– Но я же не беременна, – возразила Лина.
– Я не утверждаю, а предполагаю, – пожала плечами фельдшерица.
Витецкий оплатил палату и поднялся на лифте вместе с Линой, сказав, что подежурит до приезда Ивана. Дежурил не зря: через час вслед за ними приехали полицейские. Приехали бы они и раньше, да потеряли их по дороге: сначала в травму заявились, потом уже через диспетчера напали на след. Только тогда появился врач и пригласил их в кабинет УЗИ. Витецкий усадил Лину на кресло-каталку и повёз, заявив, что и в кабинете с ней, родной племянницей, нипочём не расстанется, потому что горит желанием увидеть первый снимок двоюродного внука. При этом шепнул Лине, что, поскольку в полицейской группе появилась женщина, ожидать можно самого плохого. Тут, к счастью, приехал Санталов. И только когда Витецкий уступил ему место, Лина вспомнила, что должна была сказать, но забыла. И, лёжа на кушетке с намазанным гелем животом, она крикнула:
– Дядюшка! Вернись! Это очень важно!
И шёпотом поведала ему о том, что шесть лет назад подобное преступление было совершено в общежитии Новогорского университета. Журналист заметно обрадовался.
– Так, давайте к делу, – сказала сонная врачиха, водя по Лининому животу холодной штуковиной. – Господин новоприбывший, вы, как я понимаю, автор гола?
– Если вы о беременности, то да, – мрачно сказал Санталов. – Месяца два с небольшим?
Блин, его же никто не предупредил, что беременность была придумана на ходу! Но врач кивнула:
– Да, десять-одиннадцать недель. Распечатать фото на память, папаша?
И откуда Иван срок знает? Кажется, она это вслух спросила.
– Я свои косяки помню.
Царапнуло по сердцу. Значит, Линин ребёночек для него косяк? И правду сказала Ирка, что они совсем не романтическая пара?
А тем временем зашла ещё одна врачиха, тоже уставилась на монитор, представилась её палатной и предупредила, что лежать ей на сохранении минимум три недели, из которых первая половина будет строго в горизонтальном положении, даже в туалет нельзя вставать. А полицейской даме заявила, что никаких допросов в палате не допустит, не в том состоянии пациентка, чтобы на неё психологически давили.
В палату Лину отвёз Санталов. Уложив в постель, он попытался её обнять, но она вывернулась из его рук:
– Я сама не знала о беременности, откуда ты знаешь срок?
– Только тогда это могло приключиться… ну, помнишь, между визитами в аптеку принимающей и приглашённой стороны.
– То есть сразу! Да, косяк…
– Я понимаю, что обидел тебя неосторожным словом. Лина, ты молодая женщина, тебе естественно хотеть стать матерью. А я… мне сорок три, в моём возрасте уже внуков ждут. Ну, артисты там, миллиардеры с молодыми жёнами папашами становятся, так там юные вдовы с новыми папами на их капиталы детей дорастят. А случись что со мной? У тебя ни работы, ни квартиры, ни наследства вдовьего. Вот только не вспыхивай! Я от тебя никогда не откажусь, и от ребёнка, конечно. Нужно квартиру покупать, расписаться нужно срочно. Всё это необходимо и независимо от беременности было бы сделано, а радоваться ей я не могу. Надо, наверное, справку взять, чтобы нас расписали по-быстрому?
– А вот с этим спешить мы не будем…
– Значит, обиделась.
– Было бы обиднее, если бы ты попытался сымитировать радость. Артист из тебя так себе, несовпадение желаний простительнее, чем обман. Да не в обиде дело! Я замужем.
– Что?!
Лина поплотнее закуталась в одеяло:
– Сколько раз я репетировала это признание! И всегда представляла себе, что в этот момент нахожусь у тебя под мышкой. И каждый раз трусливо откладывала разговор. А теперь оказывается, что на расстоянии вытянутой руки рассказывать легче. Итак, я замужем, и вообще живу по чужим документам. С той, чьи документы в моих руках, у меня совпадает только фамилия. Только она у меня по мужу, а в девичестве я Озерова. Озерова Ангелина Павловна, двадцать семь лет, родилась в Уремовске, пять лет назад там же закончила филфак университета. Замужем за Ивановым Анатолием, предпринимателем средней руки и средней нравственности.
Глава пятнадцатая
Одиннадцатого декабря с десяти утра до десяти вечера Лина была счастлива. Вот так безгранично счастлива, как только бывало в детстве, только не одиннадцатого, а тридцать первого в ожидании подарка. Ты знаешь, что он уже под ёлкой, только придётся нужного часа дождаться. У неё и дальше как в детстве получилось, когда ждала мишку, а получила книжку.
Двенадцатого у Поли и Мити свадьба. Это Линина однокурсница. Ни разу не друзья, но Лину с Толиком пригласили, потому что половина их бывшей группы приглашена. А сегодня девичник-мальчишник. Мальчишник, как водится, в спорт-баре, а девчонки собрались у Вали, Толиной сестры, на даче. Дача-не дача, так, хороший дом в пригородном посёлке.
Скукотища на этом девичнике смертная. С утра баня. Лина отказалась, сказала, что давление. Она никогда не ходит в общую баню и в бассейн, стесняясь своей полноты и излишне объёмной нижней части. Они вдвоём с Валиной тёткой в четыре руки принялись обед готовить и на стол накрывать. Девчонки из бани приползли косенькие, под парок, чувствуется, приняли немало. Разговоры за столом тянулись обычные: о мужиках, о детях. Периодически Лину уговаривали выпить. Уже темнеть начало, у неё голова разболелась, но о прогулке ей не дали и рта раскрыть. Тогда Лина решила схитрить, сказав, что хочет шампанского. И таким образом вырвалась из дома, посланная в поселковый магазин.
Она действительно купила «Венец Черноморья», хотела пройтись по посёлку, но наткнулась на нетрезвых подростков и всю дорогу бежала. На каком-то повороте оторвалась от преследователей, но продолжала бежать, и уже через пять минут открывала калитку Валиного дома. Остановилась на углу под открытой форточкой, расстегнулась, чтобы охладиться и привести себя в порядок, а то от насмешек не отобьёшься.
Из форточки несло жареными котлетами и гулом пьяных голосов. Видно, подруги гомонили каждый о своём. Потом выделились голоса двоих: Вали и Тамары. Тамара, младшая сестра невесты, насмехалась над внешностью Лины и её глупостью. Такая, мол, не бедная женщина, но неухоженная, и поговорить с ней не о чем. Ни одной модной блогерши не знает, в музыке не шарит вообще. И как мог Толик, парень продвинутый и симпатичный, польститься на такое чмо? Валя ей ответила, что ни одна из здесь присутствующих с Толиком бы не ужилась, потому что враз бы заловили его на чужой бабе. А у Лины ума не хватает понять, что её братик не ходит налево, он там постоянно находится. Вот и сейчас вместо мальчишника он завис дома со своей нынешней кассиршей, а Валю попросил задержать Лину у себя до утра. А жена она что надо: дома порядок, деньги свои она в его бизнес вложила. А что нос большой и ж… тоже, так Толя по этому поводу пословицу ей сказал: «Ничего, что морда овечья, лишь бы п… человечья».
И тогда ещё Лина не поверила. Ну, не мог так Толик о ней говорить, он, конечно, порой посмеивается над женой, но всё равно нежный и внимательный. А подруги… да какие они подруги? И зачем Лина согласилась идти на эту свадьбу, тем более, ехать на эту дачу? Тихо закрыла за собой калитку, дошла до следующей улицы и даже такси вызывать не пришлось, как раз у углового дома пассажиры выгружались.
Вот в десять вечера её счастье закончилось, потому что ключ она не смогла до конца в замочную скважину впихнуть, значит, другой ключ изнутри вставлен. Нажав на кнопку звонка, услышала визгливый бабий голос:
– Толечка, пиццу привезли!
Теперь сразу всё встало на свои места. Лина выхватила из пакета шампанское и, сорвав с горлышка фольгу, стала раскручивать мюзле. Когда дверь распахнулась, она наставила на них бутылку и сказала:
– Нет, Толечка, это не пицца, это передаёт привет твоя сестрица! Сказала, что ты тут новую овцу шпилишь! – и окатила их шампанским. – Совет вам да любовь, но не в моём доме! Оба на выход!
– Толя, это что за чучело?! – возмутилась визгливая баба.
Толя молча вытирал физиономию. На площадке остановилась бабка с четвёртого этажа. Это она что, пешком поднимается? Лифт не работает или любопытство пригнало? Лина сказала:
– Ну, я жду!
– Лина, не при людях же, – схватив её за руку, прошипел он.
– Да ладно, Валька на весь девичник про твои подвиги рассказывала. Что же ты молчал, бедненький? Давно бы свалил, если со мной так плохо!
Ну, сглупила! Надо было войти в квартиру и выпихивать преступную пару, а она стояла на площадке и ждала, когда они уйдут. А эта баба вдруг толкнула её что есть силы. Покатилась Лина по ступенькам и… всё. Болью полыхнуло почему-то в глазах и в спине. И пришла она в себя на следующий день. Перевязаны нос и щека, саднит в паху. Пришедшая с обходом врачиха-садюга изложила её потери сухо и без сантиментов: выкидыш с последующей чисткой, сломан нос и счищена щека, лёгкое сотрясение. Долго держать здесь не будут, через несколько дней выпишут долечиваться амбулаторно у гинеколога и лора. Ноздря порвана, да, и на лице шрамы останутся. Но всё это считается нанесением лёгкого вреда здоровью.
Лина поняла, что с врачихой уже успела пообщаться эта… кассирша. Но следом за ней и Толик пришёл с передачей!
– Ты идиот? – повернулась она к нему изумлённо.
– А ты подумай хорошо, кому ты нужна будешь, – выпалил он.
– Я себе нужна. Пошёл вон!
Потом пришёл папа и, даже не спросив, как она себя чувствует, стал уговаривать её не пороть горячку и простить мужа.
– И ты недалёкого ума…
Взяв с тумбочки телефон, она дозвонилась до собственной конторы и договорилась с одним из юристов о том, что он займётся продажей её части Толиного бизнеса. Уже после обеда она тут же в палате подписала доверенность на него. А ещё попросила не пускать к ней посетителей.
Глава шестнадцатая
Вечером в отделении началось движение. Оказалось, на трассе неподалёку КАМАЗ влетел в междугородний автобус. Одна из пострадавших попала к ним в палату. Наутро они поговорили и даже посмеялись над совпадениями, несмотря на трагические обстоятельства. А совпадений было довольно много. Обе Ивановы, только вторая – Алина. «Вся-то разница – нге», – смеялась она. Обе учительницы по образованию, только Ангелина филолог, а Алина – учительница начальных классов. У них даже травмы оказались похожими. У Алины лицо травмировано стёклами, шрамы почти такие же ужасные, и ребёнка она потеряла, правда, на куда более позднем сроке. Лина своей потерей была потрясена, но она всего полсуток знала о своём положении и ещё не успела почувствовать себя матерью и погрезить о будущем. А Алина весьма цинично заявила, что выкидыш облегчает её положение: жених, который вёз её с севера в Уремовск к матери, в этом же автобусе погиб, а родни у неё не осталось, Алину бабушка воспитывала, её нет уже несколько лет.