Достал второй стакан, поставил передо мной, наполнил наполовину. Повторил любимую фразу:
-Бальзам, поеду в Чили, приготовлю себе из этого вина ванну.
Наконец, удовлетворив алкогольный аппетит, Мигрень мне рассказал, что пострадавший – Вениамин Петрович Саврасов – бывший видеоинженер, помощник оператора Новостного федерального канала. Живет один. С женой развелся два года назад. Детей нет. Из родственников- сестра Наталья Ивановна, с которой почти не общается и уже взрослая племянница Таня. С ней он поддерживает отношения. Много лет мотался по всяким командировкам, в частности, не раз ездил на ракетные полигоны и космодромы – Плесецк, Байконур. И тогда придумал себе необычное хобби – стал собирать предметы с космических катастроф. Со временем набралось кое-что ценное и вот теперь коллекцию кто-то унёс.
-Я тебя позвал, Сверло, потому что ты тоже не раз бывал на Байконуре и знаешь тему.
Да, на Байконуре я бывал часто, проводил в космос немало ракет. И догадывался о чем говорит Коля. Как это ни странны, но казахская пустыня до сих пор хранит следы старых аварий. Я сам бывал на "воронке" от лунной, вернее марсианской ракеты "Н-1", взорвавшейся 3 июля 1969 года. Тогда носитель на 23 секунде полета плашмя упал на место старта. Образовалась огромная яма. Крупные обломки солдаты, конечно, убрали, а мелочью все еще усыпана вся округа. Видно, подобное "железо" и собирал Вениамин Петрович. Но Коля прав- это обычный хлам, кому он мог понадобиться?
-Не скажи, – помотал головой Коля, проведя языком по острым, косым зубам. – Это для нас с тобой хлам и для тех, кто может бывать на Байконуре. А для обычных людей?
– Сейчас есть туры на космодром, за несколько десятков тысяч любой может увидеть запуск ракеты.
Я сам узнал об этом недавно. Во время последней командировки на Байконур увидел толпы праздных зевак, в том числе иностранных. Раньше космодром был под семью замками. Теперь приезжай кто хочет. Но посмотреть действительно есть на что. Старт ракеты – это грандиозное, непередаваемое никакой телевизионной картинкой зрелище. Взлетающий, огнедышащий дракон у тебя над головой, не забудется никогда. Дрожит земля, осыпаются комары, кажется, что наступает конец света.
– Не знаю есть ли экскурсии на места падения ракет, – продолжил я, – но местные казахи за "тенге" куда хочешь отвезут. Лучше, конечно, за евро или доллары. Да они и сами, наверняка, сувениры от "погибших" ракет продают. Так что не проблема набрать на Байконуре "хлама", как ты сам выразился.
-Ну вот видишь, ты всё знаешь, недаром тебя позвал. Пойдем.
-Куда?
-К Вене, разумеется. Он, правда, начнет самогоном угощать, а после вина…
-Зачем же тогда просил чилийского, раз знал, что к Вени идти и пить самогон?
-Въедливый ты какой, Сверло, весь мозг с утра высверлишь. Хорошего много не бывает, если знаешь меру. Пошли.
Веня жил на два этажа выше. Я сразу вспомнил его. Да, не раз видел Саврасова на Байконуре в составе съемочной группы одного из телеканалов. Кажется, Первого. Да, точно. Разумеется, он сильно изменился, но основные свои черты не потерял. У Вени это были большие белые усы с желтыми подпалинами от табака, миндалевидные глаза с вечно застывшими в них удивлением и усталостью.
Саврасов меня, кажется, не узнал. Телевизионщики обычно общаются только со своей братией ну и еще с корреспондентами агентств- РИА-Новости, Интерфакс, ИТАР-ТАСС, газетчиков для них вообще не существует. Агентства им нужны, потому что телевизионщики на голубом глазу переписывают сообщения, которые те оперативно передают с мест событий, в частности, с космодромов. А зачем утруждаться? Открыл интернет, а там на ленте ТАСС уже почти готовый текст. По этому поводу иногда возникали конфликты, но хитрые останкинцы начали показывать в эфире лица своих визави и те, обладая как и все журналисты, непомерным тщеславием, успокоились.
Пожав нам крепко руки, Веня усадил нас в кресла у круглого журнального стола. Сам сел напротив на диван, застеленный покрывалом в каких-то апельсинах и арбузах. Постучал сухими ладонями по коленям, подскочил как на пружинах. Оказался у серванта советского советского производства, открыл крышку бара. Вскоре на столике были: литровая бутыль с темно-коричневой жидкостью, три стакана и ваза с зелеными, блестящими, словно парафиновые, яблоками.
-Настойка на прожилках грецкого ореха, – пояснил Веня, открывая бутылку. – Исключительно полезная вещь.
Да, теперь я точно вспомнил когда и где впервые у видел Саврасова на Байконуре. 7 лет назад на пресс-конференции. Он рухнул, как подкошенный, с "удочкой" в руках во время интервью с генеральным директором космического агентства накануне старта международного экипажа. Прибежали врачи, думали у человека инсульт, а он оказался просто сильно пьян, не удержали ноги. Генеральный был сильно возмущен. Трезвых журналистов, конечно, не бывает, но не с утра же. Видно, он нажаловался руководству канала и Веня некоторое время на космодроме не появлялся. Ну а потом снова начал ездить.
Пить настойку мне не хотелось тем более после вина, но и отказаться было неудобно. Я пригубил стаканчик, а Веня и Мигрень осушили их полностью. Коля крякнул, рубанул воздух рукой, занюхал импортным яблоком: "Хорошо!" Интересно то, что Мигрень никогда особо не пьянеет, во всяком случае, я ни разу не видел его в неадекватном состоянии. Саврасов же сгрыз половину яблока, освежил стаканы. Я не стал говорить, что встречался с ним на Байконуре, сказал лишь что тоже бывал там несколько раз и, что называется, в теме.
-Что было в вашей коллекции? – задал я прямой вопрос.
Это, как я и предполагал, были "запчасти" от Н-1. Точнее, титановая гайка от бака с окислителем. "Детальки" от взорвавшейся 24 октября 1960 года на стартовой площадке Байконура межконтинентальной ракеты Р-16. Тогда погибло 74 человека, в том числе маршал Неделин. Взрыв гептила был такой силы, что останки ракеты разметало на многие сотни метров. И вот два винта от шпангоутов, осколок стрингера Р-16 Веня нашел у бывшей 41-ой площадки, где произошел взрыв, когда снимали сюжет об этой катастрофе. Кроме того, он хранил крошечные обломки от "Союзов", "погибших" во время стартов в 1975 и 1983 годах.
-Но это все мелочи, – пылали глаза Вени сквозь мощные диоптрии. – Самое ценное что у меня было – это стрелка указателя высоты с самолета МИГ-15 УТИ, на котором разбился Гагарин с Серёгиным и часть обугленной обшивки Союза-11. На этом корабле мертвыми вернулись на землю Добровольский, Волков и Пацаев. Ну еще половинка теплозащитной плитки с Бурана, что летал в космос. Челнок находился в монтажно-испытательном комплексе на 112 площадке, пока на него не рухнула крыша. Казахи не уберегли. В 2002 это уже была их собственность.
Об этом я прекрасно знал, потому что сам был в том полуразрушенном МИКе и тоже писал репортаж с "кладбища" Бурана. Признаться, и у меня было желание отколупнуть что-нибудь от "героя" на память, да как-то не случилось. Челнок тогда вытащили из-под обломков ангара и поставили рядом на площадке – обдирай не хочу. Жуткое зрелище – ободранный, словно раздетый до гола, заброшенный, позабытый символ СССР, тлен советской эпохи.
– Где вы хранили свои реликвии, Вениамин Петрович?– спросил я, что по выражению лица Коли ему не понравилось. Он следователь, а я так, для общего фона. Потому и ответил Мигрень за Веню:
-В оружейном сейфе, вместе с патронами.
-Вы охотник? – не удержался я. Сам недавно купил итальянскую вертикалку, но убивать животных не собираюсь, просто люблю оружие.
Веня махнул рукой:
-Какой там. От отца двустволка осталась, я из нее и не палил ни разу. Но охотничий билет есть, собираюсь уже несколько лет уток пострелять, патронов разных накупил. Да все не получается.
-А ключи от сейфа?
Опять ответил Коля:
-Вениамин Петрович хранил их в ящике письменного стола, а тот в свою очередь запирал на ключ, который держит в общей связке при себе. Так?
-Совершенно верно, – подтвердил Веня, демонстрируя объемную связку ключей с двумя пластмассовыми брелоками.
-Не тяжело?
-Что?
-Ну такую железную вязанку постоянно носить.
-А, нет, не тяжело. Привык на студии железо таскать. Четверть века таскал.
-Вы держали коллекцию в отдельной коробке?
-Да, в пластмассовой, в Ашане купил.
-Что-нибудь еще было в коробке, ну помимо космических артефактов?
Мигрень щелкнул пальцами:
-Вот что значит моя школа. Правильные вопросы задашь, Сверло. Да только всё это уже я выяснил. Ничего кроме обломков, то есть артефактов, как ты образно выразился, там не было. Так?
Веня почесал нос, помял бело-желтые усы.
-Именно так я вам и говорил, Николай Карлович, а потом вспомнил, что в коробке еще лежала монета.
-Монета? – округлил глаза Мигрень и кивнул на бутылку. Веня тут же принялся "ухаживать". Коле-то было хоть бы что, а Саврасов заметно "поплыл", но говорил еще связно:
-Да, 2 копейки 1758 года, медный грош времен Елизаветы Петровны. Я нашел монетку на даче, на дороге. Видно, купец какой-нибудь обронил. Я там перерыл потом всю окрестность, но больше ничего не попалось.
-Монета ценная, узнавали?
-Посмотрел, конечно, в интернете. Обычная монета, грошовая по тем и нынешним временам. На сайте за нее предлагают 300 рублей.
-Кто к вам недавно приходил? Друзья, знакомые.
Веня напряг лоб, будто ему задали вопрос про сингулярность Черной дыры. Морщины на его лбу были глубокими и напоминали окопы. Наконец, покрутив правый ус, сказал: