Таймер

– Эй,– я пощёлкал пальцами у неё перед лицом,– эй, Вера, ты что, правда пытаешься переделать всех знакомых под рецепты из поваренной книги? И многие соглашаются?

– Немногие,– опять сказал она,– никто.

– А ты всё равно продолжаешь?

– Да, я должна получить однажды идеальное блюдо. Я шеф-повар своей жизни.

Круто. Миша – Архитектор, Вера – Шеф-повар, Женя – Исследователь, Огарёвы – не знаю кто.

Разговор начал меня раздражать.

Кажется, мы оба хотим, чтобы дверь не открылась – по разным причинам, но при этом ждём минуты, когда можно будет остаться наедине. В смысле – порознь. Каждый у себя дома.

– Смотри,– я перелистнул пару страниц в другом журнале,– тут тоже почти рецепт: возьмите 100 граммов чёрной пряжи, белые нитки, синтепон… Может тебе воспользоваться, а? Только вместо медведя связать человека, как ты любишь: с горошком и содой на кончике…

– По-моему, тебе пора!

– Я тоже так думаю,– резко поднявшись из кресла, я уронил с колен раскрытый журнал и задел рукой торшер. Он покачнулся, жёлтый плафон колоколом помаячил взад-вперёд, свет дрогнул, задёргались тени в комнате.

Звонок мобильного отвлёк меня. Кто бы это мог быть? Опять тётя с дядей? Они никогда не звонят больше одного раза в день.

Юлия Владимировна. Кто это? Ах, да. Танькина начальница и подруга. Что ей надо? Дело к ночи!

– Алло,– я так и стоял у кресла. Плафон перестал качаться, тени замерли. Казалось, замерло вообще всё в комнате, кроме Вериных спиц: они как ни в чём не бывало продолжали набрасывать петли.

– Арсений, ты знаешь колыбельную «Ночка тёмная до края расстелила небеса»?

Ладно, после Вериных выкрутасов мне уже ничего не страшно. Сегодня вечер пятницы, голос у Юлии взвинченный. В караоке отжигают? Не хватало мне только чужих пьяных начальниц с песнопениями.

– Нет,– буркнул я и собрался отсоединиться, но почему-то решил уточнить,– а вам зачем?

– Таню пациент в заложницы взял,– быстро заговорила Юлия,– рак гортани, доходяга, в чём только душа держится, а туда же: требования выдвинул, чтоб ему песню эту спели, как мама в детстве. У меня твой номер с конференции остался. Я всем подряд звоню, вдруг кто-нибудь знает эту колыбельную. Ему ж из Интернета не годится, ему живьём подавай, спасибо хоть не под рояль!

«Таню взял в заложницы умирающий больной и требует спеть ему песню,– подумал я мимолётно,– это Ямгород такой ненормальный или весь мир окончательно сошёл с ума?»

– Спросите у преподавателей музыки или у руководителя оркестра. Есть же в вашем Ямгороде оркестры и учителя музыки?

– Да я-то их откуда знаю… Ой, ладно, буду искать.

– Скрутите вы его. Что у вас охраны нет?

– Страшно, Арсений. Он ей нож к горлу приставил – вдруг покалечит ещё… Извини, что побеспокоила.

Что за день такой? Одна, видите ли, любит людей с горошком на кончике, вторая – в заложницах у доходяги. Я совершенно не умею выбирать девчонок!

– Так и будешь стоять?

Я, оказывается, и трубку от уха не убрал. И выражение лица не убрал – чёрт знает какое выражение… Надо делать что-то, а не стоять. В больницу бежать, Таню спасать. А дверь? По какому-нибудь идиотскому закону жанра именно сейчас она окажется запертой!

Я кинул взгляд на окно – шторы мы не задвигали. Пейзаж показался живым, впрочем, сквозь июльский полумрак с четвёртого этажа мало что удавалось разглядеть, разве что немного звёзд да отражённый фонарный свет.

Дверь открылась. Этаж был на месте. Вторая попытка использована, но я и думать об этом забыл.

На пороге я обернулся.

– Ты колыбельную «Ночь до края расстелила тёмные небеса…» не знаешь?

Ну мало ли!

– «Ночка тёмная до края расстелила небеса»,– поправила Вера.

– Ну да. Ладно, пора мне. Спешить надо,– и вдруг стряхнул задумчивое оцепенение,– так ты знаешь эту песню?

– Что-то могла позабыть, но – да, знаю.

– Поехали со мной немедленно!

И она, ни слова не говоря, поехала. Только прихватила пресловутую шерстяную кофту.

По дороге мы перезвонили Юле.

Глава 10

Длинный больничный коридор, из которого можно было попасть в 20 палат, заканчивался небольшим чуланом для хранения уборочного инвентаря. Места здесь было невыносимо мало. Швабрам, разумеется, жаловаться не доводилось, а вот Тане стоять в крохотной клетушке с ножом у горла не нравилось категорически.

– Игорь Валентинович, давайте вы меня отпустите, а я непременно в кратчайшие сроки отыщу для вас певца.

– Хитрая, я отпущу, а ты обманешь.

Игорь Валентинович болел давно и тяжело.

– А ведь я когда-то пел,– посетовал он.

Худой, измождённый, с глазами навыкате, болезненно выделявшимися на осунувшемся старческом лице, он не столько стоял на ногах, сколько висел на Тане, прижимая к её шее столовый нож, прихваченный из больничного буфета. Хорошо, что ему под руку не попался нож для хлеба: тот острый, буфетчица строго сама следит за состоянием лезвия, даже брусок специальный купила. А эти, ножи для пациентов – тупые: кусок варёного мяса на тарелке разделать или сосиску на кругляшки порезать.

Таня устала. Спина ныла, ноги налились и отяжелели. Старик был ниже её ростом и едва доставал до плеч, но тонкую руку с ножом прижимал больно, с какой-то последней в жизни силой. Таня чувствовала его рёбра через халат, усталый смрадный сип возле уха, видела отведённый в сторону костлявый локоть и незастёгнутый обшлаг подвёрнутого рукава рубашки.

Прошло больше часа с тех пор, как Игорь Валентинович заманил её в чулан. Она, доверчивая, пошла. Даже посмеялась, когда старик вдруг объявил:

– Я тебя в заложницы беру.

– Куда вставать? – уточнила. И позировать начала, как перед фотокамерой. Даже после того, как он достал нож, не верила, что всё происходящее – всерьёз. Разве может пациент причинить ей вред? Дышит еле-еле, тряпичные тапочки на ногах волочит, как пудовые гири. Нравится ему дурацкая игра, отчего бы не поддержать? Молодого за такие выкрутасы и засудить можно, а Игорю Валентиновичу она позволит побезобразничать.

А пациент, оказывается, и не думал шутить.

– Игорь Валентинович, вы же понимаете, стоит мне позвать охрану, как спектакль тут же закончится!

– Ты не смотри, что я хилый,– он еле шептал. Голос его рвался, словно по перфорации, то на полуфразе, то на полуслове. Пунктирная речь сопровождалась смрадом из поражённого опухолевым процессом горла. Таня терпела.– Я найду в себе силы заставить всех выполнить моё последнее желание. И ты уж прости, меня, деточка, иногда приходится кое-что в этом мире брать силой.