Знакомство по брачному объявлению

– А вот проверим!

Пока старуха опомнилась, полицейский протиснулся мимо них, распахнул дверь и присвистнул:

– Ну, доцент! Андрюха, «скорую» вызывай!

В субботу Туминский с утра отправился в Уремовск в «четвёртую травму», куда, как сообщила ему Яна, положили Нину. Поначалу пообщался с дежурным врачом, который на ходу сообщил ему, что травмы считаются лёгкой степени тяжести: рваная рана на голове, отчего было столько крови, гематомы на скуле и бёдрах, трещины на двух рёбрах. Сотрясение небольшое. Да, представьте, это считается лёгкая степень, угрозы жизни ни малейшей. Мы бы её на третий день выписали, но психологическое состояние… какое состояние, лежит и молчит. А когда мать приходит, визжит и машет на неё руками. Свекровь? А бог её знает… нет, муж не приходил.

Туминский зашёл в палату. Нина лежала у стены. Поглядела на него, он шёпотом представился, она повела головой, явно узнала, но ничего не ответила и отвернулась к стене. Лежавшая рядом старуха с гипсом на руке и ноге с оханьем развернулась и спросила:

– Ты, что ли, виновник торжества?

– А? Нет, я родственник… ну, родители наши были женаты… получается, брат… сводный.

– Что же ты, братишка, зятя не приструнил? Посмотри, до чего бабу довёл!

Туминский вздохнул:

– Мы не общались с детства. По сути, тут не струнить, а убивать надо. Человек на раз зверем не становится. Это он пожизненно зверь.

– Вот! О чём я этим дурищам говорю! Тут ведь… тебя как звать? Володя? Тут, кроме меня и Тиночки, – она махнула в сторону окна. – Тут все мужиками битые, только мы две машинами. Вон Валька уже заявление решила забрать. А я говорю: простишь – убьёт! Ты ведь так же считаешь? Поговори с ней.

При этом бабка выразительно мигала в сторону отвернувшейся Нины: мол, обращайся к этой Вальке, но слова твои для Нины.

Туминский кивнул ей и сказал:

– Видите, как Валя губки свои побитые поджала? Мол, она большая, умная, сама всё знает! Я тебя, Валя, учить не буду, случай из жизни расскажу. Была у меня бабушка Аня, три недели как похоронил. О ней речь. В 53-м году она окончила с отличием фельдшерско-акушерское училище. Распределение получила хорошее, в пригородное село, а город районный всего в 60 километрах от родного Новогорска. Всё удачно складывалось, встала на квартиру к хорошей бабушке вместе с ещё одной молодой специалисткой, библиотекаршей Шурочкой. Вечерами на танцы ходили и на спевку. Очень им обеим завклубом понравился, который хором руководил. Что сопишь, замолчать?

– Рассказывай, Володенька, – крикнула от противоположной стены женщина с перевязанной головой и без зубов, но с накрашенными губами. – Больно я про любовь истории люблю!

Женщины засмеялись, ещё одна поддержала:

– Ты что, Валька, тут мы со скуки дохнем, и нате вам – мужик, причём настоящий, не чета нашим злыдням! И история про соперниц!

– Да вы что, мне самой интересно! А бабушка твоя, она красивая была? А Шурочка? Опиши!

Зашла медсестра, разнесла таблетки по тумбочкам и присела на Нинину кровать: «Кто красивая?»

– Бабушка Аня моя была очень высокая для своего поколения, около метра семидесяти. Брюнетка со светло-серыми глазами. Худенькая. Не сказать, что красавица, но симпатичная. А Шурочка… Она часто её вспоминала. Маленькая, светленькая, пухленькая, этакая Снегурочка. В общем, невесты на загляденье. А завклубом уже ближе к тридцати, ростом небольшой, Ане рядом с ним каблуки не надеть, но с кудрявым чубом. На гармони играет, дом у родителей большой. Словом, завидный жених. Эти приезжие девчонки всё удивлялись, почему возраст уже к тридцати, а не женат. Смеялись: закопался в невестах. Стал он их после репетиции хора провожать, да так себя вёл, что долго не понимали девушки, за кем ухаживает. Потом стало понятно: за Аней. Шурочка отступила. Через год сыграли свадьбу. А через два месяца после свадьбы избил он новобрачную так, что, когда свекровушка пол мыла, на снег красную воду выплёскивала. Перевязала её и в спальне заперла: «Лежи. Раз муж учит, значит, заслужила». А Аня, дождавшись, когда свекровь от двери отойдёт, стекло из окна выдавила и на снег выпала. И по снегу босиком в контору, где её медпункт находился. Позвонила в районную больницу, оттуда за ней приехали. Написала из больницы родителям: так, мол, и так, муж избил, жить с ним не буду, заберите. Через несколько дней пришёл ответ: мы тебе при знакомстве с его родителями сразу сказали, что они звери, но ты не послушала. Теперь, закон принявши, живи, нас не позорь!

– Родители, – возмутилась медсестра. – Кому же тогда жалеть, если мужик бьёт, а родители не помогают?

– Как было, так и рассказываю. Выписавшись из больницы, поехала она в Новогорск…

– К родителям?

– Нет, в отдел кадров в облздравотдел. Попросила: в связи с семейными обстоятельствами переведите в другое село. Нет, отвечают, должна ты по направлению отработать три года как положено. От отчаяния вломилась она к заведующему. Сказала: если муж меня убьёт, знайте, двоих он убил по вашей вине, я ребёнка жду! А он ей: помню тебя с госэкзаменов, блестяще ты отвечала. Привёл в отдел кадров, говорит: оформляйте перевод! Ну, и перевели её в самый дальний район, да ещё от райцентра пятьдесят километров по шоссе и шесть по бездорожью. Это на границе с нашей областью, может, слышали, Бережки?

– Я туда за сыром как-то заезжала в фермерское хозяйство, – сказала старуха. – Глухое село, но краси-и-вое! Речка там Туминка, остров песчаный, Орёлкой называют. И что, так и осталась там? И муж не искал?

– Через месяц нашёл. Фамилия-то наша Туминские. В том, прежнем селе, необычной казалось, а в Бережках её полсела носит. Наверное, родня. Вот и донесли. Приехал, говорит: будет дуться, я тебя простил, и ты прости. Больше пальцем не трону. Нет, отвечает моя бабушка, а тогда неполных двадцати лет девушка Аня, жить я с тобой не буду, давай разводиться.

– Небось, опять драться кинулся, – вздохнула беззубая.

– С ней санитарка находилась безотлучно, она, не будь дура, сразу в бригаду позвонила. Оттуда на тракторе три мужика приехали, как только в кабину поместились? Бригадир в медпункт зашёл и говорит: «Куда это вы, Анна Станиславна, от нас уезжать вздумали?» А она ему: «И в мыслях не держу, да вот, приехал бывший муж, грозится». А бригадир: «Вот мы сейчас его проводим». Вывел, велел трактористу его до Лужино довезти и предупредил: «Если ещё раз в Бережках появишься, руки-ноги переломаем и скажем, что так и было».

– Вот это я понимаю, мужики что надо!

– Мужики, конечно, были правильные, но ещё и шкурный интерес. Без фельдшера в дальнем селе погибель.

– История-то ведь не кончена, – подтолкнула его проницательная старуха.

– При прощании муж сказал, что один не останется, женится. Аня рукой махнула: мне это неинтересно, да и кто за тебя, за злодея такого, пойдёт! Только через несколько месяцев, когда она в роддоме лежала, дошло до нее страшное известие: сошёлся он с Шурочкой, бил её чуть ли не с первого дня, а как-то силы не рассчитал и убил! Бабушка моя до смерти её вспоминала, как вспомнит, так плачет. Ну, а свёкор со свекровью сказали: сноха-злодейка виновата. Присушила мужика и бросила. Он нелюбимую бил, сил не соизмеряя, а если бы бил любимую, то с умом и не до смерти.

– Судили?

– Конечно. Еще свекровь приезжала в Лужино, справку брала в сельсовете, что у него малолетний ребёнок. Это чтобы меньше дали, сыну, мол, отец нужен.

– Ой, блин, – подскочила на кровати беззубая. – Такой нужен беспременно! А то, не дай бог, сын тихоней вырастит небитым! И сколько дали?

– Это уж я не знаю, да и не имеет значения. Через несколько месяцев убили его в тюрьме в драке.

– И всё? И никогда они внуком не интересовались?

– Более того, так получилось, что через год после зоотехникума сестра мужа в Бережки распределилась. Сколько жила, не здоровалась.

– А сколько жила?

– Мало. До тридцати не дожила, от какой-то болезни умерла. Но перед смертью дочери своей наказала: будет тебе плохо, когда отец другую мамку в дом приведёт. Ты тогда тёте Ане покланяйся, она добрая, она тебя пожалеет. Это мне тётя Тоня на днях рассказала. После похорон пришла первоклассница домой, там не топлено, грязно, отец на ферме. Она развернулась – и в медпункт. Вошла и старательно так в поясе согнулась. Бабушка к ней кинулась – и ну обе реветь! С тех пор они были неразлучны. Целыми днями она у моих сидела, иной раз и ночевала. У отца-то от новой жены дети пошли. Отдать дочку тётке насовсем не могли, перед людьми совестно. Не обижали, но и внимания не обращали. Вот такая история, девочки.

Медсестра встала:

– Спасибо, Володя. Очень поучительная история для нас, для дур. Небось, бабушка больше замуж не вышла? И правильно! И моё счастье, может, в том, что муж с двумя детьми бросил. Зато не бил.

– А её родители?!

Туминский повернулся к Нине, которая вскочила с кровати и стояла, покачиваясь. Взял её под руку и сказал:

– Нельзя тебе так резко вставать, голова закружится. А родители… больше они не виделись.

– Но как же так? Они нормальные? Не злодеи, не пьяницы?

– Обычная городская семья. И сами, и родители их, и деды-бабки на ткацкой фабрике работали.

– Так почему же! Она не ездила к ним, они не узнавали о ней?

– Года через три, уже её ребёнок по улице бегал самостоятельно, принесла почтальонка письмо, отцовой рукой написанное. Бабушка адрес перечеркнула, написала: «Не проживает» и назад отдала: «На, отошли». Потом через какое-то время ещё одно письмо было. Бабушка его взяла, но читать не стала, в чистый конверт заклеила, адрес родительский надписала и в почтовый ящик бросила. И на этом всё.

– Ну как же это можно?!