Знакомство по брачному объявлению

– Не знаю. Эту историю я маленьким слышал, взрослым не спрашивал. Тогда, я помню, бабушка сказала: они от меня отказались, так тому, значит, и быть.

– От меня тоже мать отказалась… в пользу пьянки.

– Пойдём, по коридору пройдёмся.

Медленно, опираясь на его руку, она двинулась к дверям.

– Володя, что делать? Куда деваться?

– Можно жильё снять.

– С учительской зарплатой?

– Но люди как-то живут! А пока давай я тебя в Бережки отвезу! Дом ты видела. Поживёшь в одиночестве, успокоишься. А там видно будет.

Она выдохнула с облегчением:

– В одиночестве… да!

– Пойдём, я тебя до палаты доведу и пойду о выписке договариваться. А ты вот пока письма почитай.

Возвращаясь из ординаторской к палате, услышал глухой голос старухи:

– «Пьянки, скандалы – от ощущения несчастья. А счастье – оно не в деньгах, не в красоте и почёте, а в любви. Счастье – это когда дети любят родителей, а родители детей, муж с женой живут в ладу, а старики обрели покой, радуясь счастью детей и внуков. Юра, как хочется, чтобы так было!»

Старуха читала вслух письма, а женщины, пригорюнившись, слушали.

Глава 10

В воскресенье, возвращаясь домой, Туминский решил позвонить сестре. Её ежедневные телефонные звонки порой раздражали, но стоило ей замолчать на неделю, и он оказался выбитым из колеи. Схватился за телефон, подумал и кинул на сиденье. Нет, такие разговоры по телефону не ведут. Да и мириться надо глаза в глаза. Мать? Что делать, придётся повидаться. Месяц, наверное, не встречались. Теперь скандал неизбежен. Плевать, зато Люсёнок заступится и легче простит!

Мать на удивление не орала, только сварливо пропела:

– Явился – не запылился! Месяца не прошло, а он уже снова здесь!

Вовка плаксиво пожаловался на Ваню, который отломал терминатору голову.

– А ты убирай за собой игрушки, – щелкнул его по носу. – И вообще, что это за терминатор, с которым любой младенец справится. Когда мама в город поедет, приезжай вместе с ней. Выберем что-нибудь поосновательнее.

Люся дулась и делала вид, что не замечает многозначительных взглядов брата. Туминский возился с племянниками, прикидывая, через какое время приличным будет свалить. В конце концов, Люська теперь знает, что есть новости. Долго не выдержит, сама примчится выяснять. Позвонил телефон, Лишняев орал что-то про сбой, Туминский ответил ему: «Успокоишься – перезвонишь» и отключился. Снова звонок и снова истерика. Туминский припомнил, кто дежурит сегодня, и позвонил мастеру Серёже. Разбирались долго, но разобрались. Он сказал: «Всё, дальше по инструкции. Какая пауза была? Значит, извещение в головной офис. Премии всех лишат, как пить дать. А если скроешь – выгонят по статье к чёртовой матери».

– А я знаю «к чёртовой матери», – сказал Вова. – Это плохие слова!

– Да, Вова, извини, у меня неприятности, и я выругался. Нельзя говорить плохие слова, особенно при женщинах и детях.

Снова позвонил Лишняев. На этот раз он говорил, сдерживаясь. Туминский отвечал ему спокойно: «Мы с Серёжей всё обсудили. С тобой? Я крик с детства не воспринимаю, когда орут, слов не различаю, только шум, так что орать на меня бесполезно, и ты это с института знаешь. Дежурный? Ладно!» Посвистел уныло и спросил:

– Люсь, у тебя комп включён? Этот баран на меня дежурство возложил, а извещение Серёже наверняка запретит посылать. Сейчас сам отпишусь.

Люся утащила брата в свою комнату, и там, наконец, он смог рассказать ей всё, что собирался. Начал с Инны. Сестра обняла его и сказала:

– Я всегда знала, что она тварь бездушная. Но настолько! Она же видела, как ты бабушку любишь, но ухватила только то, что её интересует: раз после похорон машину сменил, значит, наследство получил!

– Ладно, проехали! Теперь о твоём поручении…

Люся слушала его как в детстве, когда он ей сказки рассказывал: распахнув глаза и затаив дыхание. Туминский еще раз порадовался за сестрёнку, что ей такой хороший муж попался. Представить себе, чтобы он её обидеть мог не делом даже, а грубым словом! Люся и сама за себя постоять может, но ведь ещё есть родители и брат. Да они за Люську!

– Ты её в Бережки отвёз? А как она там жить будет?

– Да как все! На первое время мы из Уремовска продуктов привезли, а там синяки сойдут, будет в сельмаг ходить.

– А вещи?

– Мы заехали к ней домой и всё забрали. Попросили соседку поприсутствовать. Нина забрала одежду, оставила на столе обручальное кольцо. Всё предельно понятно. Ключи отвезли свекрови.

– И что она?

– Не стали мы к ней заходить, Люсёнок. В конверт ключи положили и в почтовый ящик бросили. Тоже всё понятно.

– А ты не боишься, что Нина от одиночества… что-нибудь не то сделает.

– Боюсь. Но надеюсь на тётю Тоню и тётю Шуру. В общем, через неделю Нина приедет в больницу закрывать больничный и либо будет искать квартиру, либо рассчитываться и возвращаться в Бережки. Здесь я её встречу и либо просто отвезу в Бережки, либо отвезу, чтобы вернуться с вещами.

– Я поеду с тобой!

– А смысл? Я даже не уверен, что она не передумает и не вернётся к мужу. Он ведь не первый раз её ударил. А все эти женщины в палате, они же битые-перебитые. И снова к мужьям возвращаются. Дело тут не в жилье. Пары, что ли, такие подбираются? У него – потребность в насилии, у неё – в страдании!

Сестрёнка заревела:

– Давай хоть одну спасём!

Влетел Вова, кинулся к матери:

– Мама, не плачь! Дядя Володя, ты её обидел?

Заглянула мать с Ваней на руках. Люся, всё ещё всхлипывая, пояснила, что плачет об одной знакомой, которую брат навестил в больнице по её просьбе. Мать, чем-то расстроенная, невнимательно выслушав, сказала только: «Ну, и пригласила бы её пожить, если подруга», – и тут же скрылась.

Вышла она только когда Туминский простился и присел обуться у порога. Спросила:

– Ты всерьёз это сказал… что громкого голоса не слышишь?

– Не совсем так.

– Ну, так объясни.

– Я же не один раз тебе об этом говорил!

Как-то на первом курсе университета к ним психолог с лекцией пришёл. Был тогда у них какой-то курс лекций по адаптации в студенческой жизни. И так Туминскому эта лекция понравилась, что подошёл он к лектору и попросил разрешения личный вопрос задать. Помог до кафедры плакаты донести и спросил, что делать, если он не различает смысла слов, когда на него начинают орать? «Ну-ка, ну-ка», – заинтересовался психолог и вдруг набросился на него с какими-то обвинениями. Потом похлопал Туминского по плечу успокоительно и спросил: «Ты можешь повторить, в чём я тебя обвинял?» Студент ошарашено помотал головой. «А ведь я не орал, я говорил шёпотом. Ты не на звук реагируешь, а на эмоции». Потом говорил что-то насчёт того, что всё это из детства, что была какая-то психологическая травма, и что Туминский сам устанавливает психологический барьер, отгораживаясь от агрессии. Что можно попробовать разрушить этот барьер с помощью гипноза. Гипноза Туминский побоялся. Тогда лектор дал ему несколько практических советов. С тех пор, если на него кидались сверстники, Туминский демонстративно надвигал наушники и слушал музыку. Тем, с кем приходилось общаться часто: сокурсникам, позже коллегам, он сразу объяснял, что договариваться с ним можно только по-хорошему.