Тридцать три несчастья

– Не выдумывай, – прозвучало привычное.

Тут уже Любу просто согнуло от смеха. «А может, не такая уж глупость этот мой фиктивный брак», – подумала она.

Дерзкая попытка

С утра бухгалтерша Галина Степановна Любу взбесила. Когда Люба зашла в бухгалтерию, та молча встала из-за стола, подошла к стене, подцепила своими хищными ногтями обои и рванула лист на себя:

– Срамота, который день пятно не заклеено, можно подумать, что здесь алкашки работают!

– Ну, теперь посетители будут знать, что тут психи работают, – сдержанно ответила Люба и повернулась к выходу.

Пятно, действительно, появилось после пьянки. На юбилее у Эммы Аркадьевны, главбуха, на котором перебравшая именинница, выступая с ответным тостом, взмахнула рукой с бокалом и выплеснула вино. За эти несколько дней у Любы не дошли руки пришпандорить сюда какое-нибудь панно или кашпо. А теперь что прикажете делать? Галина же до самого потолка полосу ободрала, ещё и от соседней кусочек прихватила! А потолки тут высокие, четыре метра с хвостиком. И вообще, не офис тут должен быть, а торговое или производственное помещение. А этим бы лучше перебраться на четвёртый этаж…

Это всё она мысленно проговаривала, пока моталась по городу в поисках обоев нужного рисунка, потому что на складе подобного не оказалось. В четвёртом, наверное, магазине только нашла такого же рисунка, но немного отличающиеся по цвету. Поехала дальше. Наконец оказалась на Ленинском проспекте, где увидела ещё один вариант того же рисунка. Махнула рукой и попросила упаковать. Зашла к тёте Клаве, как раз время обеденного перерыва.

– А я думала, ты с Дениской, – вышла из спальни старуха.

– Всё, послезавтра, приезжает, – успокоила её Люба, пристраивая в угол покупку и скидывая с ног сабо. – В субботу устроим праздничный обед. Вот, посмотрите в телефоне его фотки с моря, пока я на стол накрою!

– В хорошую школу мальчик наш попал, – присаживаясь за накрытый Любой стол, сказала старуха. – И учителя хорошие, и летний лагерь свой в лесу есть, и вот… даже на море вывезли их. Только почему ты её называешь «Школа киллеров»?

Люба смущённо рассмеялась:

– Это Денис тебе сказал? Не называю я её так, один раз вырвалось! Это было в первые дни, когда я его сюда перевезла. Шли в больницу, Динька на костылях, и догнал нас Саша, Александр Андреевич со старшим племянником. Мы были не то, что знакомы, но один раз поругались. Слово за слово, сказали, что будем в ближайшую школу устраиваться. А он говорит: «Я теперь в школе работаю. Давай к нам!» Ну, у меня и вырвалось… они оба такие качки, и дядя, и племянник.

– Как-то это глупо звучит, – недоверчиво сказала тётя Клава.

Люба перевела дух. Как много приходилось от старухи скрывать! Ведь Саша – тот самый бандит, что с Большаковым приходил и возвращался потом прощения просить. Когда он сказал, что ушёл от Большого и устроился работать в школу, у неё невольно вырвалось: «В школу киллеров?» А оказался очень хорошим человеком, талантливым тренером, ученики его любят. Помогает сестре, у которой два пацана. Люба бы не догадалась в ближайшую школу обратиться, там ведь было написано «Школа-интернат». А он сказал: «Ну и что? Будешь каждый вечер его забирать, это не возбраняется. А если случится уехать или заболеть, он будет там ночевать. И кормёжка там правильная, как спортсменам положено». Действительно, в мае она относительно спокойно отправилась в стационар, зная, что сын под присмотром.

Вернувшись на работу, она договорилась с отделочницами и зашла в бухгалтерию:

– Эмма Аркадьевна, решайте, как будете сегодня работать: или в три уходите, или переселяетесь к сметчикам. Девочки придут обои клеить.

– Спасибо, Люба, я решу.

Когда у дверей начали возводить леса, бухгалтерши радостно упорхнули. Только Эмма Аркадьевна спросила:

– Я ведь не помешаю, если буду сидеть за дальним столом? Очень много работы.

Может быть, работы было много, но Люба заметила, что главбух больше приглядывалась к тому, как Люба собачится с отделочницами, чем копалась в бумагах и стучала по клавиатуре. Когда, наконец, Люба настояла на своём, а женщины занялись делом, Эмма Аркадьевна поманила её пальчиком:

– Люба, у тебя что-то случилось?

– Да нет, всё нормально…

– Не хочешь – не говори. Но скажи хотя бы, твоя тревога не связана с работой?

Люба вздохнула и решилась:

– Вы знаете, я уже двоим о своей тревоге поведала: юристу и безопасности. Оба отмахнулись.

– Это связано с последним контрактом?

– А… почему вы об этом подумали?

– Ты уже месяц маешься. А месяц назад мы с Венцелем договорились.

Вот с кем бы Люба не стала откровенничать, так это с явно спивающейся пятидесятилетней бабой. Похоже, что до пенсии она не доработает. Да и что она может сделать на своей позиции?

А потревожил её покой звонок Виктора Васильевича, который, действительно, состоялся месяц назад, через несколько дней после подписания бумаг о строительстве завода медицинских препаратов в свободной экономической зоне под Новогорском. Медик сначала мямлил, а потом рубанул сплеча: «Мне кажется, мой пациент подвёл Игоря Николаевича». И рассказал, что Анатолий ему изложил разговор с Верой, нынешней женой Игоря. Для его пациента характерно, что он не всегда различает людей. Анатолий счёл, что Вера – эта та весёлая официантка, которая когда-то учила его полировать бокалы. Поэтому он с величайшим доверием отнёсся к этой даме, считая её давней знакомой, и очень подробно рассказал о том, что происходило на переговорах. «Но он не мог уж так подробно всё запомнить!» «В том-то и дело, она его долго и дотошно расспрашивала. Считаю, что её интерес крайне подозрителен. Почему она контролирует дела мужа через посторонних? Впрочем, я вам ситуацию изложил, а вы уж поступайте как вам заблагорассудится».

Люба некоторое время мялась, а потом решила посоветоваться со Стасом. Он отмахнулся: «Эта дура? Она просто клюнула на смазливое личико Милославского, вот и изображала перед ним бизнесвумен. Много понять и кому-то продать серьёзный проект она неспособна. Конечно, не стоило Игорю так поспешно жениться. В бизнесе он дока, но насчёт баб… первая – психопатка, вторая – полудебилка. И обе нимфоманки. Не волнуйся, Люба».

Сказать Игорю? Нет, он так влюблённо глядит на жену. Обидится и не послушает. По правде, экстерьер там о-го-го! Есть на что поглядеть и за что подержаться. При таких данных можно позволить себе быть самовлюблённой дурой. И в бизнес она серьёзно влезть не сможет… если только ею не будет манипулировать кто-то умный. Вот эта мысль заставила её обратиться к Темникову. Этот вообще взглянул на неё сонным взглядом и сказал: «Нет причин для волнения».

Ну, если для этих нет причин, то почему она должна волноваться? Но всё равно волновалась. И дело было жалко, и о доходах, если уж совсем откровенно, душа болела. Тогда, в марте, когда они опустошили Игореву фирму и втюхали её Большакову в качестве отступного, никто не вспомнил о служебной квартире, о которой Игорь как-то заикнулся, что перепишет на Любу. В результате она осталась за фирмой, а ей пришлось съезжать на съёмную. А если Игорь разорится совсем, то перестанут поступать проценты с дохода, что капают от «Стройсервиса» на Любину карту. А ещё бедный пациент Виктора Васильевича – кто тогда будет платить за него?

Пока она, пригорюнясь, вспоминала всё это, отделочница тронула её сзади за плечо:

– Любовь Эдуардовна, прости нас, дур. Глянь, как богато глядится! Дверь стала как у Путина! На другие стены глядеть неохота!

– А вот вы сейчас нарежете полосы, чтобы на другие стены наклеить. Метр от пола, метр от потолка. И каждую декоративной рейкой окантовать. И даже рот не открывай, чтобы снова ругаться!

Когда строители ушли в дальний угол, Эмма Аркадьевна мягко сказала:

– Не думай, что я могу сделать что-нибудь плохое Игорю. Наверняка тебе донесли, что я много лет путалась с его отцом. Он был старше меня почти на тридцать лет. Из семьи не ушёл и меня не отпустил. Только после его смерти вышла замуж. Но неудачно и ненадолго. И я к полтиннику ни с чем. Но к Колиному мальчику я привязана как к родному.

– Да, беспокоюсь об этом контракте. Дело в том, что Милославский поступил неосмотрительно…

В отличие от мужиков главбух суть ухватила сразу:

– Ты права, манипулятор может нас раскатать по брёвнышку. И никакие промышленные тайны продавать не надо. Достаточно затормозить стройку и в этой позиции начать торг. Потери денежные и репутационные будут такие, что Романову уже не подняться. Да, дела…

– Ну, зачем он на жену фирму оформил!

– Павлиний хвост распустил! Ладно, Люба, я проверю кое-что и постараюсь вытянуть нас из этого дерьма. А вот фирму уже не спасти.

– Как же?..

– Ничего, прорвёмся!

Когда Люба уходила вслед за окончившими поклейку отделочницами, Эмма Аркадьевна махнула ей рукой, пробормотав: «Я закрою потом!»

На следующий день, когда Галина Степановна собралась в банк, главбух сказала:

– Давай сюда документы, я сама съезжу. Что-то третий день Венцель первый транш не перечисляет. У нас уже по аренде задолженность.

Вырвала у неё из рук папку, просмотрела её, сунула в пакет и улетела. Почему-то Галина Степановна сначала растерялась, а потом обозлилась. Пробормотав: «У, алкашня старая!», она схватила телефон и убежала в коридор.