Когда снега накроют Лимпопо

Тави всплеснула руками, и лицо ее стало мертвенно синим. Я никогда ее такой не видел, и даже испугался.

– Ты серьезно? – прошептала она. – Как так можно – в клетке?!

– Вот так! В ту ночь, о которой не помнишь, в зоопарке убили ветеринара. Ты его, конечно, не знаешь, но мы с Чебом дружили с Митричем. Его загрыз лев. И кое-кто уверен, что ты открыла клетку льва.

– Зачем бы мне это было бы нужно? – она искренне недоумевала.

Опять порозовела, синева сошла с прекрасного лица. Черт побери, видимо, моя угроза про клетку не зацепилась в ее голове.

– Затем, что накануне Митрич надрал Чебу уши. Ты еще возмущалась насчет унижения крови. В смысле кровной мести.

– А, – сказала Тави. – Это я помню. И да, что-то собиралась сделать. Но при чем тут лев? Он не обижал мою кровь. Ты же говорил, что, наоборот, его обидел котенок? А еще… Мне не нравятся львы. Совсем.

Она покачала головой.

– Я их не понимаю. Вот эти…

Тави кивнула на фото Чебика с орангутангом:

– Совсем иное дело.

– Тави, ты…

Если бы я сказал сейчас «тупица», пришлось бы еще часа два объяснять, что это такое. А назвать «дурой» мать моего ребёнка у меня язык все-таки не поворачивался. Сам попался на ее чары, так кто здесь дурак?

А еще я не мог предложить Тави никакого укрытия. Не врал управнику: ей и в самом деле, кажется, деваться было некуда. Среди летавиц никогда не водилось никакой дружбы, даже малейшей симпатии или сочувствия не могло быть. А все мои связи эта система наверняка проверила. Мне сложно представить, чем занимается человек с женским именем Юлий, но думаю, его подходы похожи на все остальные методы розыска предполагаемых преступников.

– Какого черта, Тави! Сосредоточься на главном. Представь, что ты как тот лев, который тебе не нравится, сидишь в клетке! Не можешь взлететь в небо, танцевать под белоснежными облаками на изумрудной лужайке, пробежаться по магазинам. Ты просто сидишь, и каждый может подойти и ткнуть веткой через ограждение, и рассматривать со всех сторон, и обсуждать, будто тебя нет здесь…

– И будет пахнуть, как от того льва? – Тави брезгливо сморщила носик.

В зоопарке клетки регулярно чистили, но специфический запах до конца искоренить было невозможно. Звери все-таки.

– Наверное, да, – я пожал плечами.

Тави не могла пахнуть так как лев, от нее всегда шел легкий аромат свежескошенной травы, хотя я никогда не видел, чтобы она принимала ванну или душ. Она морщила нос от всяких гелей и шампуней, сообщая, что они пахнут чем-то неправильным. Но кто знает, во что превращается лишенная полета летавица?

– Лучше подумай, где ты можешь скрыться? – надавил я на Тави от безысходности. – Хорошенько подумай. От этого сейчас зависит твоя свобода.

«И может быть – жизнь», – подумал, но вслух не сказал.

– Наверное, – вдруг произнесла Тави, – мне и в самом деле придется уйти. Но не только из-за твоего дурацкого льва.

Хорошенькое дело! С каких пор это Тор стал моим «дурацким львом»?

– А почему же еще? – прищурившись, спросил я.

– В городе появился кое-кто, – ответила Тави. – И у нас с ним сложные… отношения.

– Кто появился?

– Этот… Как его? Ну, такой… Как-то его называют, по-разному… Не хочу о нем.

– Хорошенькое дело… Признайся, ты это только сейчас придумала?

– Может быть, – вдруг подозрительно быстро согласилась летавица. – Может, он появился не здесь и не сейчас, а когда-то очень давно и в другом месте. Ты же знаешь, моя память довольно туманна…

– Она у тебя как у рыбки, – в сердцах сказал я.

То, что казалось милым и необычным в начале знакомства, сейчас жутко раздражало. А еще было совершенно неподходящее время для ее «туманов».

– Так, где ты сможешь спрятаться на время? Подумай хорошенько.

– Я подумала, – кивнула Тави, и вдруг ее прекрасное лицо исказила гримаса нечеловеческой скорби.

Тоски, уходящей за грань инфернального.

– Спячка, – сказала она таким тоном, что неведомая бездна разверзлась и передо мной.

– Спячка? – я впервые слышал.

Такая резкая перемена в ее настроении выбила меня из колеи.

– Это последнее убежище, – Тави почти шептала, почему-то оглядываясь с опаской на широко открытое окно. – Мы впадаем в спячку только перед лицом неминуемой гибели. И это все равно как умереть. Ни полета, ни удовольствия, ни наслаждений, которые дает жизнь. Мы уходим в НИГДЕ. Но и нас в этот момент НИГДЕ нет.

– Ты уже пробовала это?

Она покачала головой.

– Нет, но я видела тех, кто выходил из спячки. Они словно… потеряли часть души. Стали такими… Тяжелыми!

Она выглядела перепуганной. Наверное, отсутствие свободы для Тави и в самом деле вело к неминуемой безмерности. К той, откуда не возвращаются.

– Тави, – сказал я так мягко, как только мог. – Что нужно сделать для отправки тебя в эту спячку? А потом – для возвращения?

***

Мы проговорили до утра, и я второй раз за эти сутки сказал сам себе «спасибо» за то, что оставил Чеба у бабАни. Наверное, впервые за все время наших отношений – очень запутанных и неправильных – почувствовал невероятную близость. Перед лицом опасности меня пронзило ощущение, что Тави – воистину родное существо.

Не как до этого – опьяняющая страсть, злость за ее равнодушие к Чебу, головокружение от нечеловеческой сущности. Она просто была моей Тави, такой, какая есть. И я принимал все ее моральные недостатки и бесячие особенности, и до умопомрачения боялся, что с ней случится страшное.

Я любил ее. Сумасшедшую летавицу Тави, совершенно непохожую ни на одно существо, что встречались мне в этой жизни.

А под утро она ушла. Сказала «До встречи» и улыбнулась, но улыбка оказалась кривой и жалкой. Губы дрожали, а прекрасное лицо становилось все прозрачнее. Только крылышки серебрились на фоне восходящего солнца. Не разрешила идти с ней.

– До встречи, – торопливо крикнул я исчезающему силуэту, испугавшись, что если она не услышит, то подумает: ей не к кому возвращаться.

Но ей было к кому. В любом случае я буду ждать. Такова моя судьба.