Наша земля – дышит

Узнать, что изменилось с тех пор, проще простого. Надо тоже оставить портфель на остановке и поглядеть, вернётся он ко мне или не вернётся.

Я хожу в ту же самую школу, где учился папа, и после уроков сажусь в автобус у того же самого забора. Так что все условия остаются прежними, кроме того года, в котором люди обнаружат у забора чей-то бесхозный портфель.

Да только как его там оставишь? После уроков меня, что ни день, дожидаются Славка и Валик. Я топчусь в раздевалке, думаю, может быть, они уйдут. При них разве оставишь портфель на остановке? А мне надо провести эксперимент!

Валик тогда заглядывает в раздевалку:

– Эй, мешок с костями, поторапливайся!

Вижу, Славка его в бок толкает. Знает, что не нравится мне, когда меня так называют. Тем более у меня папа – Академик. А я что – мешок с костями?

– Ну что ты копаешься, Колька, – говорит Славик. – Давай, бежим!

Мы выбегаем на улицу – и дальше бегом, бегом! Ладно, думаю, в другой раз эксперимент проведу. Ранцы по спине хлопают, солнце отражается в снежных сугробах. На бегу мы говорим о том, что наш математик придирается к Валику и что я любимчик учителя географии, но в этом я нисколько не виноват – просто я географию люблю. И что через неделю у нас встреча с «бэшками», матч-реванш, и уж теперь мы им покажем. В прошлый раз они выиграли случайно. Или ещё Славик начинает рассказывать, что через каких-нибудь двадцать лет люди будут в космос летать так же, как теперь на автобусе ездят.

– Нет уж, – говорю ему, – не хотел бы я так в космос летать.

Славке что, они с Валиком возле самой школы живут, в соседнем дворе. А тут каждый день топчешься на остановке, ждёшь-ждёшь. А после толпа вжимает тебя в себя, и ты уже будто не ты, у тебя много рук, и ног, и голов, и весь ты такой огромный, точно в воронку втекаешь в узкую автобусную дверь. И когда уже совсем нечем дышать становится, кажется, что ты сам же и говоришь незнакомым хрипатым голосом:

– Парнишку-то совсем задавили! Давай-ка, я к окошку тебя протолкну, там свободней.

Тут ждёшь не дождёшься, когда до своего посёлка доедешь, а Славка говорит – в космос! Нет, я лучше уж полечу на такой ракете, какую видел по телевизору.

– Нет, ты не понял, – спорит со мной Славка. – Я говорю, когда мы вырастем, полёты в космос станут обычным делом.

– Ну, это да, – отвечаю, – само собой.

Чем плохо – поглядеть на нашу планету со стороны? Она-то, интересно, видит нас, людей, когда мы вокруг неё в ракетах кружимся? Или ей не до нас? Она сама кружится по своей орбите, и другие, ей знакомые, планеты летят – каждая по своему кругу.

Иногда наступает время, когда планеты-подружки оказываются близко, почти рядом друг с другом. Конечно, по своим планетным меркам. И тогда они могут друг с дружкой и словечком перекинуться, мол: «Как дела?» – «Да вот, такие дела, люди меня одолели… Всё-то не живётся им спокойно, всё-то воюют между собой…» – «Так с ними, с людьми! Тяжело, кто бы сомневался! То ли дело я – никаких людей, для себя живу…»

Точь-в-точь как наша соседка вчера сказала маме:

– Для себя живу и никаких детей заводить не собираюсь…

Валик толкает меня в бок.

– Слышишь, меш…

Славка поглядел на него, тот сразу поправил себя:

– Колька, слышь? Что-то твоего Кактуса не видать…

Если б я знал, где мой Кактус!

Каждое утро встречал он меня на остановке. Встречал-встречал, и вот однажды выбираюсь из автобуса – нет Кактуса.

Я за один угол, за другой, и через дорогу перешёл (совсем в другую сторону от школы кинулся), и во дворе, за магазином, всё обыскал – нет Кактуса.

Стою среди домов, зову его:

– Кактус! Кактус!

Старушка из окна высовывается, кричит:

– Где кактус?

Я ей, мол, собака потерялась!

А она не слышит меня, видать, знай своё кричит:

– Какой такой кактус, уроки начались давно, а ты тут – «Кактус, кактус»!

Вижу, что без толку звать его. Делать нечего – в школу и впрямь пора. Да ещё как пора!

На уроки я опоздал, конечно. Вваливаюсь в класс, наш математик, Сергей Иванович, сразу:

– Дневник на стол!

Полез я в портфель за дневником, тут у меня сразу на учительский стол кости и выпадают. Я же их сверху кладу, чтоб на остановке доставать было удобнее.

И пакетик, как назло, был не завязан. Косточка прямо на классный журнал упала.

Сергей Иванович как закричит:

– Что это, что это?!

Я даже не ожидал, что он может кричать таким тонким голосом.

– Ничего страшного, – говорю. – Просто мешок с костями.

Тут все как загогочут! Прямо чуть со стульев не попадали. А Валик и ещё несколько ребят начали кричать мне:

– Сам ты мешок с костями!

– Колька – мешок с костями!

Сергей Иванович увидел, что и вправду ничего нет страшного, и успокоился. Ещё у двух-трёх мальчиков забрал он дневники, за то, что они больше всех смеялись, и урок начался.

Да только меня с тех пор прозвали Мешком с костями. Я не откликаюсь, конечно, а они всё равно… А иногда, бывает, и застанут тебя врасплох, когда ты забыл, что надо себя контролировать. Услышишь «Эй, мешок с костями!» и повернёшься на зов – знаешь же, что тебя зовут. Вот тогда бывает смеху. И дома мама туда же:

– Ел бы ты, Колька, побольше, что ли? А то вытянулся, исхудал – кожа да кости!

Знала бы она, как в классе меня зовут – лишний бы раз не повторяла. От кожи да костей до мешка с костями совсем недалеко. Папка-то Академик, а я кто?

И главное, Кактуса я с того дня не видел. Нет, точно и не было его.

И я стараюсь думать, что кто-то решил взять его домой. Кактусу живётся хорошо. А что ему сейчас, может быть, плохо, про то я стараюсь вовсе и не думать. А всё равно думается само собой. Кактус – всё-таки бродячая собака. С бродячими гораздо чаще случается плохое, чем хорошее.