Совершенная технология

Он сокрушённо покачал головой.

– Вы же этого не знали, – произнесла она.

– Должен был догадаться, должен. Вы же все, геоманты, ощущали их как что-то чужеродное, иное. И весь этот их полёт для вас был – как вторжение инородного тела в организм. Как будто вас ранили…

– Даже мы сами не могли догадаться до этого… – вздохнула Шуша. – Ведь ничего подобного раньше не было. Да и что бы вы сделали? Накачали бы обезболивающими? Это же чистая психосоматика, в таком случае даже тяжёлые наркотики – мёртвому припарка…

Она вздохнула и помолчала, на этот раз – всё-таки прислушиваясь к миру.

– Ах вон оно что… Значит, выжгли защитную полосу вокруг своего корабля…

– Да, сразу же после посадки. Почти на полтора километра. Никто не пострадал, конечно, напрямую… Но… – директор сомкнул губы, словно чуть было не сказал что-то важное.

– Ладно уж, Гришнак Углукович. Говорите, – она слегка махнула рукой, стараясь, чтобы провода не отсоединились от запястья.

– У нас всё неплохо! – преувеличенно радостно заверил её директор. – Из Тотьмы передали – у Ярика только обморок сильный, а Анжелика… – он чуть поморщился. – Уволю я её, наверное. С таким уровнем чувствительности ей разве что алкоголиков лечить перестановкой мебели в квартире. Представляешь, у неё лишь голова закружилась! И зачем таких на стажировки в бюро назначают, ты мне скажи?

Шуше стало ясно, что он пытается заговорить ей зубы.

– Гришнак Углукович…

– Понял, понял… Ну, понимаешь… В общем… У Насти было, оказывается, сердце слабое. Никто и не знал, представляешь?.. Сын остался вот… Ну и Бенаши из Восточно-Африканского… Не выдержал… Психиатры говорят, правда, что надежда есть, и шансы велики… Но только если корабль улетит. Он же теперь не контролирует свои ощущения, в этом-то состоянии…

Шушино сердце сжалось: ей было жалко Настю и Бенаши, которых она никогда не видела в реальности (и Настю теперь уже не увидит), и впервые стало страшно за себя. Она только сейчас поняла, какой опасности подвергалась… Час назад? Два?

– А сколько сейчас времени? – спросила она директора.

– Почти шесть вечера, – сказал директор. – Ты долго без сознания была, очнулась, когда огонь на защитной полосе погас полностью.

– Какие они? – спросила Шуша, возвращаясь к главному. Директор пожал плечами.

– Никто не видел. Они только машины выпустили, которые из огнемётов и… – директор горестно махнул рукой. – Машины и прожектора установили… Всю защитную полосу и сам корабль освещают. Хотелось бы надеяться, что боятся…

Она задумалась. Тотьма, точнее, сам корабль, стоящий сейчас посреди выжженной пустыни диаметром три километра, ощутимо звали её.

– Гришнак Углукович, когда мы полетим?

– Я – вечером, видимо, а твоё дело маленькое сейчас: лежать и приходить в себя. Болевой шок – это серьёзно, минимум три дня тебе обеспечено!

– Нет, Гришнак Углукович! – Шуша категорично покачала головой. – Зовите врачей, пусть дадут мне лекарств, я полечу с вами!

– Ни в коем случае! – заявил Гришнак Углукович. – Ты останешься здесь! Там Ярик, он уже в порядке, на месте он лучше почувствует всё! Справимся! Ты там не нужна, мы пока выжидаем действий с их стороны!

Шуша села рывком, всё сильнее ощущая тяжесть под сердцем. На этот раз приборы не отреагировали – вероятно, она и впрямь приходила в себя.

– Да?! А вы представляете, каково мне здесь?! Ну Гришнак Углукович, ну миленький, ну поймите же! Он меня зовёт, понимаете? Вот как заноза в ладони – теребите её, теребите, никак не вытащите! И не успокоитесь, пока не расковыряете к чёрту!

Гришнак Углукович хитро хмыкнул, разглядывая свои ладони с характерной для нативных кочевников шершавой жёсткой кожей, которую не каждый нож мог прорезать.

– Правда? Никогда не сталкивался с такими проблемами!

– Блин! Ну Гришнак Углукович, ну как если вам между зубов волоконце мяса попало! Только гораздо, гораздо хуже! Ну поймите же!

Директор молча улыбнулся во все тридцать четыре белоснежных имплантанта: нативные кочевники давно поняли преимущества, которые дает техноориенталовская стоматология, и при первой возможности заменяли свои слишком больные зубы на протезы.

– Ну Гришнак Углукович… – беспомощно протянула Шуша.

Она была готова расплакаться, потому что действительно ощущала мощный зов покалеченной чужим кораблём части мира. Ей надо, надо, во что бы то ни стало надо было туда! Именно там лежал ключ к тому, как исправить ситуацию. Она чувствовала, что сейчас расплачется.

– Гришнак Углукович… Я же здесь только изведусь! – выдала она последний аргумент. – Это же не лечение будет, я только и буду, что прислушиваться к миру! И все ваши действия там буду прощупывать!

Директор задумчиво поджал губы: похоже, понял, что она права. Несколько минут прошло в молчании.

– Хм… Ладно. Лежи пока, я с врачами поговорю. Он встал и направился к выходу из бокса.

– Нетушки, Гришнак Углукович, вот свой дипломат здесь оставьте! – заявила бдительная Шуша, понимая, что он попросту может сбежать, испугавшись ответственности.

Директор укоризненно покачал головой.

– Ладно-ладно. Вот, видишь, его прямо рядом с койкой ставлю? – примирительно сказал он.

Нос распух, щёки неприятно саднило: Шуша точила слёзки в жёсткую больничную подушку. Врачи, конечно, не отпустили её с Гришнаком Углуковичем.

Самым обидным было то, что директор сам же и подложил ей самую большую свинью: в пылу споров не нашел ничего лучше, чем позвонить сокровищу и посоветоваться с ним. Сокровище, у которого как раз кончилось дежурство, принесся из своего Склифа на всех парах и затребовал историю болезни у лечащего врача. Конечно, в обычной районной неврологии к нему отнеслись с пиететом: как же, и реаниматолог в крупнейшем институте скорой помощи в стране, и в качестве мужа прекрасно знает особенности организма геомантов. Разумеется, сокровище полностью одобрил предложение лечащего врача по поводу трёх дней реабилитации, и только после долгих и горьких Шушиных слёз и объяснений с самим Гришнаком Углуковичем согласился, что к ведущему геоманту подход должен быть особый, что Шуша и впрямь может серьёзно издёргаться в бездействии, и предложил в качестве компромисса на ночь дать ей сильных успокоительных, а утром проверить состояние больной и действительно выписать при отсутствии признаков ухудшения.

– Или ты хочешь, чтобы я твоим родителям позвонил? – строго спросил сокровище.

Шуша представила, что может последовать, если мама или папа, работавшие сейчас по контракту в Австралии, узнают, что с ней случилось, и, помотав головой, героическим усилием воли постаралась раскатать «сковородничек», в который сама собой скручивалась от обиды нижняя губа.

– Ну… Это же… То… Только психосомаааатика… – всхлипывая, выдавила она из себя и снова разревелась, но уже тише.

– Раз психосоматика, всё в твоих руках! – безжалостно сказал сокровище. – Значит, сейчас изо всех сил будешь стараться заснуть, а завтра Михаил Андреевич, лечащий твой, решит, можно ли тебя отпустить.

Шуша и старалась заснуть – уже, наверное, битых два часа. К счастью, большинство приборов, опутывавших ее проводами, отключили, оставили только тонкий, почти неощутимый на голове матерчатый обруч дистанционного энцефалографа да плоский блин кардиомонитора. Уже несколько раз дверь, из-под которой в палату просачивался лучик света, открывалась, и заходила дежурная медсестра, сочувственно интересуясь, не нужно ли чего ей. Шуше было не нужно: седативными препаратами, конечно, уже не лёгкими эльфийскими, её накачали по самое не хочу, она и так находилась в лёгком бреду. Но даже сквозь его пелену продолжала тихонько всхлипывать от обиды на такое непонимание со стороны сокровища и Гришнака Углуковича.

А ещё она по-прежнему чувствовала тяжёлую занозу под сердцем. Где-то далеко, под Тотьмой, в одиннадцати километрах от города выше по течению Сухоны, давила на выжженную землю громада чужого космического корабля, который и поныне оставался для всех полной загадкой. Шуша пыталась уже, вспомнив школьные азы, настроиться на сознание кого-нибудь из знакомых сотрудников бюро, находившихся сейчас там, в лагере МЧС, чтобы они послали ей сколько-нибудь внятный мыслеобраз с места событий. Но – то ли концентрация не удавалась ей от усталости, то ли мешали заклинания, поддерживающие режим секретности, то ли, что вероятнее, сказывалось действие седативных препаратов. Только в один краткий миг ей показалось, что она сумела схватить чьё-то впечатление издалека: огромный подсвеченный прожекторами корпус, возвышающийся над лесом. Но насколько далеко находился неведомый наблюдатель, она понять не могла, и отсутствие масштаба событий не давало появиться ощущению сопричастности.

Бросив бесплодные попытки, она постепенно стала дышать ровнее, потом всхлипнула в последний раз и, наконец, свернулась клубочком: успокоительные всё-таки подействовали.

Глава 9

Вологда встретила лёгким морозцем, чистым небом, тонким слоем хрустящего снежка на газонах. И – почти абсолютно пустыми в разгар дня улицами. Шуша уже знала, что ночью корабль выпустил множество атмосферных зондов, разлетевшихся в разные стороны. Один из них, долетев до административной столицы области и снизившись, долго летал над улицами, сея панику среди населения. Ещё с утра очень многие предпочли покинуть город.

Таксист, который подвозил её из аэропорта, нативный кочевник, долго и с характерными для наименее образованной части этого меньшинства сложными речевыми оборотами рассказывал, как ночью позвонила тёща и рассказала про объект, как испугалась жена, как плакала маленькая дочка… И как потом они отсиживались до утра в погребе, и утром он отвёз семью в деревню к куму, а сам вернулся – надо было работать.

– Ить деньги-то, они, ить их тудыть, они всегда, иннах, нужны! – объяснял он Шуше. – Ить он, растудыть, полетал-полетал, гнно чумазое, и, в качель его, улетел! Ить же ёжкин кот! Можь, иннах, не вернётся?

Шуша пожала плечами.