В некотором царстве… Сборник рассказов

– Только начинаю, – скромно потопил я взор. – Хочу собрать коллекцию денег императрицы Елизаветы Петровны.

-Что-нибудь уже имеете?

-Да, 1 копейку 1755 года, денгу 1748-го, еще полушку.

-Похвально. Но не богато. Желаете приобрести серебро, ливонезы, монеты для Пруссии?

Видно, я так округлил глаза, что мужчина широко заулыбался. Наверное, он впервые видел на толкучке подобного дилетанта. Начал снисходительно объяснять:

-Монеты для Пруссии чеканились во время Семилетней войны для расчета с польскими купцами за военные поставки, на них же у крестьян-прусаков покупали продукты. Это талеры, гроши, солиды. Ливонезы тоже талеры, только с русским номиналом в копейках.

-Интересно, – облизнул я сухие губы.– Мне бы что-нибудь попроще. Например, 2 копейки 1758 года.

Мужчина сбросил с лица улыбку, потеряв ко мне интерес. Взмахнул рукой:

-Эй, Борода, давай сюда.

От толпы возле больших окон магазина, напоминающих разрезанные пополам сырные круги, отделился человек средних лет в легкой не по погоде светло-серой куртке. Борода у него действительно была знатная: большая, густая, ухоженная. Он подошел, поправил обмотанный вокруг шеи красно-синий шарф, выставил вперед бороду, взглянул на меня своими ясными, удивительно добрыми и внимательными глазами.

-Здравствуйте, – слегка поклонился он. – Станислав Бородин, местные зовут просто Бородой. Кстати, по прозвищу я и отрастил бороду, надо всегда соответствовать реалиям жизни и её, так сказать, запросам. Не находите?

Я, конечно, кивнул. Впрочем, мне нечего было возразить против этой простой, но вполне очевидной истины.

-Чем могу помочь?

За меня ответил пожилой коллекционер:

-Молодого человека интересуют медные монеты Елизаветы Петровны. В частности, 2 копейки 1758 года.

-Вот как? – удивился Борода, словно ему сказали, что я собираю сокровища Агры. – Господин Налимов знает к кому направлять хороших людей. Ха-ха. Какой гурт вас интересует: Екатеринбургского монетного двора, Санкт-Петербургского или Московского?

Я лихорадочно стал перетряхивать свою память, пытаясь найти значение слова – гурт. Но ничего подходящего так и не откопал. На лице моем опять, вероятно, появилась кислая мина, отчего пожилой, которого назвали Налимовым, снова заулыбался:

-Стасик, не мучь молодого человека страшными словами. Он только входит в наше сообщество.

-А-а, молодо-ой, – раскинул руки Стасик, перегнувшись назад так, что мне показалось он сейчас переломится пополам. Не иначе этот Борода служил или служит в театре,– подумал я и, как выяснилось позже, не ошибся. – Не буду, как вы Агафон Иванович, изволили выразиться, мучить новичка. Молодому человеку, значит, нужен грош 1758 года? Хм. Не спрашиваю зачем, это в нашем коллективе табу – интересоваться зачем и для чего. Скажу лишь, что монета о которой идет речь самая рядовая, редкостью не является и не представляет для коллекционеров особого интереса. Этих грошей с началом Семилетней войны напечатали превеликое множество. Причем, производители даже не ставили свою фирменную отметку, но некоторые отличия печатных дворов все же имеются. Например, номинал отчеканивался или над всадником, или снизу на развернутом свитке. В зависимости от изготовителя, стоимость монеты может колебаться от 350 рублей до 15 тысяч. Самая дорогая печать – Московская.

-Спасибо, – поблагодарил я за разъяснения Стаса и тоже слегка поклонился, что наверняка выглядело нелепо.

-За что? – удивился Борода. – Я же ничем вам не помог. На Таганке я подобного медяка давно не видел, но я поспрашиваю у товарищей. Вы заходите через недельку. Или вот что, дайте мне свой номер телефона. Как что, сразу звякну.

Честно говоря, я растерялся. Судя по словам Стаса, никто не приносил сюда в последнее время на продажу елизаветинский грош. И стоит ли в таком случае с Бородой "продлевать" отношения? С одной стороны, контакты Бородина, конечно, взять нужно, вдруг у "Нумизмата" всё же объявится жулик, обчистивший Веню. Речь, конечно, в первую очередь об уголовнике Курочкине. А с другой – что делать, если Стас для меня все же найдет монету, покупать за 15 тысяч? Да еще ему сверху дать нужно будет.

Борода словно прочитал мои мысли:

– Много за посредничество не беру, одну синенькую сверху. Если предмет не дороже 10 тысяч. Ну а дороже – 10%. Устраивает?

– Синенькая это…

-Тысяча. Косарь,– подсказал Агафон Иванович.

-Устраивает, – ответил я и прикусил мысленно язык. И тут же пришла светлая мысль. Если что, расходы лягут на Мигреня. В конце концов, он следователь и он меня сюда послал.

-Кстати, я работаю в Театре на Таганке мастером сцены, – говорил Борода. – Еще при Владимире Семеновиче начинал. Здесь я тусуюсь по выходным, а там меня всегда можно найти.

Мы обменялись с Бородиным телефонными номерами и я, попрощавшись за руку с ним и Налимовым, быстро, так как начался снег с дождем, направился в сторону метро. Однако в подземку заходить не стал, решил прогуляться – спуститься по Гончарной улице к площади Яузских ворот.

Не успел я пройти мимо Успенской церкви, как зазвонил телефон. Опять Мигрень? Но, как ни странно, это оказался Борода.

"Не мог откровенно говорить с вами у магазина, – говорил он извиняющимся голосом. – Понимаете, в нашей среде нет друзей и товарищей, все конкуренты. Впрочем, как теперь везде. У меня есть интересующая вас монета. К тому же не простая". "Золотая?" – съерничал я не к месту. Стас рассмеялся: "Нет, даже не серебряная. 2 медные копейки 1758 года. Только у Св. Георгия на ней нет в руках копья". "Как же так, куда оно делось?" "Скорее всего, это пробник. Так называется первая партия отчеканенных монет, иногда с изъянами. Их, естественно, не пускали в обращение, переплавляли, но некоторые "выживали", оседали в чьих-то сундуках. Такие экземпляры особенно ценятся у коллекционеров. Теперь на рынке ходит много новоделов, подделок таких пробников. Я же располагаю монетой настоящей".

"Очень интересно",– сказал я , не зная как дальше вести разговор. Ясно, что Борода собирается мне "впарить" елизаветинский пробник. Я не ошибся. "Продам по адекватной цене, – продолжал Стас. – Тридцать косарей и плюс 10% от цены. Вещица не моя". "А чья?"– задал я совершенно неуместный вопрос. В ответ опять смех: "Ну какая разница. Девушка одна принесла, сказала, что нашла в дедушкином сундуке. Мне, на самом деле, без разницы. Так будете брать?"

Я остановился возле автозаправки, опустился на мокрую лавочку. "Мне нужно подумать, – наконец ответил я. – Вернее, взвесить свои финансовые возможности. Посовещаться с товарищами…То есть с женой. Зарплату, понимаете ли, регулярно задерживают". "Ничего, я могу подождать". "Перезвоню".

Набрал Колю, который ответил сразу, будто не отнимал телефон от уха, ждал моего звонка. "Ну?!"– закричал он, не дав первым произнести слова. Я подробно рассказал ему о беседе у "Нумизмата" с Налимовым, знакомстве с Бородой и его неожиданном предложении. "Та-ак, – явно обрадовался Мигрень. Это уже что-то". "Не понимаю, какое отношение это может иметь к краже у Саврасова,– сказал я. Веня не говорил, что на его монете у всадника нет копья". "Не важно, назначай встречу с Бородой на ближайшее время. Скажи, что приведешь с собой знающего эксперта. Или нет, про эксперта ничего не говори". "А деньги? У меня нет свободных 33 тысяч на нумизматические забавы". "Это мои проблемы". "Тогда ладно". "Надеюсь, фото Курочкина ты ему не демонстрировал". "Не было смысла". "Ну, так, молодец".

Перезвонил Бородину. Стас обрадовался быстрому ответу. Сказал, что будет ждать меня завтра у служебного входа в Театр на Таганке в 6 часов вечера. Я попросил перенести встречу на час позже. Предстояло интервью с одним историком, боялся не успеть. Но Стас сказал, что завтра на основной сцене дают "Тартюфа" по Мольеру и с реквизитом на сцене будет много хлопот. Пришлось согласиться на 18 часов. "Деньги не забудьте!" – крикнул напоследок Борода. "Обязательно не забуду",– пообещал я, морщась от своего косноязычия. Порой моему биопроцессору не хватает скорости, чтобы сразу впопад на что-то отвечать. Нужно подкачать в митохондрии тропической энергии солнца. Уже два года без отпуска.

Доложил Коле. "Умница! – похвалил он меня, в общем-то, не понятно за что. – Я позвонил Вене, он утверждает, что на его монете у Георгия Победоносца определенно было в руках копье". "Саврасов же уснул мертвецким сном, – усомнился я. – Как вам удалось с ним поговорить?" "Тебе ли не знать, что телевизионщики как слоны – так же много пьют и также спят стоя с открытыми глазами".

Да, я разумеется, об этом знал. У коллег с телевидения действительно удивительная способность быстро пьянеть и так же быстро трезветь. Работа обязывает – частые, незапланированные прямые включения, всегда нужно быть в форме. Инженерам, каким был Веня, несколько проще, они фактически подсобные рабочие оператора, но и им расслабляться особо не приходится. Хотя Саврасов, как было сказано выше, иногда позволял себе расслабления, несмотря на важную работу. Но ему, как ни странно, всё сходило с рук. Объяснить это можно только одним – он был настоящим профессионалом и руководство его ценило. Я не раз слышал от коллег телевизионщиков, что Останкино – это жестокий, беспощадный мир. Ты можешь быть хоть трижды звездой, но если проколешься или пойдешь против течения, тебя ничто не спасет. Звезды – только для обывателей, на телевидении же все равны. И все знают из чего сделана эта звезда.

На следующий день в половине шестого вечера мы встретились с Колей на Таганке. Он сказал, что у него болит голова и срочно нужно выпить кофе. Время еще было и мы зашли в ближайшую забегаловку. Мигрень заказал себе капучино и рюмку коньяку.

-Пока ты развлекался в своей газетенке, – сказал он, окуная большие губы в молочно-кофейную пенку, – я встретился с телевизионщиками, что были у Саврасова. Это Роман Волков и Дмитрий Груздев. Первый оператор, второй видеоинженер, как Веня, или как они говорят, звуковик.

-Как же вам удалось? В Останкино вход по пропускам.

-Мозги-то включи, Сверло. Женя дал их телефоны, они вышли к проходной.

-Ну и?

-"И-и" у лошадки, – осклабился Коля. – Волков сказал, что у Саврасова на праздновании дня рождения комсомола была еще девица лет 25. Имя – Таня. Веня представил её своей племянницей.

-Вот как. Почему же он о ней нам ничего не сказал?

-Не знаю. Пока, разумеется, не спрашивал.

Коля достал смартфон, нажал пару кнопок. На экране появилось фото – двое мужчин, а посередине девушка на фоне стола с бутылками. Сбоку – чей-то влезший в кадр локоть.

-Они? – спросил я.

-Как догадался? Хм. Разумеется. Снимал Груздев с вытянутой руки. Селфи на троих. И часть Вениного тела. Курочкина на фото нет. Уголовник, видно, решил не оставлять лишних следов. А ничего себе дамочка.

Племянница Саврасова действительно была привлекательна. Какой-то особой красоты в ней не имелось, но в образе присутствовала та миндальная горчинка, которая делает женщину притягательной, желанной. Узкое, почти аскетичное лицо в обрамлении пышных, каштановых волос в живом, естественном беспорядке. И загадочный, магнетический взгляд.

-Что еще рассказали телевизионщики? Они могли взять монету и космические артефакты?