Зловещий Сэм не остановился и на этом – вскоре после справки, что дедушка – вовсе не дедушка, а бабушка двоюродного брата дяди шурина сестры того самого человека, который стрелял в Рональда Рейгана, в Кенсе не осталось практически никого, кто, проходя бы мимо деда, не бросил бы ему в лицо гневное слово: «Убийца!». Ну или хотя бы бумажку от мороженого.
Разъяренный дедушка, поощряемый внуком (единственным, кто ни на минуту не усомнился в его подлинности), просто взял – и уехал из Англии, и, чтобы доказать, что он просто не мог дурацки погибнуть в каких-то пяти войнах, решил всласть повоевать и подтвердить свою реальность геройскими подвигами.
Он был в Афганистане, где вызвал на поединок Рэмбо и уделал его в сосиску, он сражался в Никарагуа, он временно помирил арабов с евреями, научив их играть в стуколку, он участвовал в «Буре в пустыне» и посвятил свои действия в Персидском заливе «самому великому персу после Ибн-Сины – Фредди Меркури» (к слову сказать, Фредди тоже не верил в подлинность деда, но тщательно это скрывал – мало ли, как все обернется…).
Когда же вести с полей сражений стали доходить до Кенсингтона, жители района в праведном гневе учинили повальный обыск у гадкого сплетника Джонса. Возглавлял его сам Ринго! У дяди Боуи обнаружили целую подпольную фабрику поддельных бланков, штампов и печатей. Джонса-ст. тут же публично макнули в Серпентайн, да там и оставили под присмотром Харрисона, а сами ринулись на почту посылать дедушке телеграмму пронзительного содержания: «Вернись деда нам скушно!!!».
Весьма польщенный дедушка дал согласие на возврат. Возвращение Блудного Деда проходило весьма торжественно и праздновалось кенсами на два дня дольше, чем развод Брайана. Дедушка под марш, исполняемый лучшими людьми города на дудках-сопилках, въехал в город на белом верблюде. Поверженный дядя Сэм, ради такого случая выпущенный из Серпентайна, полз впереди на карачках, обметал кисточкой пыль с копыт верблюда и посыпал дорогу лепестками роз.
На следующий же день дедушка был единогласно избран председателем Великой Хартии Кенсингтонцев. Просьба не путать эту Хартию с Хартией Вольностей, английским историческим документом! Великий всевед Боуи расшифровал слово «хартия» как «хулиганская партия», и, учитывая состав Великой Хартии, он попал в десятку. Помимо Боуи, в десятку входили такие столпы общества, как Элтон Джон, Фил Коллинз, Ринго Старр, Джордж Харрисон, Джон Кокер, Питер Габриэл, мама Тейлора, бабка Дикона и Фредди Меркури.
Все проголосовали «за» при одном воздержавшемся. Воздержался дядя Боуи, Сэм Джонс – он сам метил в кресло Председателя, и теперь, весь в пыли и лепестках, сидел за самым последним столом, слова не брал и мрачно чесался – его одолевали верблюжьи блохи.
P.S. Председатель Великой Хартии Кенсингтона Боб Харрисон в первый же день правления издал указ, чтобы дни рождения хартийцев отныне считались праздничными, и в эти дни никто не должен работать, а только веселиться. Также днями национального траура стали впоследствии считаться даты кончины Фредди и бабушки Дикона. Фредди посмертно отказал свое место в хартии своему папе Боми, который отказался от него в пользу Брайана, который продал его Мику Джаггеру за бессменное членство в рядах Общества Свиноедов-Любителей, и стал впоследствии его Председателем, мучаясь печенью нещадно.
P.P.S. Дядя Сэм не мог отчиститься еще год и три месяца и ходил весь в белой пыли, как паяц. Правда. через указанный срок он вдрызг разругался с племянничком, и тот выколотил из него всю дурь вместе с пылью. Так что все закончилось мирно.
/ – картинка №80 – / ВДАРИМ ПО ЧАЙНИКУ, или ВИВАТ ЭЛТОНУ ДЖОНУ! /
Однажды в Кенсингтоне случилось удивительное. Хотя начиналось все как обычно. Обычный торговый день на рынке. Вон Дэвид Боуи орет на слушателей, вдалбливая в их тупые башки смысл слова «эмпириокритицизм». Чу! Слышите стук машинки? Это Элтон вовсю печатает передовицу в новый номер «Ежедневного Ура». А вот и Фредди – видите, с блокнотом, строчит во всю ивановскую! Он записывает ругательства Коллинза, дабы донести жене последнего о двуличной и лживой натуре, с которой ей приходится сосуществовать – Коллинз был недавно избран почетным Несквернословом района. Отчего же ругается Фил? Оттого, что кто-то (сиречь Фредди) сыпанул в чан с «Двойным» горсть рыжих муравьев вкупе с двумя парами своих старых стелек. И разве не слышатся вам пронзительные клики: «Астроляяяябия! Кому астроляяяябиююю?!!». Конечно же, наш старый добрый Брайан Гарольдыч решил отделаться от этой мерзкой вещи, которой к тому же ему никак не удается найти применение, кроме как использовать в качестве грузика для квашения капусты.
В общем, обычное дело, согласитесь? Все, как всегда. И ВДРУГ!
В огромные бревенчатые ворота рынка вошла невиданная процессия! Впереди вышагивал Очень серьезный и деловой Мик Джаггер. Он волок за собой Джеймса Хетфилда с тележкой, стонущей под тяжестью огромного печатного станка. За ними плелся Кит Ричардс с тремя коробками, на которых огромными кривыми буквами было выведено соответственно «Шрифты», «Штифты» и «Гранки».
Далее в ряд следовали Билл Уаймен, Чарли Уотс и Рон Вуд, тащившие, как бурлаки, за собой на веревках различную утварь и предметы мебели. За Вудом на коленках полз Род Стюарт и с плачем умолял его вернуться в родную группу «Faces», которая, правда, распалась еще в 1974 году. За Стюартом же в тех же позах ползли Стинг и Брайан Адамс и упрашивали его не унижаться перед этим клюворылым.
Замыкал шествие Мышонок Мортен, норвежец, несправедливо принимаемый в Кенсингтоне за шведа. Он торжественно нес на вытянутых руках несколько пицц.
Вся церемония прошествовала в керосиновую лавочку, бывшую собственность Элтона Джона, который как-то в момент безденежья продал ее братьям Гибб из «Bee Gees», которые, в свою очередь, перепродали ее бородачам из «ZZ Top», а те, ясное дело, не замедлили загнать ее Мику Джаггеру за столь смехотворную сумму, что Джаггер неделю потом не мог вправить челюсть. А дело было в том, что ЗиЗиТоповцам (как и братьям Гиббам) до смерти надоел въевшийся в стены и пропитавший всю лавочную мебель керосиновый запах. Мик же, войдя в лавку, задрал нос и поинтересовался, не имел ли тут место, случайно, склад ароматических масел – уж больно приятственные флюиды витают в местной атмосфере. Ему тут же было дадено честное пожарницкое, что именно масла тут и проистекали. Джаггер обрадовался, и сделка была заключена. Чего? А, ну и обмыта, понятное дело.
Дверь за процессией плотно закрылась и тут же распахнулась вновь, пришибив невзначай любопытного. Любопытный, потирая лысину, скрылся к себе в «Щинок», а Мышонок, выскочивший из лавки, приладил на ее дверь табличку: «Редакция новейшей супергазеты „Чайник“. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Принимаем любые статьи от вольного народа Кенсингтона. Кляуз и жалоб на канализацию не слать! Администрация».
Нововведение чрезвычайно понравилось вольному народу, так как Элтон в редакцию своей «Уры» никого не пускал, а корреспондентов норовил облить чернилами или спустить на них своего бойцового хомяка. В «Скандалы и Ужасы Темной Половины Кенсингтона через Черное Зеркало» же никто и подавно ходить не хотел – кому нужна лживая и продажная газета? Тем паче, что после смерти ее официального редактора Боба Марли (при котором, кстати сказать, «Зеркало» побивало все рекорды продаж), все права на нее перешли к Коллинзу, и он по вечерам, после сочинения очередной нетленки и закрытия «Шинка» при свете черной свечи предавался нездоровым утехам в виде сочинения кляузных сенсаций типа «В Темзе выловили в доску пьяного снежного человечка размером с валяный сапог» или «Невероятное разоблачение злобного карлика Элтона Джона, носящего с пяти лет искусственную ногу и хранящего по этому поводу многозначительное молчание!». О том, каким же образом сам Фил узнал о протезе, редакция умалчивала и только упоминала Пятую поправку американской конституции. При усилении же расспросов негодный редактор сердился, топал ногами и обещал больше «Двойного» не делать ни под каким видом! «Кенсингтончик» в народе любили и поэтому старались не обижать строптивого шинкаря.
Звезда же господина Элтона норовила вот-вот закатиться, несмотря даже на то, что он после выхода скандальной статьи публично разоблачился на рынке и дозволял всем и каждому лично щипнуть его за якобы искусственную ногу, а потом ходил к доктору Габриэлу делать специальные свинцовые примочки.
Элтон Джон не для того же был рожден кенсингтонцем, чтобы вот так вот, запросто и без сопротивления, позорно отступить и сдать свои позиции. «Еще повоюем!», гордо говорил он, встряхивая своей на сей раз действительно искусственной шевелюрой. И – точно! Война была объявлена, но сугубо партизанская. Посему об этом никто не знал. Однако у «чайниковцев» с самого первого дня начались неприятности.
Для начала пропал ящик со штифтами. Возвращен же он был в таком виде, что Кита Ричардса пробило на землю. Каждый штифтик представлял собой миниатюрную копию лица Элтона Джона, скорчившего страшную рожу и высунувшего длинный язык. Срочно был вызван экипаж, и несчастного Ричардса пришлось отправить в Паддингтон, а точнее – в приемный покой доктора Питера Габриэла.
Здесь нам просто необходимо сказать несколько слов, а то мы знаем, есть такие шкодливые читатели, которым ежели не разъяснишь, что к чему – так еще и по судам затаскают!
Итак, откуда бы Габриэл – да в Англии? Мы верно поняли ваш вопрос? Так вот, читайте справку: бросив свое невыгодное и более того – вгоняющее в неизлечимую депрессию – дело набивки на Ваграмском мосту, доктор Габс двинул в Паддингтон, наголову разгромил тамошних лекарей и знахарей и уселся врачевать в заведении, которую собственноручно переименовал из кондитерской «Розовый слоник» в клинику «Пит и доктор Пар». Доктор он был, конечно, не ахти, но, если бы он кому-нибудь рассказал о своей первоначальной профессии, он никогда бы не зарабатывал больше 50 тысяч фунтов, ведь его чистый оклад насчитывал 6 штук, а остальное было магаром от благодарных паддингов.
Паддингтонцы же были потому такие благодарные, что слишком хорошо помнили своего прежнего врача – Роджера Уотерса. Этот, с позволения сказать, чудак, вместо того, чтобы с подобающим профессии достоинством исцелять людей, вбил себе в башку вздорную идею – принимать в свою клинику самых вредных, склочных, скучных и злобных негодяев. Им сразу же были приняты на работу Сид Вишез (пока еще тот был жив), Джонни Роттен, Боб Гелдоф, Мадонна и Дмитрий Ревякин. Последний, кстати, упрямо отбивался и кричал: «Недостоин!», но его раскачали и вбросили в лечебницу, не спросясь. Эти самые бравые ребята в течение какой-то пятилетки довели весь Паддингтон до ручки. В смысле, каждый паддинг, побывавший в клинике, по возвращении из оной садился за стол и писал письмо королевскому обществу защиты пациентов, если у него еще оставалось, чем писать. Письма же в Паддингтоне перлюстрировал человек Уотерса – купленный за франки Эрик Робертс, посему ни одна жалоба до места назначения не дошла. Дошли они все до Уотерса, и если несчастным просителям доводилось еще раз попасть в клинику, последствия сего неосторожного шага были печальны.
Вскоре, к вящей радости паддингов, «Скорая помощь» рассыпалась, как плохой сахар – кто-то умер, кто-то уехал на заработки в Америку, а кто и вовсе ушел. В результате Уотерс остался с глазу на глаз с Ревякиным, да и тот вскоре затерялся в бескрайних британских просторах. Ходили слухи, что за скверное отношение к благочестивым англичанам эти же самые благочестивые англичане поймали Ревякина в большой мешок, зашили его, засунули в большой ящик, заколотили его и отправили на историческую родину – к брату, в Калугу. Посему бравый доктор Айболит остался один, запил, стал играть в орлянку и покатился. Докатился он до самых Штатов, где продолжил славное дело лечбы, но такой дружной команды набрать уже не мог.
Вот таким образом Габриэл нашел горячую поддержку в Паддингтоне. Теперь, говоря языком классика, под каждым ему листом был готов и стол, и дом. Да и платили вкусно. Короче, прижился Габс. И тут-то ему и привезли Кита.
Габриэл был мужик понятливый. Он сразу все сообразил, составил диагноз и тут же показал Ричардсу чучело Элтона Джона в натуральную величину. Кит тут же очнулся, сказал «Запрягай!» и полез целоваться с отважным лекарем, и наградил его щедро, и бысть пьянка велика.
Элтон же Джон не унимался. Впоследствии им против чайниковцев были предприняты следующие диверсионные акты:
– облитие клеем печатного станка (починка – 5 дней).
– подкуп Дэвида Боуи и как следствие этого – недельное чтение лекций на наиболее наболевшие темы: «Что же с Фредди, товарищи?», «Когда же выйдет сольник Брайана? А? О!», «Бить или не бить – вот в чем вопрос!» (использование жезлов и подручных орудий Блюстителей в качестве пропаганды телесных наказаний к постановке проблемы), а также «Нужен ли народу «Чайник»? Не нужен народу «Чайник» (народные возмущения – 3 дня).
– похищение Мика Джаггера (поиск – день).
Киднеппинг толку не дал – «Чайник» все равно выходил с упрямством дикого осла. Элтон, ворча, выпустил Мика из сарая, придал ему ускорение хорошим пинком и глубоко задумался.
Конкурирующая же организация не дремала. «Чайник» раскупался с завидной быстротой, в чем была немалая заслуга Мышонка, который придумал чрезвычайно мудрый способ интриговации читателей. Он посоветовал не публиковать всяких дурацких статей в стиле «Ура» и с названиями вроде «Нужны ли мы нам?», а также насквозь лживых историй от «Темной половины», типа «Найден склад бивней нарвалов в спальне бабки Дикона! Пока не поздно, спасайте хищников!». Нет! Все было сделано гораздо проще! «Чайник» публиковал чрезвычайно правдивые статьи о кенсингтонском житье-бытье, снабжая их повышенной дозой иронии и сатиры. Так, в номере от 4 мая 1988 г. имелась такая картинка с натуры:
«РАСПОРЯЖЕНИЕ ПОЛИЦМЕЙСТЕРА. По заявлению полицейскаго бляха №354, содержатель „Шинка“ г-н Ф. Коллинз – тот самый, что является редактором навозной газетенки „Скандалы и ужасы Кенсингтона“ – в ночное время подает на улицах ложные сигнальные полицейские свистки, производя тем самым в районе фальштревогу. Почетный Блюститель Порядка Ринго Старр был неоднократно подло обманут этим поборником алкоголя и нарушителем сухого закона, равно и его подлыми подражательствами и ложными вызовами. В результате вольный кенсингтонский народ желает (и редакция присоединяется к его пожеланию) заявление вышеозначенного полицейскаго проверить г-ну Д. Р. Боуи, а равно и привлечь виноватого к ответственности (желательно, к неограниченной материальной). Заметку писал – М. Д.».
А вот что имелось в «Чайнике» от 4 июля 1988 г.:
«УЖАСНАЯ НАХОДКА! Найдены и могут быть получены в будочке г-на Д. Р. Боуи по предъявлению удостоверения личности и тридцати фунтов для надежности – искусственная челюсть и в завязанном мешке живой поросенок». От редакции: поросенок сдох. Приносим извинения и можем предложить курицу с двумя утятами. Редакция».
«ОПАСНОСТЬ ОТ ВОДЫ! „Ежедневное Ура“ сообщает, что приказчик одного здешнего магазина, пивший во время жары слишком много воды, заболел и умер. Нечего сказать, хорошую воду доставляет нам Лондонводопровод! Кстати, пары слов заслуживает и эта гуммозная „Ура“ – приказчик-то отлежался и до сих пор жив! Заметку писал – Нор Дув».
Также многочисленные отклики вызвала статья Мышонка. Он опубликовал ее под своей настоящей фамилией – все равно ее никто в Кенсе не знал:
«ПРЕИНТЕРЕСНЕЙШИМ ДЕЛОМ занимаются шведские туристы, притворяющиеся немцами, и немецкие путешественники, прикидывающиеся шведами, в центре Лондона. Они пишут на стенах Тауэра разные ругательства в адрес англичан. Не так давно одного из таких шведов или немцев застигли на месте преступления, и наш почтенный главред г-н Джаггер предложил ему на выбор спеть пятьдесят раз „Satisfaction“ или же слизать языком все, что было им написано. Несчастный швемец предпочел последнее, что и выполнил с честью на глазах у всех собравшихся. Хорошо, хоть мелом писал, а не чем похуже, хе-хе. Заметку писал – М. М. Текрах».
Дабы не нарушать стройности и целостности повествования (которое, надо сказать, уже порядочно затянулось), поместим также статью Ричардса, ставшую просто-таки венцом журналистского искусства и напечатанную в «Чайнике» от 27.07. 1989 г.:
«С БОЛЬШОЙ ПОМПОЙ прошло давеча праздненство в честь сорокалетия видного кенсингтонца и зубодрала Р. М. Тейлора. Празднество было отмечено неоднократным падением в чашу с пуншем мессира Д. Р. Дикона, имел место также салют и стрельба из небольшой пушки. Четыре человека, заряжавшие орудие, не без влияния крепких напитков всыпали в жерло целый мешок пороха и зажгли его простою спичкою. После взрыва от пушки остался только лафет, орудие было разорвано на мелкия части. По счастию, от этой забавы никто не пострадал, но двух гостей зацепило морально: коллега юбиляра г-н Б. Г. Мэй с перепуга опять потерял все волосы, а нашего любезного Председателя Хартии г-на Харрисона-ст. взрывной волной отнесло на ближайшее дерево, что, согласитесь, серьезно подорвало его престиж.
В тот же день состоялось отмечание дня рождения нашего почтенного главреда Мика Джаггера, что и ознаменовалось потрясающей дракой под занавес торжества. Нельзя не отметить отчет о празднестве, вышедший сегодняшним утром в газетенке, от которой за версту разит помойкой – «Ежедневном Ура». Мистер Э. Д., видимо, весьма высокого мнения о собственном таланте стихоплета, ибо он накропал отчет столь гнусными виршами, что даже рука не подымается назвать их стихами. Помещу лишь краткий отрывок, в котором Э. Д. описывает конфуз, происшедший с дедушкой Дж. Х.:
Дед висит и еле дышит, и ногой не шевелит.
Ветерком его колышет, и болит его гастрит.
Я позволил себе дописать сию «высокохудожественную» поэму:
Спас наш Джаггер бедолагу, снял он с дерева беднягу,
А вот старый смрадный Элтон никого не пощадит!
В таком вот аксепте. Заметку писал – Р. Китс».
Элтон Джон так оскорбился на слова «смрадный» и, в особенности, «старый», что закрыл газету и таинственно исчез. Перед тем ему удалось загнать свой дряхленький печатный станок Фредди, на котором тот решил печатать листовки в защиту работников целлюлозно-бумажной промышленности. Или еще какой-нибудь, ему было все равно.
Также Элтон оставил прощальную записку проклятым конкурентам и вероломным кенсингтонцам. Мы взяли на себя смелость привести здесь полный текст сего гневного заявления: