Сказочница из Вракинска

– Я скоро совсем осиротею, – причитала Юлия Алексеевна, лёжа на диване и, как обычно, распорядившись обеими своими ладонями: одну положила на лоб, а другую препоручила мужу. Ему надлежало бережно согревать пальцы жены, временами прикладываясь к ним губами, – мамочка, мамочка, ну как же так…

Вероятно, мадам Жюли подсознательно уже нашла для себя самый подходящий вариант решения неожиданно нагрянувшей проблемы. Саша слушала эти причитания с некоторым суеверным содроганием, но всё же не решалась возразить матери, что бабушка пока ещё жива и кликушничать, как на поминках, время однозначно не пришло. Виктор же Владимирович привык позволять жене говорить всё, что ей заблагорассудится. Поэтому и преждевременных траурных речей не прерывал.

– Бедная моя мамочка, – продолжала всхлипывать Юлия Алексеевна.

Диван, на котором возлежала потенциальная сиротка, располагался вдоль стены, в которой была розетка, поэтому Саше были отлично слышны все эти сдавленные рыдания, пусть и произносилась речь привычным тихим голосом.

Саша глянула на часы: дело к полуночи. В папины обязанности входит согревать ладони жены, пока та не заснёт. Слова в корректируемом предложении никак не хотели складываться в нужном порядке – то ли от Сашиной усталости, то ли от заунывных стонов из соседней комнаты. Саша опасалась, что матери может прискучить разыгрывать трагедию для одного зрителя и скоро стоны сменятся призывами:

– Наша маленькая Саша?, приди, утешь свою мать, – почему-то призывы всегда поручались именно Виктору Владимировичу, вероятно, так Юлия Алексеевна подчёркивала всю бедственность своего положения: ах, мне так плохо, что даже позвать на помощь сама не могу.

Но в этот раз, кажется, обошлось. Саша выключила компьютер и легла спать.

Наутро родителям не нужно было в магазин. Они работали по графику два через два, и чаще всего их смены совпадали. Сегодня у обоих был выходной.

За завтраком было решено провести семейный совет и взвесить все «за» и «против». Юлия Алексеевна, конечно же, взвешивала в свойственной ей привычной манере – в свою пользу. Поэтому пока не прозвучало ни одного «за». Виктор Владимирович охотно поддакивал жене – во-первых, потому, что привык во всём с ней соглашаться, а во-вторых, перспектива совместного проживания с тёщей не радовала и его.

– Да, радость моя, ты совершенно права, – ворковал он, – мы не можем переехать в Варкинск, там всё необычно, и непривычно, и неуютно… У нас здесь работа, дела…

– Там для меня совершенно неподходящий климат, – поддержала Юлия.

Саша против воли хмыкнула, хотя обычно не позволяла себе так реагировать на слова родителей.

«Само собой, в трёх часах езды от нас климат как-то существенно меняется… Ах да, Варкинск же на целых 280 километров дальше от Франции! Но есть ли вообще разница, где торговать колбасой?»

Она чуть было даже не сказала вслух то, что её рассмешило, и воочию представила, как свалится в обморок мадам Жюли, услышав подобную дерзость. Особенно смутило бы её выражение «торговать колбасой» – ведь такого точно не могло быть во французском романе. А дома Юлия Алексеевна жила исключительно как в романе, здесь не было места колбасе. Если только она не являлась ингредиентом оливье.

– Перевезти мамочку к нам мы тоже не можем, – продолжала Юлия Алексеевна.

– Да, – подхватил Виктор Владимирович, – это запах пожилого человека, это горшки, это бесконечные лекарства…

– А у нас замшевая обивка на мебельном гарнитуре, она моментально впитает в себя запах… Не держать же мамочку на деревянном стуле…

– Сиделка и пансионат для нас слишком дорого.

– Я совершенно не представляю, что нам следует предпринять. Боюсь, я так расстроена, что не смогу сегодня написать ни строчки. Или всё-таки попробовать поработать?

В какой-то момент Юлии Алексеевне надоело только читать французские романы, и она принялась их ещё и писать. Увы, содержание их было столь же удалено от французской жизни, как сама чета Слитных от Парижа. Юлия Алексеевна добросовестно дописывала каждый свой роман до середины, потом бросала и принималась за новый.

– Ах, а вдруг концовка получится не так хороша, как мне виделось в начале…

Этим же Юлия объясняла и недочитанные книги – коих, откроем тайну, было большинство:

– Ах, а вдруг финал меня разочарует…

Телефонный звонок застал семью Слитных всё там же – за завтраком. Юлия едва бросила взгляд на дисплей, но сразу поняла: это не банк и не стоматология… Это опять тот же номер, что и вчера. Это Ольга. И звонит она по тому же вопросу.

– Я не буду подходить, – шёпотом сказала Юлия. Телефон умолк, но мелодия звонка – разумеется, французский аккордеон! – тут же зазвучала снова.

– Я совершенно с тобой согласен, Жюли, – поддакнул Виктор, – не следует подходить!

– Алло…

– Юлия Алексеевна?

– Нет, это Саша.

Оба родителя уставились на дочь, как на предательницу.

– Сегодня ночью Ульяна Васильевна упала с кровати, я нашла её утром на полу. Серьёзных повреждений нет, но вопрос надо решать срочно. Я вызвала социальное такси. Очень повезло, обычно надо вызывать за несколько дней, а тут служба согласилась прислать машину сразу. Извините, что решила за вас… Не посоветовалась… В общем, ждите Ульяну Васильевну. Она скоро к вам приедет.

Саше снова показалось, что эта женщина всё решила ещё вчера, когда звонила в первый раз. А может, и такси уже заказала.

– Ждём, – только и ответила она.

– Что? Что там, Саша?? – прошептала Юлия Алексеевна.

Саша была уверена, что родители и так слышали каждое слово собеседницы через громкий динамик, но всё равно ответила:

– Бабушку везут к нам.

ГЛАВА 2

Ульяна Васильевна показалась Саше совсем старухой, хотя ей, кажется, было слегка за 70. Чёрный растянутый свитер, расстёгнутое шерстяное пальто с кушаком, волочившимся по земле, ватные штаны, заправленные в валенки, на голове – пуховый платок. Вся одежда тёмная, а лицо в тон валенок – серое. Сразу видно, что пожилая женщина тяжело больна. Даже не верится, что ещё недавно Ульяна Васильевна жила одна и обходилась лишь кратковременными визитами социального работника.

Таксист помог Ульяне дойди до подъезда. Опешившие родственники – дочь и внучка – не сразу сообразили поддержать старушку под локоть. Она, казалось, не понимала, что происходит. Спроси её, помнит ли она, как садилась в такси, сколько занял путь и куда её в конце концов привезли, она на все вопросы покачала бы головой, а может, и вопросов бы не расслышала, размышляя о чём-то своём.

До Саши донёсся голос таксиста: он доложил по телефону Ольге, что доставил Ульяну в целости и сохранности.

В лифте ехали молча. Едва вошли в квартиру, как раздался звонок от Ольги.

– Уж извините, за остальными вещами вам придётся самим приехать в Варкинск. Я положила самое необходимое. Немного одежды, очки, лекарства… Запишите адрес: Первая Варкинская улица, дом 18, квартира 6.

Юлия Алексеевна сказала в трубку короткое «Ага». Впрочем, тратить на соцработницу какие-либо другие слова, в том числе и французские, которых она никогда не знала, Юлии Алексеевне не хотелось.

– Добро пожаловать домой, мамочка!

– Мамуля, привет, – Виктор Владимирович вышел встречать тёщу в коридор. Вокруг него витал довольно крепкий аромат «выходного дня» – та самая кондитерская пропитка. Саша знала этот игривый, дурашливый тон своего отца и могла поклясться, что он выпил стакан алкоголя залпом.

Ульяна Васильевна вдруг замерла. Посмотрела на дочь. Потом на зятя и вдруг надтреснуто, по-старушечьи, и всё же уверенно, твёрдо и вполне осознанно произнесла:

– Это не мой дом. А тебе я не мамуля!

Потом она перевела взгляд на Сашу и, кажется, даже улыбнулась.

– Как тебя зовут, девочка?

– Александра, – сухо представилась та.