Генка и Нинзя

– Поняла? – переспросила Нина.

– Поняла. – Ответил Гена.

– И еще одно. Никому ни слова о доме и Маниту, слышишь? Если взрослые узнают… короче, поклянись, что никому не расскажешь про то, что тут было. И вообще про то, что мы сюда ходили.

– Взрослые ничего не узнают, – уцепился Генка за единственный свой шанс обсудить весь этот дурдом с Витькой, за формулировку клятвы, на которую его натолкнула сама Нинка.

– Скажи, «чтоб мне сдохнуть».

– Чтоб мне сдохнуть!

Нина кивнула и полезла на улицу.

А потом был бой.

Назвать это игрой Генка мог бы раньше, но не после того, что видел в заброшенном доме.

Несмотря на все страхи и переживания утра, он словно наполнился энергией. Он бегал так быстро, как никогда в жизни. Крался бесшумно, как пантера.

Нин-зя выдала ему оружие. Он ожидал увидеть пластмассовый пистолет или автомат, но она дала ему лук и стрелы в колчане, сшитом из мешковины. Лук был почти настоящий – крепкий, тугой.

– Это мой лук, я сама делала, – объяснила Нина, перехватив его удивленный взгляд, – не поломай смотри.

– А ты с чем будешь?

– Не пропаду. Так даже удобнее, не надо стрелы экономить.– Нина ухмыльнулась и похлопала по поясу, где висела рогатка.

– А почему… Мы же в казаков-разбойников играем? Я думал, будет пистолет.

Обычно играли с пластмассовым оружием, изображая выстрелы громким «тра-та-та». Счастливчики были обладателями револьверов с пистонами – длинными узкими полосками бумаги, на которую нанесены кружочки «пороха». Боек щелкал по кружку, раздавался хлопок, летели искры, появлялся запах селитры… Были еще пистолеты с пластмассовыми дисками, автоматы, которые стреляли шариками или пульками, но они рано или поздно ломались, переходя в разряд «тра-та-та».

Нина в ответ на вопрос Генки пожала плечами.

– Мы играем в индейцев. А пацаны в кого хотят.

Все произошло быстро, во мгновение ока. Генка прятался в кустах во дворе девчонок, несмотря на то, что Нин-зя, перед тем, как убежать, указала ему совсем другую точку. Он перебрался в кусты, и не углядеть его там мог бы только идиот, либо слепой.

Но Леша стоял прямо напротив него, у качелей, и смотрел, казалось, Генке прямо в лоб… и не видел его!

Генка для пробы шевельнулся. Хрустнул веткой. Кашлянул. Леша развернулся и стал красться в другую сторону, смешно пригибаясь.

«Может, Витька приказал им меня не ловить и делать вид, что не заметили?» – предположил Гена.

Его почти сразу захватил азарт – сначала он думал, что попросту отсидится в кустах где-нибудь и ближе к середине даст себя поймать, но неожиданно обнаружил, что не хотел отсиживаться, не хотел быть пойманным, быть жертвой. Он хотел быть охотником.

Генка выпрыгнул из кустов, удивляясь самому себе и, натянув скрипнувшую тетиву, послал стрелу прямо Леше в спину.

– Убит! – весело крикнул Генка. Леша развернулся с выражением полнейшего удивления на лице. Увидев Гену, он, казалось, удивился еще больше. Опомнившись, он завопил:

– Ленка-коза! Воображала!

Потер спину, куда весьма ощутимо ударил тупой конец стрелы, и досадливо вздохнув, сел на качели.

Только Гена этого уже не видел. Крикнув «Убит!» он тут же развернулся и побежал, а колчан бил ему по спине. Генка несся по двору, приседая за машинами. Издалека выбирал самый короткий или безопасный путь. Нырнул в щель между домами, ловко пробежался по мусору – битым кирпичам и стеклу, остаткам шин, – выскочил с другой стороны.

Как ему показалось, выскочил быстрее, чем мог бы, если бы действительно бежал через щель… но анализировать происходящее у него не было ни времени, ни желания.

Он должен был найти следующего врага.

И убить его.

Игра «Индейцы и ковбои» закончилась быстро полным поражением «ковбоев». Последним «застрелили» Витьку, который быстро бегал и умел резко бросаться в стороны, так что попасть по нему было сложно. Но Нин-зя его нагнала и почти вплотную выпустила камешек из рогатки в спину.

Витя тут же остановился и, не показывая, что ему больно, подошел к Нинке. Он знал, что полагается делать. Быть главным – это не только командовать. Это еще и сдаваться, признавать поражение.

Гена и Лиза всё видели и теперь подошли поближе. Витька опустился перед Ниной на колени. Та заулюлюкала, как заправский индеец, высоко, протяжно и жутковато. Потом схватила Витю за вихор на макушке и дернула, другой рукой проводя линию вокруг головы, будто снимая скальп.

Витька старательно не смотрел на Гену.

Вечером они сидели на балконе, так же, как и за день до того – на полу, прислонившись спинами к стене, в полной тишине. От беготни у Гены в ногах была приятная слабость, мышцы чуть подрагивали.

Наконец Витька прервал молчание:

– Леша сказал, он тебя вообще не видел, пока ты не выскочил.

– Я сам удивился. Я прямо перед ним сидел.

– Ладно, Леша, значит, сам дурак. Рассказывай, ты ходы узнал?

Генка замялся. Как рассказать Вите о заброшенном доме, он не знал. Да и поверит ли друг? Вите пришлось чуть ли не клещами вытаскивать из него подробности их похода в старый дом. Спустя полчаса он подвел итог, и голос его звучал недоверчиво.

– Значит, девчонки никаких ходов не знают, а просто перед игрой ходят в подвал заброшенного дома и бросают туда крыс? И там есть скелет немца с Отечественной?

– Ну, Аня думает, что там немец. Нина говорит, что там Маниту.

– А ты сам как думаешь?

– Не знаю. Я же в самом подвале не был. Девчонки испуганные были… сначала. Но потом, знаешь, бегали как настоящие индейцы, даже Лиза, а она вообще обычно медленно ходит и пугливая. И я… – он запнулся, вспомнил свою странную жажду победы (или крови?) и продолжил: – Я тоже кое-что почувствовал. Будто какие-то силы появились, и видишь, Леша же меня не заметил. Так что я думаю… они кому-то крыс в жертву приносят.

– Ну не Маниту же, – дрогнувшим голосом сказал Витя. – Откуда в нашем городе Маниту? Это же не Америка.

– Да не знаю я.

Они снова замолчали. Потом Витька сказал:

– Да выдумывает Нинка. Пугает. Какой еще Маниту… Но, слышь, Ген… Тебе все равно надо туда пойти, посмотреть. Нин-зя же сказала, что следующая очередь твоя, так?

– Так. Но…