Такие разные миры

Они не успели ответить: в класс почти разом ворвалась толпа подростков, громко о чём-то болтая. В прочем, когда я взглянула на настенные часы, я поняла, что урок начнётся через минут пять, и от того уставилась в одну точку, ожидая учителя и вместе с тем размышляя о том, как же мне влетит, если мама узнает о моих дерзких ответах одноклассникам.

* * *

Наступило время намаза.

На этот раз я почему-то чувствовала себя гораздо смелее и потому не стала пропускать и эту обязательную молитву, как сделала это вчера.

Я вышла во двор, огляделась, убедилась в том, что мне никто не помешает, постелила на газоне свой синий молитвенный коврик и начала:

– О Аллах, ради Твоего довольства делаю намерение на обеденный намаз в четыре рака’ата[13 - Порядок слов и действий, составляющих мусульманскую молитву.].

Намаз является обязательным ритуалом молитвы для всех мусульман, и лично я обучилась ему в пятнадцать лет. Девочки обязаны начать совершать его сразу же после первой менструации, которая произошла у меня немного позже, чем у, к примеру, моей мамы. И именно после пятнадцати лет я впервые надела головной платок, который мои тогдашние знакомые встретили с неким неодобрением. Их родители были людьми, просто не снимавшими со своих мозгов телевизор с новостными каналами и не проводившими ни одно своё утро без прочтения местных газет. Они также были уверены в том, что каждый мусульманин – это потенциальный или уже действующий террорист, стремящийся воевать с людьми другого вероисповедания или с теми, у кого оно и вовсе отсутствует. Было весьма бессмысленно с моей стороны объяснять знакомым, находившимся под влиянием своих родителей, о том, что это совсем не так. Что в исламе запрещено насилие и тем более убийства людей.

Но кто меня послушал бы? Верно, никто.

Люди очень любят судить твою религию, расу или национальность, не важно, лишь по нескольким плохим примерам, стрижа всех под одну гребёнку. Они считают, что знают мою религию лучше, чем я – человек, росший с ней. И меня это раздражало до тех пор, пока я не привыкла. Не привыкла к тому, что многие косо смотрят на меня. Что некоторые убираются прочь из метро или автобусов при виде меня. Что меня тихо обсуждают в стороне. Что некоторые полицейские даже просят показать содержимое моего рюкзака или сумки без какой-либо на то причины.

Я привыкла к этому уже давно, и потому не вижу смысла переживать.

Когда я закончила намаз, я вдруг услышала хруст сухой ветки позади себя, вынувшей меня из собственного маленького мирка в голове. Слегка сконфуженная и даже готовая к очередному «бою», я резко обернулась.

Возле самого ближайшего ко мне дерева стоял Элиас. Он опёрся об ствол, с искренним интересом наблюдая за тем, как я, спрятавшись, стою всё на том же коврике. А ещё он явно уже успел побыть зрителем моей молитвы прямо в первом ряду.

Мне стало не по себе.

Я сначала опешила, потом удивлённо на него посмотрела, а уже затем изобразила полную невозмутимость на лице, быстро сложила коврик в рюкзак и встала, спеша уйти как можно скорее.

– И куда ты так ринулась? – усмехнулся он, нагоняя меня. – Объяснишь, что это было?

Я ничего не ответила, всё так же идя вперёд и повторяя себе не смотреть в его сторону. Не смотри, не смотри, не смотри, не смот…

– Вы же вроде как это намазом называете.

После этих его слов я быстро истратила контроль над своим безразличием. Меня одолело небольшое удивление, ибо я совсем не ожидала, что вместо привычных мне «молитвы» или же хотя бы «ритуала» Элиас назовёт настоящее название того, что я совершила только что. Мне не удалось скрыть своего изумления, и я даже впервые позволила себе повернуться к нему.

Элиас был выше примерно на пару голов, из-за чего он смотрел на меня сверху вниз, почти угрожающе возвышаясь надо мной. Пара прядей его иссиня-чёрных волос падали ему на глаза. Видно, он не слишком увлекался дурацкими причёсками, которые были сейчас в моде.

– Чего так удивилась? – улыбнулся он, явно радуясь моей реакции. – У меня по соседству живут одни из ваших. Только их дочурка не одевается как ты, наверное, потому что она не такая смелая для этого.

– С чего ты взял, что мне будет это интересно? – нагрубила ему я.

Мне не хотелось с ним разговаривать и не хотелось идти по коридору школы, пока все в удивлении пялятся на то, что рядом со мной шагает этот Элиас, который наверняка входит в список «завидных женихов» школы. Мне хватает сплетен и без того.

– Постой, – продолжал он, всё идя за мной.

Все на нас смотрели. Какой кошмар.

– Слушай. – Я обернулась к нему, остановившись в нескольких метрах от входа в школу. – Нам нельзя разговаривать. – Изображая очень серьёзный, но при этом и издевательский тон, я добавила: – Иначе и тебя, и меня закидают камнями до смерти.

Элиас смотрел на меня несколько секунд.

– А ты девчонка с юмором, да? – Он продолжал улыбаться, словно ситуация его забавляла. – Самоирония?

– Нет. – Я говорила всё так же серьёзно, будто имела ввиду именно то, что говорила. – Мы же дикари, вы все так считаете. Так что лучше беги.

Я вновь развернулась и хотела уже пойти вперёд, старательно стирая из памяти происходящее.

Но Элиас неожиданно схватил меня за руку.

Нет, он не притронулся к самой коже, только к ткани моей толстовки, но и этого вполне хватило для того, чтобы я в ужасе выпучила глаза.

– Упс. – Элиас понял свою ошибку очень быстро и убрал руку. Так резко, что со стороны казалось, что он обжёгся. – Виноват. Я и забыл, какие вы недотроги.

Он издевался надо мной, я так хорошо расслышала эти нотки в его голосе, что меня пронзило острое недоверие и даже в какой-то степени разочарование.

– Оставь меня в покое, – сказала я, отходя от него назад.

– Почему? – Ухмылка на его лице казалась острее лезвия заточенного ножа. – Вы слишком святые для того, чтобы общаться с неверными? Может руку мне отрубишь теперь?

У меня всё упало вниз из-за его слов. Меня как будто предали, что весьма смешно, учитывая, что я знакома с ним всего несколько минут.

Но какие надежды у меня возникли всего за такой короткий срок… И с каким треском они разбились.

– Да пошёл ты к чёрту, – процедила я.

И не оставив ему времени на дальнейшие ответы, я влетела в школу с желанием никогда в жизни его больше не видеть.

* * *

Я сидела в столовой и пыталась всеми силами игнорировать урчание в животе. Мой организм хотел есть, но аппетита не было ни в моей голове, ни в мозгу, находящемся в ней же. Я лишь пялилась в открытое окно, из которого дул свежий воздух, отпивая немного апельсинного сока со своего стакана.

А вот все остальные уплетали свой ланч за обе щеки, кто-то даже не пережёвывая еду тщательно. Ещё все, разумеется, болтали во время трапезы без умолку, будто молчание хотя бы на одну единственную минуту способно свести их с ума.

Как правило, подростки всегда любят забиваться в кучки друзей или же дружить парами. Вот и в столовой так же было. Одна я сидела за самым дальним столом и игнорировала это дурацкое правило.

Пока ко мне вдруг не подсела Руби – та самая первая заговорившая со мной девчонка. И, пожалуй, единственный приятный здесь человек.

– Привет! – поздоровалась она мигом, поставив свой поднос с коробкой клубничного молока, парой сэндвичей и зелёным яблоком. – Надеюсь, я не помешала?

Помешала, можешь идти по своим делам, – хотелось сказать мне, но я всегда старалась быть вежливой с теми, кто вежлив со мной, поэтому оставила эту грубость в своих мыслях.

– Нет, – ответила я. – Всё нормально.

– Почему ты не обедаешь? – Она кивнула в сторону моего одинокого стакана с соком.

– Нет аппетита.

– Дай угадаю. – Девушка повернулась назад и сразу же указала рукой на сидящих за столом Кристину, Честера, Руфа и Элиаса, которых я почему-то до этого не заметила. – Из-за них, да?