Красные орлы

В Кривском задержались на несколько суток. Штаб расположился в доме купца Зайкова, напротив церкви. Здесь же остановился товарищ Кучмей. Из отряда высылалась разведка в сторону Шадринска, Долматова и села Ольховки. На околицах Кривского выставили небольшие караулы. Проводили обыски, арестовывали врагов советской власти. У местного торговца изъяли сто пар сапог, которые тут же раздали красноармейцам и дружинникам.

Но во всем, что мы делали, не было определенности, уверенности. Приказы иногда отменялись; вместо одного давали другой.

В отряде дела обстояли неважно. Не знаю, почему и каким образом во главе отряда оказалось два командира – товарищ Кучмей и товарищ Туманов.

Они все время ругались между собой.

Мы видели, что Туманов вином и женщинами интересовался больше, чем отрядными делами.

В результате нас постиг тяжелый удар.

На четвертые сутки пребывания в Кривском, едва стало подниматься солнце, на церковной колокольне ударили в набат, и в ту же секунду загремели выстрелы с крыши дома, в котором жил Кучмей. Стрелял сам командир отряда: поднимал нас по тревоге. Но не успели мы опомниться, как ружейная стрельба разгорелась во всех концах села. Караулы наши были уже сняты и село окружено врагами. Чехи и белогвардейцы нежданно-негаданно ворвались в Кривское.

Поднялась паника. Никто нами толком не командовал. Мы метались из улицы в улицу и всюду натыкались на беляков.

Туманов, взяв наш «кольт», решил пробиваться в сторону села Долматовского (там, по слухам, был отряд Подпорина). Но за поскотиной белогвардейцы встретили нас выстрелами в упор. К тому же мы оказались среди огромного стада коров. Попробовали разогнать их. Не тут-то было. Пришлось опять возвращаться к центру села.

На площади перед церковью уже хлопотал товарищ Кучмей. Он старался организовать оборону, но это ему никак не удавалось. Чехи и беляки наседали со всех сторон. Площадь была у них как на ладони.

Туманов собрал вокруг себя с полсотни красноармейцев, усадил на подводы и на галопе устремился по Тамакульской дороге. Чтобы прорвать окружение, надо было промчаться версты полторы, но нам они показались длиннее и труднее ста верст. С огородов, из дворов, с крыш – отовсюду летели гранаты и пули. Забились на дороге раненые лошади. Наша небольшая колонна оказалась разорванной. Несколько красноармейцев соскочили с подвод и бросились во дворы. Я тоже спрыгнул с подводы, но от телеги не отпускался. Бегу, выбиваюсь из сил, а в голове одна мысль: что делать, скрыться в какой-нибудь двор или вскочить обратно? Вдруг словно осенило: во двор – это гибель! Напружился и вскочил опять на подводу.

Наконец кое-как вырвались из села и выехали на знакомую уже дорогу к Тамакулу. Стали подводить безрадостные итоги. Многих не досчитались. Погиб наш смелый командир товарищ Кучмей. Погиб мой добрый друг по гимназии Аристарх Рабенау. Вовек не забуду его. Никогда еще не было мне так горько.

Мрачные и печальные, к вечеру 10 июля вернулись мы в Тамакул.

Снова провели здесь обыски. И не зря. Ищем теперь более тщательно и зорко. Уже знаем цену беспечности. У некоторых богатеев нашли спрятанные «наганы», винтовки, патроны. Самых активных врагов народной власти расстреляли. Остальных арестовали и повезли с собою в Камышлов.

15 июля

В Камышлов прибыли вечером 12 числа. Возвращались с тяжелым чувством: задачу не выполнили, многих товарищей потеряли.

Командовал нами Туманов. Я о нем нехорошего мнения.

Наша обратная дорога в город показала, что мы все-таки еще не стали настоящими бойцами. Когда ехали лесом, трое арестованных сумели соскочить с подвод и удрать. Хватились, но было уже поздно. Я раньше других успел открыть стрельбу, однако стрелял без толку.

А позавчера в казарме произошел совсем безобразный случай. К одному бойцу пришла жена. Его на месте не было. Выискался какой-то умник из красноармейцев, который решил попугать женщину. Взял чужую винтовку и, не зная, что она заряжена, нажал на спусковой крючок. Убил несчастную наповал.

Город на осадном положении. Вывозятся хлебные запасы, архивы, машины. Уехали многие советские служащие.

Зашел в контору издательства. Просмотрел газеты за эти дни и узнал о 5 Всероссийском съезде Советов, а также о мятеже «левых» эсеров. Печатается проект Конституции РСФСР. Есть сообщения о действиях красноармейских отрядов. Имеется заметка и о том, как мы 5 июля заняли село Тамакульское, а другой наш отряд освободил станцию Тугулым.

Самое ужасное – известия о зверствах белогвардейцев. Кулачье лютует, не жалея женщин, детишек, стариков. Под станцией Тугулым было расстреляно много красноармейцев, а начальнику станции Артюхову белые сначала выкололи глаза, потом зарубили его шашками.

Плохи дела в моей Борисовой и в Зырянской волости. Говорят, на днях ночью банда восставших захватила волисполком. Арестованы все коммунисты. Среди них, конечно, мой отец, его братья Сергей, Матвей и Митрофан (хотя последние двое беспартийные). Арестованных сильно избивали. Затем некоторых посадили в подвал, а самых «опасных» вместе с отцом отправили в село Бродокалмацкое.

Банду в нашу деревню привели свои же односельчане: сын торговца Колька Черноскутов, кулацкий сын прапорщик Андрей Козлов и подкулачник Гришка Козлов.

Не будет мне покоя, пока не узнаю, что с отцом!..

А трудовая артель гимназистов как ни в чем не бывало продолжает печатать объявления, всерьез предлагая свои услуги по перевозке дров и навоза. На Бамбуковке устраиваются гулянья с благотворительной целью.

Вожак анархистов – Черепанов грызется с «левыми» эсерами и со своими недавними товарищами. Он заявил, будто многие из тех, кого в городе считали анархистами, в действительности таковыми не являются. К числу последних отнесен и Миша Сизиков.

Свара дошла до того, что Черепанов решил собственноручно убить Волчковича и поместил в газете письмо: «Террористический акт над провокатором Волчковичем есть дело моей чести и совершил я его без ведома советской власти». Волчкович был ранен.

Это уже, по-моему, просто бандитизм. Уверен, что советская власть проучит за такие проделки.

В Союзе социалистической молодежи развал. Принимают красивые резолюции, клянутся бороться с реакцией, но в Красную Армию никто не идет. Думают, наверное, что белогвардейцы испугаются их «грозных» постановлений…

Патрулируем ночью и днем. На окраинах города стоят заставы, караулы. Начальник гарнизона товарищ Васильевский приказом запретил домовладельцам принимать к себе на квартиры кого-либо из военных без его разрешения.

25 июля

Три дня назад белогвардейцы и белочехи взяли Тюмень, а сегодня заняли Екатеринбург. Хорошо, что екатеринбуржцы успели расстрелять Николая Второго.

Под угрозой Каменский завод. Из него уже все ценное вывезли. Туда подошли красные отряды, отступившие из Катайского и соседней с нами волости – Колчеданской. Слышал от знакомого бойца, что в завод прибыл небольшой, но крепкий отряд товарища Ослоповского. Отряд этот проходил через Зырянскую волость, был в Борисовой, а товарищ Ослоповский, как мне передали, наведался к моей матери, спрашивал, не нуждается ли она в чем? Спасибо товарищу Ослоповскому за душевную заботу.

В Камышлов прибыл большой, хорошо вооруженный отряд добровольцев-мадьяр из военнопленных. Их называют интернационалистами. Мадьяры на лошадях патрулируют по городу. С ними мы чувствуем себя увереннее.

ЧК арестовывает подозрительных. Мы ей помогаем. Особенно крепко взялись за контрреволюционные элементы после убийства в Петрограде товарища Володарского.

Многим, в том числе и враждебному советской власти офицерью, удалось бежать. Некоторых я знаю по гимназии: Куренкова, Вершинина, Комарова. Они были на несколько лет старше меня. Почти все – дети богачей, кулаков. Но почему стал врагом нашей власти Вася Деревнин, не пойму. Зачем он, сын лесного сторожа, увязался за «белой костью»? Значит, повлияла дружба с сыном купчихи Шуркой Воронковым.

Сам Шурка – офицер. Ходил франтом, холеный, раскормленный, всегда при деньгах… Сейчас скрылся вместе с Васькой.

А вот о сыновьях хлеботорговца Меньшенина пока дурного не слышно, хотя один из них тоже офицер.

Не знаю ничего о судьбе многих гимназических товарищей. Очень интересно, кто где сейчас, в каком кто лагере? Надеюсь еще свидеться со многими.

Прошлой ночью за городом расстреляли террориста, который бросил ручную гранату в избу товарища Брюханова и убил почти всю его семью. Это был кулак.

Но зря, по-моему, ЧК арестовала Ваню Петухова. Мы с ним учились в одном классе. Он скромный, трудолюбивый, худого слова о советской власти мы от него не слыхали. Никакой Ваня не буржуй.

Позавчера встретил Гаревского. Он предложил мне взять обратно свое ружье или выбрать какое-нибудь другое, по вкусу. Ходил к Гаревскому вместе с Мишей Скворцовым. В комнате свалено больше сотни ружей. У нас глаза разбежались. И то хорошо, и это… А ушел я, как меня ни уговаривали, все же со своей старенькой берданкой.

Был в мастерской штемпелей и печатей. Хозяин ее Глазунов по доверенности отца выдал мне печать для Борисовской сельской ячейки коммунистов (большевиков). Печать хорошая, но когда теперь ею придется пользоваться?..

Арестован анархист Черепанов. Товарищ Липкин, руководивший арестом, отдал мне отобранный у Черепанова наган с кобурой, черной лентой и 21 патроном.

27 июля

Прощай, Камышлов! Прощай, родной город! Через несколько часов стемнеет, и двинемся.

Вчера нас перевели в помещение мужской гимназии. Наши нары – в классе напротив учительской комнаты. Окна выходят в сад. Здесь мы бегали, боролись, дрались, лазали по снарядам гимнастического городка. Больше всего любили «брать крепость», играть в чехарду.

Все это было, да, как говорится, быльем поросло. Наступили другие времена. Пришел час кровавой борьбы. Теперь надо не игрушечные крепости отстаивать, а биться за власть Советов и мировую пролетарскую революцию.

Сейчас пишу на квартире у Прасковьи Ионовны. Пришел к ней проститься.