Занимательное артуроведение

– А кстати! – как всегда некстати вмешался любезный Причард. – Вот я слышал, что в Камелоте самый главный волшебник – Мерлин. Вы ему не родственник, случайно?

– Случайно не родственник, – хмуро ответил старик. – Случайно это я сам.

– Так ты же говорил… Э-э-э…

– Ну да, Мерин. Я тут поколдовал неудачно, вот буква «Л"* и затерялась. Мне теперь этих букв знаешь, сколько надо? А, куда тебе, – и Мерин махнул рукой. Мне стало немного стыдно за своего оруженосца.

*Латинская буква «Л» – обозначение фунта стерлингов. Почему не «Ф» и не «С» – объяснение очень длинное, зато нудное, и приводить его здесь мы не будем. – Прим. авт.

– А что же ты, такой могучий волшебник, от такого мелкого дракотика отколдоваться не смог?

– Возвращаясь к вышесказанному, – оборвал волшебник и посуровел. – Позолоти ручку!

Кончик его колпака на петельках откинулся в сторону, обнажая прорезь в колпаке, как в копилке.

Прич поглядел на меня, потом на Матильду, понял, что ему не отвертеться, вздохнул, вынул из кармана монетку и кинул ее в прорезь. Колпак мелодично заиграл: «Ах, мой милый Августин!», а колдун заметно повеселел.

– А потому…

– Стоп!

– Кто это сказал? – с раздражением спросил Мерин.

– Я! – крикнул Штуша. – Я забыл, какой был вопрос!

– Позолоти.

– Рад бы, да нечем, – развел лапами Кутя. – Седло – и то не мое.

– А на желание! – торговался старик. – Если скажу, потом желание выполнишь!

– Трудное небось?

– Какое получится. Да не бойся, ничего страшного, так, что-нибудь по хозяйственной части…

– Давай соглашайся, – дернула Штушу за хвост Тильда. – «Августина» охота послушать!

Кутя кивнул, мы прослушали музыкальное сопровождение, и старец торжественно сказал:

– Как и было оговорено, сперва вопрос: «А что же ты, такой могучий волшебник, от такого мелкого дракотика отколдоваться не мог?». Теперь ответ. Как раз из-за этой поганой буквы «Л». Вместе с ней у меня улетучилось энное количество волшебной силы.

– Какое количество? – опять вмешался Кутя. Мерин молча показал на колпак. Штуш зажал себе рот лапами и отступил.

– И теперь мое могущество прямо пропорционально вот этому, – закончил отвечать колдун и потряс головой. В колпаке зазвенело.

– А я слышал, что у волшебников вся сила в посохе, – робко сказал я.

– В общем-то, вся сила – в волшебном порошке, – строго заметил Мерин. – С его помощью можно разнести любых врагов, и тогда проблем не будет. Но вот остальная сила – в заклятьях. А посох… Враки.

Он с кряхтеньем взобрался на посох, и тот, закряхтев не хуже Мерина, полетел по дороге. Мы пришпорили лошадей и Штушу и еле нагнали его возле моста через речку. Переправившись, некоторое время мы ехали в молчании. Потом наш нежданный попутчик неожиданно завел заунывную песню.

– О-он зарезал сам себя-а! – нудел он. – Ве-я-селый разгово-ор!

– Почему веселый? – не удержалась Матильда. – Зарезал же! Убийство!

– Позолоти ручку! – хитро подмигнул Мерин.

На «веселый разговор» лишних денег не было, и вопрос так и остался открытым. Волшебник же не унимался. Далее из его вокализов мы узнали, что «в одной эскадрилье служили друзья», «тяжелым басом гремит фугас», «лыжи у печки стоят» и что «здесь вам не равнина, здесь климат иной». На наши наводящие вопросы он отвечал только скабрезным подмигиваньем и своим вечным «позолоти ручку». Некоторое время мы развлекались тем, что выдавали свои варианты слов «фугас», «эскадрилья» и «Домбай». Меня же больше всего зацепила загадочная «страховка», на которую Мерин призывал молиться. Сплюнув, на всякий случай, через левое плечо, я пришпорил Вадика и проехал вперед, где и продолжил путешествие. Но и здесь до меня долетали вопли Причарда, который, на пару с Мерином, надсадно потягивал: «Како-ое нам дело до все-ех до вас! А ва-ам – до ме-ня-а-а!!!».

Посовещавшись с Тильдой, мы выделили, наконец, Мерину небольшую сумму в обмен на то, чтобы он какое-то время не пел, а заодно и рассказал нам все про «страховку». Однако из его объяснений лично я не понял ничего, кроме того, что «у этого термина есть два, абсолютно разных значения, кои сейчас вам и будут изложены в надлежащем порядке»

– Да за эти деньги, – кипятилась Матильда, – он нам и про «эскадрилью» с «лыжами» объяснить должен!

Но Мерин разводил руками, намекал на какие-то «тарифы» и «расценки», после чего пришел в совсем хорошее расположение духа и выдал следующую порцию народного творчества, звучащую чем-то вроде: «Гнусь болотная, притопали старатели, все болота, все ручьи перелопатили!».

– Зря он про гнусь, – поделился сомнениями Кутя. – Ее хоть и не видели в этих местах лет уж так двести, а все-таки…

В это время мы как раз подошли к очередной развилке. Три дороги змеились в разные стороны, дразня каждая своим удобством. Одна была мощеной желтым кирпичом, вторая шла по открытому месту, на солнышке, в конце же третьей заманчиво блестело приятное озерцо.

– Никакой развилки здесь быть не должно, – сказал я.

– А что должно?

– Вон у Прича спроси, он с Хруней ездил. И с папой, кстати.

– Да, – нервно сказал «саблезубый» оруженосец. – Неделю едем лесом, потом пойдут уже логрские деревни, а там и до Камелота недалеко. Никаких развилок здесь никогда не было.

– Да и лес какой-то не лесной, – кивнула Тиль. – Дремучий слишком. В глущобу путь его лежит до дерева Тум-Тум.

– Это не здесь, – отозвался вдруг Мерин. – Это в восточной части. А мы – на западе.

– Что делать-то будем, господа и дамы, а также непонятные существа? – спросил я.

– Можно вернуться! – бодро предложил Прич.

– Можно кинуть монетку, – дал идею волшебник. – Только у меня лишних нет.

– А можно еще прочитать то, что написано на камне, – подал голос Штуша.

Действительно, на развилке полулежала вросшая в землю замшелая каменная плита. Надписи на ней были вырублены на незнакомом языке. Да еще и рунами. Я приуныл.

– Можешь? – спросил я у Мерина.

– Могу. Позолотишь?

– Позолочу.

Я кинул в колпак несколько монет и с удовольствием слушал мелодию, пока старик, тряся бородой, разбирал надпись.