил Цыс. – Выбьешь крышку, только когда дам знак.

Телум, не отрывая взгляда от маячившего в полукруглом просвете за его коленками плоховыбритого лица напарника, коротко кивнул. Ему было очень не по себе. Так или иначе, час, а может и больше, ему придется провести в тесном деревянном ящике, в полной тьме, и без движения.

– Не волнуйся, – сказал Цыс. – Лежи себе, отдыхай. Воздух сюда проходит свободно. Так что бояться тебе нечего. Кроме своих мыслей. Думай о чем-нибудь постороннем. Составляй меню праздничного ужина. Или карту тела своей жены. Постарайся расслабиться.

Цыс нагнулся и поднял деревянную крышку.

– В следующий раз когда ты увидишь небо, ты будешь уже далеко за городом, – сказал он.

Телум слабо улыбнулся в ответ и положил голову на импровизированную подушку из плаща.

Цыс вставил в окружность бочки днище, ручкой вовнутрь, и тремя сильными ударами заколотил его. После чего взобрался на козлы и взял поводья. Умной лошади было достаточно одного легкого шлепка, чтобы тронуться в путь. Повозка заскрипела и пришла в движение. Цыс поправил жилет, чтобы он прикрывал нож на поясе.

Из города вело четыре пути: Северные ворота, расположенные на северо-востоке столицы, Королевские ворота на северо-западе, Малые или Торговые ворота на востоке и Портовые ворота на юге. Часовая развилка находилась на северо-северо-западе от Аканурана и самый удобный путь к ней лежал из Королевских ворот. Но о них думать не приходилось, ибо они предназначались для высшей знати и судейских. Путь через Торговые или Портовые ворота предполагал слишком большой крюк, к тому же у Торговых ворот всегда было большое скопление народу и целые караваны повозок, направляющихся как в город так и из него и ожидание проезда могло затянуться на пару часов. Так что оставалась только дорога на север. Правда у Цыса все же имелись сомнения насчет того что это лучший путь. Северные ворота охранялись гораздо тщательней остальных и проверки там были более дотошными и изнурительными. И кроме того, люди Золы чувствовали себя там очень вольготно, в отличии от портового района где хозяйничали синие, банда Раника. Таким образом, путь через южные ворота казался более безопасным. Но слишком уж большой пришлось бы делать крюк. Особенно если принять во внимание, что отправная точка путешествия уже располагалась в северной части Аканурана. Так что, хорошенько поразмыслив, Цыс все же остановился на северном пути. Сейчас ему главное выбраться из Резных кварталов, жутких трущоб в северо-западной части города. Этот бедный рабочий район назвали Резным потому что первые деревянные дома, построенные здесь выходцами из Тагунской долины, были изукрашены искусной резьбой. Тагуны славились этим умением и с любовью и удовольствием покрывали свои избы удивительными узорами. Но теперь это было давно в прошлом. Домов, из-за которых район получил свое название, почти не осталось, и сейчас мрачно говорили что имя кварталов связано с вырезанием людей, а не веселых рисунков на ставнях. В целом Цыс чувствовал себя здесь вполне уверенно, ибо, как он говорил Телуму, это место замечательно тем, что никто не сует нос в чужие дела. Но все же здесь ошивалось столько всякого сброда, образовавшегося как накипь на бедняках и нищих, живущих в этом районе, что конечно нужно было быть готовым ко всему. Многие с интересом поглядывали на возницу и его груз, но Цыс, нацепив маску туповатого равнодушного работяги, не обращал на это никакого внимания. Лишь раз какой-то шустрый малый из компания веселых молодчиков, вольготно расположившихся на крыльце одного из многочисленных местных кабаков, обратился к нему напрямую.

– Эй, пузатый, – крикнул он, – че в бочке везешь?

– Казну Его Королевского Величества, – хмуро ответил Цыс, даже не повернув головы.

В компании засмеялись и повозка спокойно проследовала дальше. Цыса вполне устраивала его пузатость и он ничуть не обиделся. Особенно если принять во внимания, что она была полностью фальшивой. Он всегда старался хоть как-то менять свою внешность, когда исполнял подобные поручения. На этот раз он заложил за щеки ватные шарики, что довольно сильно изменило черты его лица, наклеил себе густые мохнатые брови и прицепил себе на живот весьма объемную подкладку сделанную из нескольких слоев плотной кожи и для надежности притянутой несколькими ремнями. Он всегда чувствовал себя гораздо увереннее в маскировке.

Вывернув на улочку, ведущую к громадной Рыночной площади, Цыс почувствовал облегчение и понял, как он все-таки был напряжен, пока перемещался по Резным кварталам. Рынок конечно тоже был не самым безопасным местом в городе, учитывая царящую здесь суматоху и толкотню, но все же здесь уже дежурили патрули из золотого корпуса городской стражи. Золотым его называли потому что городские стражники считались самыми жадными и беспринципными взяточниками во всем королевстве, их неумная алчность уже давно стала притчей во языцех. Но тем не менее вид упитанных розовощеких констеблей в серых мундирах и черных шлемах внушал большинству граждан чувство уверенности в своей безопасности. Констебли были самым низшим офицерским чином в Корпусе городской стражи и обычно патруль состоял из одного констебля и двух рядовых стражников. Троица чинно дефилировала по вверенной ей территории, свысока оглядывая прохожих и возничих. У каждого констебля на груди висел свисток, чтобы в ситуациях, где сил троих стражей было недостаточно, пронзительным свистом созывать другие патрули. Поэтому в народе их так и называли: свистуны. На что сами констебли очень обижались и упоминать это прозвище в их присутствии было крайне неблагоразумно.

Цыс объехал Рыночную площадь по краю. Хотя дорога напрямую через рынок была короче, но продираться сквозь толпу торговцев и покупателей было весьма затруднительно и сопровождалось большим напряжением нервов и голосовых связок.

Теперь он двигался по цивилизованной части города и сейчас ему нужно было следить за тем чтобы не стать помехой для экипажа какого-нибудь высокопоставленного чиновника или знатного вельможи. И уж тем более, ни в коем случае не помешать каким бы то ни было образом славным представителям Судебной Палаты в отправлении их нелегких обязанностей. Иначе его путешествие запросто могло закончиться в тесной камере какого-нибудь Свода, где он будет сидеть с разбитой физиономией и без зубов, терпеливо ожидая пока кто-нибудь о нем вспомнит. Впрочем, к счастью, большинство экипажей, встреченных им, управлялось вполне адекватными людьми, которые, видя медлительную неуклюжую повозку, просто объезжали ее стороной, хотя Цыс конечно пытался проявить расторопность и убраться в сторону. Но делал он это скорей чтобы показать уважение богато изукрашенным каретам, чем чтобы действительно освободить путь, понимая, что большинство пассажиров этих экипажей будет вполне удовлетворено таким знаком покорности и подчинения.

Он свернул на улицу носящую имя Карнавальная. Это был широкий прямой проспект ведущий от Внутреннего города к Северным воротам. Здесь всегда было многолюдно и оживленно. На Карнавальной располагались главные магазины, рестораны и гостиницы города. Так как она упиралась непосредственно в главные городские ворота на ней всегда в светлое время суток было полно карет, повозок, телег, колясок, фургонов и прочих устройств на колесах. Люди въезжали и выезжали из города, привозили и увозили товары, и все они конечно спешили. Городские ворота закрывались в девять часов и открывались в шесть и за этот промежуток времени жителям громадного мегаполиса и его окрестностей необходимо было успеть переделать сотни дел связанных с перемещением из города и в город. Все это также осложнялось круглосуточными действиями специального привратницкого батальона, входящего в состав Корпуса городской стражи. Солдаты призваны были следить за тем кто входит внутрь Аканурана и теми кто покидает его. В первую очередь они оберегали город от любой попытки вооруженного вторжения. Во вторую очередь они высматривали объявленных в розыск преступников, чьи описания и даже портреты имелись в каждой стражницкой. В третью очередь они следили за тем чтобы в город не проникли нежелательные личности, под коими в разное время понимался разный круг лиц, устанавливаемый Судебной Палатой. Обычно сюда попадали бродяги всех мастей, наркоторговцы, нищие, проститутки и воры. Однако, с мрачной улыбкой думал Цыс, судя по количеству всех вышеназванных лиц в Акануране, можно было смело предположить, что привратницкая гвардия абсолютно не способна отделять зерна от плевел. Или по каким–то своим причинам не желает этого делать надлежащим образом. Хотя, конечно, Цыс понимал, что это сложная задача, а в большинстве случаев и просто невыполнимая. Ни у кого ведь на лбу не написано что он вор или проститутка, но с другой стороны ушлые и умудренные стражники в течении недолгой беседы вполне были способны определить что за человек стоит перед ними. И они обладали абсолютным правом развернуть нежелательную для города личность на 180 градусов и придав ей ускорение чувствительным ударом пониже спины, отправить ее восвояси. Обычно нежелательные личности не возмущались. Над воротами, в специальных крытых галереях скрывались хмурые хаокшитские лучники, чьи длинные черные стрелы могли пригвоздить к земле любого недовольного в считанные секунды. Стоило наземным стражам подать знак и над головами людей начинали скрипеть натягиваемые тетивы, возвещая скорый смертельный полет стрел. Самой главной задачей стражи было уберечь город от любого вторжения и потому при любом подозрении на оное они могли отдать приказ стрелять. Хаокшиты никогда не медлили и действовали так стремительно, что рука стражника еще не успевала опуститься вниз, подавая знак, а вокруг уже свистели стрелы. В общем, те, кого не пустили в город, предпочитали высказывать свое недовольство лишь отойдя на порядочное расстояние от ворот. В четвертых стражники должны были следить за ввозимым и вывозимым товаром. Список запрещенных к ввозу или вывозу предметов также постоянно менялся. Список опять же составлялся Судебной Палатой, но тут затрагивалось столько торговых денежных интересов и процветала такая коррупция и интриганство, что по большому счету нельзя было с уверенностью сказать кто составлял этот список и из каких соображений исходили его составители. Список часто менялся. То запрещали к ввозу кантройские ткани, красители которых якобы ядовиты для человека. То лагошскую древесину, ибо вместе в ней в город якобы проникали зловредные «сердитые» жучки, которые разъедали мебель и при этом издавали противное сердитое жужжание. Вообще всяких опасных насекомых частенько использовали как причину для того или иного запрета. Это было весьма удобно. Под предлогом разносящих болезни кровососущих тварей в свое время запрещали шерсть из Туила, меха из Сайбуры, идинские специи и даже валуны из Сладонской каменоломни, для всех правда осталось загадкой где именно скрывались мерзкие насекомые в последнем случае, но все знали что хозяин каменоломни крупно повздорил с маршалом Тофером, чьим близким другом был генерал Онинг – командир Корпуса городской стражи. Неизменным оставался лишь пункт про наркотики, основная масса которых прибывала из Кирма. Что касается вывоза, то тут большей частью стражников заставляли искать различные украденные ценные реликвии королевского двора и Церкви. Впрочем, в большинстве случаев осмотр был крайне поверхностным или его не было вообще. И это было разумно, ибо в противном случае, поток через ворота просто замер бы. Три десятка стражников были конечно не в состоянии досконально осмотреть и прощупать всех людей и весь груз проходивший через ворота. Однако иногда они устраивали детальный обыск, выбирая жертву по каким-то только им ведомым соображениям.

Так или иначе, подъезжая к воротам, Цыс понимал что это самый сложный участок его пути. Он аккуратно пристроился в очередь тех, кто желал покинуть город, встав за телегой с шумной семьей черноволосых черноглазых адаров, одетых в пестрые рубахи и разноцветные платки и шали.

Близился вечер и народу у ворот было уже немало. Цыс быстро вычислил троих подозрительных бездельников с зелеными метками. Они стояли недалеко от большой жаровни, на которой некий предприимчивый бородатый субъект в грязно-сером халате готовил шашлыки. Поблизости слонялась пара облезлых бездомных псов и тут же, в пыли, сидело двое чумазых детей и играли в камешки. Цыс предположил, что дети были родственниками бородатого шашлычника. Трое парней весело переговаривались и как будто ждали когда приготовятся сочные кусочки мяса на металлических шампурах. Но у двоих из них Цыс разглядел зеленые веревочки на левом запястье, а у третьего тулья широкополой шляпы, в данный момент откинутой за спину, была обернута зеленой же ленточкой. Совпадение? Цыс заметил, что время от времени парни бросают цепкие внимательные взгляды на проходящих или проезжающих мимо людей. Нет, он не верил в совпадение и нисколько не сомневался, что под кожаными куртками молодчиков скрываются ножи и может быть даже пара ножей на каждого.

Очередь двигалась медленно, но все-таки двигалась. Лейтенант и двое рядовых стражников внимательно оглядывали тех кто желал покинуть город. Еще пятеро стражников в серых одеяниях бродили поблизости, не занимая никакого определенного места и находясь как бы повсюду. Снаружи, за городскими стенами находилось еще восемь солдат, чьей задачей было проверять тех кто двигался в обратном направлении, то есть в город. Впрочем ближе к вечеру этот поток практически иссякал и работы у внешней стражи практически не было. Но свой пост никто не смел покидать. Служба в Привратницком батальоне считалось невероятно ответственной и почетной и оплачивалась соответственно по гораздо более высоким ставкам, чем в обычных армейских частях. Специальные инспектора из Судебной Палаты контролировали и оценивали работу батальона, доходя до того, что они переодевались обычными путниками и ходили туда-сюда через ворота, чтобы лично наблюдать работу стражников. Впрочем Цыс считал это выдумками. Судейские, по его мнению, были слишком ленивы для этого. Хватало и того, что солдаты прекрасно знали, упусти они что-нибудь важное и если это докажут, им непременно болтаться на крюках в Доме Ронга.

К лейтенанту и двум стражникам приблизилась длинная телега с адарской семьей. Молодой лейтенант поднял правую руку и повозка остановилась. Адары стихли и внимательно следили за стражниками. Лейтенант подошел к краю телеги, равнодушно всматриваясь в ее пассажиров. Те с каменными лицами отводили глаза в сторону. Двое других стражников приблизились к крупу левой лошади и также равнодушно разглядывали возничего, темного большеглазого большеносого мужчину лет тридцати с черными курчавыми волосами. При этом их правые ладони лежали на рукоятях мечей, как будто они собирались вот-вот броситься вперед и изрубить адара на куски.

Молодой офицер приподнял тяжелый холст, прикрывавший груз в телеге.

– Что в мешках? – Спросил он.

– Зерно, – ответила одна из женщин, та что была помоложе.

Лейтенант поглядел на нее, словно ждал дальнейших объяснений. Однако никаких объяснений не воспоследовало.

– Что за зерно? – Медленно проговорил привратницкий воин.

Адарка чуть заметно пожала плечами и, поправив свою красочную шаль, ответила:

– Ячмень.

– Где брали?

– На рынке, – все также нехотя проговорила молодая женщина.

– У кого именно? – Настойчиво потребовал лейтенант.

– А он забыл имя себе на лбу написать, – дерзко ответила адарка и наконец посмотрела занудному лейтенанту прямо в глаза. Однако тот ничуть не смутился и насмешливо сказал:

– А даже если бы и написал, тебе бы это как помогло? Ты же неграмотная как дикий козёл с Алуанских гор.

Темные глаза молодой адарки сверкнули черным огнем, но она ничего не сказала. Она прекрасно знала, что акануранцы не любят ее народ, считая их колдунами и ворами, и здесь, сейчас, все были против них, и солдаты, и болтающиеся поблизости обычные горожане.

Лейтенант откинул холст в сторону, набросив его, то ли случайно, то ли намеренно, на длинную темно-синюю юбку дерзкой адарки, быстро вытащил кинжал и вспорол один из мешков. Из образовавшегося разреза хлынули светло-коричневые ячменные зерна.

– Что ж ты делаешь, золотарь проклятый, – заголосила пожилая женщина, сидевшая спиной к спине с возницей, который в следующий момент резко обернулся, чтобы узнать причину ее вопля.

– Да что же это такое, тут же за каждое зернышко горбатишься, – продолжала возмущаться старая адарка. – Что ж, ты нелюдь бездушный, творишь?! Ну возьми, развяжи мешок по человечий и суй туда свою носяру сколько влезет. Резать то зачем? Али совсем тямы нет?

– Завыла сука черножопая, – со злобной насмешкой прокомментировал происходящее один из трех парней, которых Цыс причислил к подручным Золы. Сказал он это намеренно громко, нисколько, по-видимому, не опасаясь быть услышанным адарами.

Черноволосый мужчина, правивший телегой, грозно посмотрел в сторону насмешника. Но на того это не произвело никакого впечатления и он с вызовом крикнул:

– Что, курчавый, уставился? Сказать что-нибудь хочешь?

Адар ничего не ответил, кажется он прекрасно понимал с кем имеет дело. Он отвернулся и каменным взглядом вперился перед собой.

Лейтенант с легкой насмешкой поглядел на молодую женщину в синей юбке, словно бы полный приятных щекочущих ощущений власти и силы. Адарка сидела, опустив глаза.

– Да ладно, красавица, не расстраивайся, – неожиданно весело и добродушно сказал он. – Ведь неравенства Белла нарушаются и значит всё обретает значение лишь только когда мы смотрим на это. Так что просто не смотри и забудь.

Девушка с недоумением поглядела на него. Он улыбнулся ей.

– Пропускай, – громко приказал лейтенант, вернул кинжал в ножны и сделал Цысу знак приблизиться. Тот слегка шлепнул послушную лошадку и та медленно тронулась вперед.

Цыс натянул поводья, когда круп его лошади поравнялся с лейтенантом. Грозный хранитель городских ворот внимательно посмотрел на очередного возничего. Последний ответил ему тем же, хотя и понимал, что это не совсем подходящее поведение, но ему было очень любопытно с кем он имеет дело. Лейтенант выглядел достаточно молодо, лет 26-27. У него было очень бледное лицо с проступающими голубыми жилками на висках и лбу и кроме того какие-то синюшные тонкие губы. В его карих глазах горел насмешливый озорной огонек.

– Что в бочке? – задал он стандартный вопрос.

– Вино, – спокойно ответил Цыс, чувствуя как внутри живота растет напряжение. Наступил решающий акт сегодняшней пьесы.

Лейтенант оглядел громадную бочку.

– А куда тебе столько вина? Ты конечно дядька внушительный, да думаю все равно не потянешь.

– Я же не себе. Это вино моего хозяина.