Тридцать три несчастья

– Ладно, лишь бы обошлось! Но потом пусть всё переводит на себя, пока снова в какую-нибудь красотку не вляпается.

– Если следовать логической цепочке: сумасшедшая – дура, то кто будет третья?

– Даже боюсь себе представить…

– А я думаю, что японская резиновая кукла!

Полгода дом почти всё время стоял пустой. Только летом они иногда устраивали здесь пикники, каждый раз в связи с днём рождения, праздником или удачным завершением какого-то дела. Последний раз месяц с небольшим назад, не тем будь помянут этот контракт: здесь Вера у Анатолия его подробности выпытывала. Пару-тройку раз использовали как гостевой, поселяли здесь важных гостей. Понимая, что теперь будет не до пикников и визитов, Люба решила забрать свои вещи. А может, удастся наконец-то продать его, чтобы закрыть некоторые финансовые дыры? Пока проверяла шкафы и ящики в своей комнатке, сентиментально вспоминала о недолгом своём здешнем периоде, а он был не худшим в её жизни: с раскладушки в бухгалтерии – да сюда, где всё так рационально устроено для быта. И первое время она общалась только с Игорем и Димой, которые были просты в общении, неприхотливы и благодарны за её труд. Эх, если бы не Большаков, так бы и жила она здесь… но нет, а дети? Ведь только благодаря деньгам Игоря она смогла отстоять своё право общаться с ними, а потом и забрать сына. Нет, надо довольствоваться тем, что есть. Не было бы хуже.

Пока Люба укладывала по пакетам свои вещи, Стасу, чтобы он не путался под ногами, она поручила наточить кухонные ножи. Он прервал её размышления, крикнув что-то про какую-то камеру. «Потом», – откликнулась она. А потом забыла уточнить, о чём он спрашивал. Дома только вспомнила, когда распихивала пакеты с летними вещами во встроенный шкаф. И тут же забыла.

Развод прошёл молниеносно. Игорь на суд не явился, всем занималась его юридическая служба. Совместно нажитым имуществом объявили фирму и квартиру в Новогорске. Но Темников предъявил акт о продаже какого-то дома с участком, совершённой накануне покупки квартиры, и эту сумму исключили из общей стоимости, так что на долю супруги пришлись не столь уж значительные деньги. И благодушно предложил сделать взаимозачёт её доли квартиры за долю в стоимости фирмы. Взяв перерыв, адвокат согласился.

Назавтра на фирму налетели коршунами те, перед кем у неё была задолженность. И первой в их ряду была Люба как формальная владелица здания. Она с особым удовольствием показывала новым арендаторам самую большую комнату, которую занимала бухгалтерия:

– Вот здесь лучше всего разместить торговый зал. Здесь дверь пробьём, а эта будет вести в ремонтные мастерские.

– Какие классные обои, – сказала девушка, сопровождавшая владельца компьютерного магазина. – Нельзя ли их оставить? Очень мне нравится обрамление дверей!

– Учитывая ваш товар, напрашивается название «Временной портал», – засмеялась Люба.

Шантаж

– Измучила я тебя, Любочка, – гладя её руки, шептала старуха. – Ничего, скоро всё кончится.

– Тётя Клава, неужели вы думаете, что без вас мне будет лучше, чем с вами, – простонала Люба.

Лекарство наконец-то подействовало, больная отключилась, и Люба вышла на кухню. Надо бы прилечь, хоть часа два удастся поспать, и то хорошо бы. Но не уснуть, сердце бухает. А вот сейчас она сварит себе какао, сварганит какой-нибудь бутерброд, сядет за стол, сделает глоток-другой, успокоится и начнёт отключаться. Вот тогда надо доползти до мини-дивана, который они с Денисом перетащили в спальню четыре дня назад. Звонок застал её, когда она присела за стол и обхватила чашку ладонями:

– Тётя Нина? Да, у нас всё очень плохо… тётя Клава упала и перестала вставать. Есть отказывается, воюем за каждую ложку. Я колю обезболивающее, но почему-то оно стало не как раньше… нет, действует, но вот сегодня она стонала почти два часа, только потом отключилась. Я с врачом разговаривала, он говорит, что это уже кровообращение такое… с трудом, да… спасибо, спасибо!

Господи, какое облегчение! Приедет из соседней области тёткина двоюродная сестра. Она хоть днём посидит с больной, а Люба выспится. Спать, спать, ну его, это какао!

Люба просила Дениса хоть несколько дней пожить в интернате, но он решительно отказывался:

– Ты что? Бабуля без меня совсем заскучает!

За этот без малого год, как Денис у матери живёт, он с бабкой своей двоюродной скорешился как с ровесницей. Он к ней забегал часто, про свои дела подростковые рассказывал, даже те, что от матери скрывал. И друзья его школьные относились к ней с одобрением. Она резкая, ехидная, вовсе не благостная старушка. Пирожки не печёт, и вообще в кулинарии не сильна. Но с Денисом они что-то лепили по интернетовским рецептам: то торт из пряников, то пирог из лаваша. И сейчас, когда она совсем ослабла, только он умудряется заставить её проглотить пару ложек супа. Вот и вчера прилетел из школы и сразу к ней:

– Бабуля, ты ела? Давай вместе, ложку ты, ложку я. А хочешь, я тебе какой-нибудь любовный роман почитаю.

– Да нет, Динечка, давай что-нибудь из поэзии…

– Что, ба?

– Ты знаешь, на стихах можно гадать. Подойди к шкафу, на верхней полке стихи. Не глядя потяни пальцем за корешок и неси сюда… о, Тарковский, прекрасно. Садись, открой опять не глядя и читай…

– Стол накрыт на шестерых –

Розы да хрусталь…

А среди гостей моих –

Горе да печаль…

Люба рванулась из коридора в спальню, чтобы остановить сына, но тётя Нина перехватила её: «Не надо, поздно…» Так и стояли обнявшись, пока он читал.

Прожила тётя Клава ещё сутки. Когда внук пришёл из школы, она взяла его за руку и сказала:

– Принеси мне мороженое. Только непременно эскимо.

– Ты его правда съешь?

– Ну… половину.

Денис убежал, а она внятно сказала:

– Люба, какая ты у меня хорошая. Только не надо Дениску… подпускать…

И умерла.

Люба не плачет, она отвыкла. Когда она последний раз слёзы лила? Когда платье свадебное мерила. Они вместе с тётей Клавой тогда плакали. Не от горя плакали, а по символу женского счастья, который так цинично использовали, чтобы залатать дыры в собственной жизни.

А тётя Нина считает иначе:

– Поплачь, девочка. Легче станет. Я понимаю, что ты потеряла близкого человека, которому могла душу излить….

– Нет, – мотает Люба головой. – Мне больше приходилось скрывать от неё, чем рассказывать. И всё равно она понимала. И сочувствовала. И любила.

До чего эта тётя Нина похожа на тётю Клаву! Не внешне, нет, только ростом они с кузиной одинаковы. Но сходство в характере явное: такая же ехидная и резкая, и в то же время понимающая. Они совсем мало знакомы. Кажется, дважды она при Любе приезжала. Близко общались только в этот приезд, когда по очереди сменяли друг друга у постели умирающей. Но, как оказалось, тётя Клава успела многое ей рассказать и о многом попросить. И на похоронах тётя Нина мастерски командовала, расставляла, успокаивала, объединяла. Оказалось, что она знала многих соседей и стариков из прежней жизни сестры, легко перезнакомилась с теми, кто возник в последние годы, а это, понятно, были Любины знакомые. Она одним взглядом укрощала недоброжелательную родню, особенно бывших свёкров. Она нагружала заданиями Дениса, не давая ему раскиснуть. Она, в конце концов, остановила разговоры родни о наследстве: «Всё завещано Любе!», и на возмущение какой-то троюродной Мани, что есть же брат родной, отрезала: «Клава компенсировала Любе её квартиру, которую Иван забрал, так что он не внакладе!» Ещё на пару дней задержалась, чтобы помочь прибраться.

В ближайшее воскресенье внезапно приехала Катя. С любопытством обошла квартиру. Брат встретил её неожиданно агрессивно:

– Ну что, тебя Кузнецовы прислали?

А Катя на удивление не обиделась:

– Дурак! Я прекрасно понимаю, что мама старуху любила. Я просто приехала её обнять.

Но Люба почему-то подумала, что дочь принесла плохие вести. И не ошиблась. Как только Денис убежал в бассейн, Катя подсунула матери полоску теста.

– Понятно. В Утятине ты тест купить не могла, все аптеки бабкины. Срок какой? Надеюсь, не от Кожевникова?

– Ты, мам, у меня кремень. Бабушка бы сейчас орала на три огорода.

– Был смысл предостерегающе заорать при зачатии. А сейчас чего уж? Рассказывай. Кто счастливый отец?

– Славка Петров.