– Могу, – мрачно ответила она и, отвернувшись к сушилке, сделала вид, что поправляет цветы, чтобы Шут не увидел, как от стыда пылает ее лицо.
Разложив растения сушиться, Ева с Шутом спустились в гостиную, где капитан уже снимал с огня чайник. Он заварил чай для себя и для друга. Ева же срезала несколько листьев с нондивера, оставшегося на столе, положила в свою кружку и залила кипятком.
– Раскинешь камушки, именинница? – напомнил Шут.
Радость, охватившая Еву в момент, когда в гостиной появился Шут, теперь сменилась нервозностью и раздражением. Может, он только ради того и явился, чтобы узнать правду о чувствах другой девушки? Уж лучше бы с ними был сегодня Сомбер! Он, конечно, большую часть времени молчит, зато красиво играет на лютне.
Ева достала из серванта синий мешочек, развязала его и протянула Шуту.
– Подумай о ней, вытяни три камня и дай их мне, – сухо скомандовала она.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и на город опускались сумерки. Ева поглядывала на портрет, ожидая появления Дария, надеясь, что он развеет своим присутствием возникшее в воздухе напряжение. Шут все еще ковырялся в мешке, перебирая камни пальцами. Камушки звонко стучали друг о друга. Наконец он вытащил один, через некоторое время второй и третий – гладкие сиреневые аметисты.
Ева взяла первый, оценивая символ, начертанный на нем.
– Первый камень расскажет о твоих чувствах. Этот знак, – Ева показала Шуту символ, – говорит о серьезных чувствах. Не о влюбленности, не о похоти, а об искренней любви.
Ева сглотнула. Шут действительно кого-то искренне любит. Кого-то другого. Но разве можно было упрекать его в том, что он полюбил не Еву? Грудь сдавило, а на глаза навернулись слезы. Нет! Она должна взять себя в руки! Слезы для слабаков!
– Это настоящие чувства, которые… – Ева запнулась, но сделав усилие, продолжила: – … которые нужно беречь. За такую любовь стоит бороться.
Послышался смешок.
– Шут влюбился? – изумился Стром. – Ни за что не поверю! Ха-ха-ха!.. Не привирают ли твои камни, девочка?
«Хотелось бы», – вздохнула про себя Ева, ведь камни обычно давали верные ответы.
– Ну, что там дальше? – поторопил Шут.
– Второй камень расскажет о ее чувствах к тебе.
Ева рассмотрела символ. Сомнений нет: чувства Килана взаимны. Что же делать? Сказать ему правду – значит, собственноручно подтолкнуть его в объятия той девицы и самой потерять надежду на взаимность. Соврать? Ревность подсказывала, что этот вариант более разумный с точки зрения ее личных интересов. Ева вспомнила недавний разговор с капитаном: «Неуемная жажда власти, денег и любви могут оправдать любое безумство». Что ж, соврать сейчас – значит, совершить безумство. Это претило ее собственным убеждениям относительно чести и достоинства. Ложь запятнает ее совесть, а Шута, возможно, сделает несчастным. Могла ли она так с ним поступить? Имела ли на это право? Очевидно, что в этой борьбе ей не победить при любом раскладе. Так к чему лгать?
– Она тоже любит тебя, – тихо сказала Ева, и тысячи кошек заскребли в ее душе от этих слов. – Твои чувства взаимны, не сомневайся.
Шут задумчиво уставился на огонь в камине. Он хмурился, а вся его поза выражала смятение, доселе ему несвойственное.
– Что-то еще? – уточнил он.
– Да, – Ева потянулась к последнему камню, – третий символ: он расскажет о возможности вашего союза. Проще говоря, будете ли вы вместе.
Шут резко повернулся и забрал камень у Евы, бросив его туда, откуда вытащил.
– Достаточно того, что мы уже узнали, – улыбнулся он и тут же ехидно добавил: – Да и врут они все, камушки твои. Или же ты не умеешь по ним читать, – он ухмыльнулся и привычно сощурился.
Ева сердито фыркнула. Шут начинал ее бесить.
– С чего это такой вывод?!
– Нет у меня никаких серьезных чувств, ни к кому. И любви никакой нет, – отрезал он.
– Зачем спрашивал тогда?! – прикрикнула Ева.
– Я думал, ты скажешь, как ее соблазнить поскорее, – Шут закатил глаза и засмеялся, – а ты про любовь начала!
– Узнаю Шута, – отозвался капитан, закуривая трубку. – Не обращай внимания, Ева, он всегда такой дурак. Шут же!
Какой же он мерзкий! И как она раньше его не разглядела?!
«Свинья он, а не Шут», – решила Ева, убрала камни в сервант и взялась резать пирог.
Краем глаза она увидела Дария, спрятавшегося за дверью. Похоже, он незаметно выскользнул из портрета во время перепалки. Ева кивнула ему и, закончив разрезать пирог, отложила нож и откашлялась:
– Я хочу вам кое-кого представить, – объявила она. – Пока вас не было, я познакомилась с одним человеком. Сначала я испугалась его, но потом поняла, что он совсем не опасен, – Ева обернулась и позвала музыканта: – Дарий, выходи.
Дарий бесшумно вошел в гостиную. Ева едва заметно улыбнулась: ведь он мог бы просто влететь, но она знала, что ему нравилось представлять, будто его тело такое же осязаемое, каким было раньше, и все так же подчиняется всемирному тяготению. Ева ободряюще кивнула ему и повернулась к друзьям.
– Это Дарий. Он тоже живет в этом доме. Помните, вы замечали на себе чей-то взгляд раньше? Это Дарий глядел с портрета. Но мы его не видели, зато теперь все изменилось!
Дарий кивнул и улыбнулся.
– Рад познакомиться с вами!
Капитан нахмурился. В воздухе повисло молчание. Стром и Шут переглянулись. Тут Шут схватил с подоконника шляпу и прижал ее к груди, а второй рукой яростно затряс в воздухе, словно пожимал чью-то невидимую руку.
– Очень рад! О-о-очень рад, господин как-вас-там? Хотя неважно! Присоединяйтесь к нам, будем друзьями! – Шут старательно рассыпался в любезностях перед пустотой. Дарий же обошел его сзади и наблюдал за его ужимками со стороны. – Сыграем в карты?
– Что происходит?! – рассердилась Ева.
Шут уже порядком достал ее своими выходками.
– Они не видят меня, – ответил Дарий, наблюдая за расшаркиваниями Шута.
Ева растерялась.
– Как это так? Почему?
– Шут, хватит, – одернул его Стром, – это не смешно. Ева, с кем ты говоришь? Что случилось? В комнате никого, кроме нас троих, нет.
Ева нервно прикусила губу.
– Нет, нас четверо. Дарий с нами, он у камина. Вы что, совсем ничего не видите? – недоверчиво спросила она.
– Может, его видят только чокнутые? – съерничал Шут.
Ева часто слышала это слово по отношению к себе, но не ожидала услышать его от друзей. Точнее, от того, к кому была неравнодушна. Этот поступок вполне можно было назвать ударом ниже пояса. Стоило ли уезжать из родных мест, чтобы и здесь прослыть сумасшедшей?
Она с укором взглянула на Шута, и в глазах ее блеснули слезы.