Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 3

Фредди могучим чохом был отброшен в сторону, споткнулся, упал, пролетел два лестничных пролета и вместо стеклянной двери врезался прямо в живот Брайану.

– ЧТО? – заорал ему прямо в лицо белый от страха Мэй. – КТО? ЗА-РЕ-ЗА-ЛИ?

– Дура, – ласково сказал Фредди. – Мэй, живой я вернулся, живой.

– Кровищи-то!!! – бился в судорогах Мэй. – Да куда ж вы смотрите, а? Убийство! Натуральное! Планета спрашивает – кто будет отвечать? Держите! Уйдут, проклятые!

И без лишних слов он вгрызся в ногу БГ.

– Да я здоров! – гаркнул Фредди.

Брайан выплюнул недожеванную ногу

– А-а-а, вон оно как? – не обещающим приятностей голосом изрек он. – Окровавленный! Куда нож дел? Зачем ты кровь не смыл?

– Сам я! – плакал Фредди. – По собственному я.

– А чего ж тада? – удивился Мэй.

– У меня, – слезы стояли в горле Фредди. – У меня… Нету.. Ы-хы-хы! (носом – СССШШШМММССС!!!)

– Чего ж тебе надобно?

– Утки! – плакал Фредди. – Утки хочется! А нету!

– У меня, – заметил Брайан, – как это ни удивительно, тоже нету никакой утки.

– То у тебя! – плакал Фредди. – А у меня… Где моя утка?

– Где же я тебе в три часа в Кенсингтоне утку добуду? – хохотал желчный друг.

– Ты дряхлый! – плакал Фредди. – Тебе не понять! Ведь утка – это… Это утка!

Брайан наконец-то проняло. Он уселся рядом с Фредди, разинул свой невероятный рот и так заревел, что с окон попадали воробьи и любопытные кенсы. Друзья сидели поперек тротуара и плакали. БГ не плакал. Он давно ушел.

И тут мимо вдохновенно разливающейся парочки вихляющей кавалерийской походкой прошествовал Элтон Джон, который, наплевав на супы и оставив кашеварить Боуи, как раз направлялся на очередной карнавал в своем любимом костюме утенка Дональда.

– Утка, – медленно сказал Фредди. – По-моему… Нет, в самом деле, товарищи, это же самая настоящая утка! Ать! Она от меня не уйдет!

И, выхватив второй, несломанный нож, он погнался за завопившим от страха Элтоном. Тот несся по улице, петляя, как заяц. Молнией влетел он в телефонную будку, запломбировал ее своим объемистым утиным задом и быстро позвонил Ринго, а заодно и Кокеру.

– Помогите! – прокричал он в трубку. – Спасите! Тут – нарушение! Непорядок здесь! Ох, матушки! Эх! Ух! Юх! Смертушка моя!

Это Фредди принялся раскачивать будку, зверея с каждым качком. В глазах его горел неугасимый людоедский огонь.

– УТЯ! – хрипел Фредди. – УТЯ, ВЫХОДИ!

– Не смею! – пищал Элтон в щелочку. – Не дам себя заесть! Себя жри!

Фредди остановился и смерил будку нехорошим взглядом.

– Уточка, – поманил он пальцем Элтона. – А мы тебя ждем. Ты выходи давай, сынок.

– Вот, держи! – сказал вдруг Брайан, протягивая Фредди свой надувной круг в виде утки. – Для себя берег. Другу – отдаю.

Фредди схватил круг и одним махом скусил утке голову. Круг бахнул и сдулся.

– Не то, – надулся Фредди. – Жулить? Утку мне! А-а-а! Уточку! Утицу! Утищу!

Тут возле будки остановилась чудная желтая карета с решетками на дверях. Кокер и Ринго под руки проводили пациента в машину, а из оной – в кенслечебницу, где он был прикручен ремнями к койке, да так и оставлен – поразмышлять о смысле жизни, а заодно и обдумать свое безобразное поведение.

Навестили Фредди в пятницу. Он при виде посетителей тут же принялся рваться с кровати и кричать:

– Моя утка! Утятка!

Его оставили еще ненадолго. А потом еще. В общем, забирать его пришли через месяц. Фредди уже не буянил, а вовсю блаженствовал.

– Нянька, утку давай! – орал он, развлекаясь.

Ему мгновенно приносили судно, и Фредди с печальным шумом… Ну разве не в этом есть счастие человеческое?

P.S. А спустя еще две недели Майкл Стайп по прозвищу Шляпник сбрил со своей беспутной головы всю растительность подчистую. В чем тут мораль? Ищите сами, разлюбезные читатели. А нам недосуг.

/ – картинка №79 – / ПАДЕНИЕ И ВЗЛЕТ, или КТО ВЫ, ДЕДУШКА ДЖОРДЖА ХАРРИСОНА? /

Однажды Кенсингтон был дико взбудоражен. А весь хай поднял старый склочник – дядя Боуи, Сэмюэл Джонс. Он принес на хвосте невероятную весть – дедушка Джорджа Харрисона, знаменитый вершитель безнаказанных проделок, самый старый тиран и деспот вольного кенсингтонского народа, благородный рыцарь бабушки Дикона, любитель выпить на халяву и верховный запевала церковного комитета – вовсе не дедушка Джорджа Харрисона, а вообще какое-то непонятное и ничейное лицо!

В доказательство сего неописуемого факта Джонс-старший предъявлял похоронку с первой мировой войны, где черным по белому было изложено, что настоящий Роберт Харрисон, дедушка Джорджа, погиб во время битвы под Кишиневом в составе двадцать восьмой маршевой роты девяносто третьего пехотного полка, и в настоящее время жителем Кенсингтона считаться не может, так как является обезображенным трупом, зарытым на Кишиневском кладбище в братской могиле.

Дедушка принялся яростно защищаться и лучшей тактикой для обороны выбрал нападение. Он опубликовал в «Ежедневном Ура» разгромную статью, в которой клеймил подлого сплетника Сэма и заявлял, что он – самый что ни на есть настоящий Роберт Харрисон, и служил он не в пехоте, а на флоте, и ни о каком Кишиневе знать не знает, кроме того, что вышеозначенный город является столицей Республики Конго!

Это заявление деда удалось подтвердить. Пол Маккартни по просьбе Харрисона-младшего собственноручно сплавал в Кишинев, посетил кладбище и убедился, что ни о каком Роберте Х. там и слыхом не слыхивали, а распечатку списка фамилий пребывающих в братской могиле он привез с собой, ткнув ее в нос подлому Джонсу.

На некоторое время страсти улеглись, но ведь на то и дядя в Кенсе, чтобы дед не дремал – через три дня Сэм Джонс предъявил общественности маленький серый треугольничек, в котором четко и ясно говорилось, что Боб Харрисон торжественно погиб во Второй мировой, бросившись грудью на пушки.

Дедушка пришел в бешенство. Он с пеной у рта доказывал, что, участвуя во Второй мировой, он опять-таки бороздил морские просторы, и ни на какие пушки грудью бросаться попросту не мог – в море их нету! В доказательство он рвал на груди рубаху и демонстрировал всем желающим свою грудь – огромную, крутую, как у молотобойца, покрытую буграми мышц и густой рыжей шерстью, среди которой затерялся крохотный вытатуированный якорек. Бабка Дикона тут же вызвалась вязать из дедовой шерсти носочки, но дедушка вырвался и убежал.

Джонс же старший продолжал возводить поклепы покруче слуховых дел мастера Коллинза. Спустя неделю он с трибуны племянника продемонстрировал одну за другой три справки, из которых следовало, что Роберт Гарольд Харрисон, отец Гарольда Харрисона и дед Джорджа Харрисона, великого и могучего «битла», оказывается:

1) был взорван на мине во Вьетнаме;

2) потом – заколот штыками в Корее;

3) позже – разорван дикими кабанами в Анголе;

4) и наконец, его уже давно ищут, чтобы казнить по законам шариата в Чечне.

Все это было спланировано дядей Сэмом с целью очернить доброе имя дедушки в глазах общественности. И он почти добился своего – на деда уже стали косо смотреть, переходить от него на другую сторону дороги, принюхиваться – не попахивает ли от него, пугали дедушкой детей, а бабушка Дикона вообще закрыла перед ним двери своего дома.