Красные орлы

Белые продолжали наступать, обходя роту, которая была правее нас. Та долго отбивалась, но не устояла. Разрозненными группами, в беспорядке бежали красноармейцы. На их плечах в деревню устремилось белое офицерье, добивая по дороге раненых.

В это время усилила огонь наша артиллерия. Белогвардейцы растерялись, сбились с направления.

Наша 9-я рота и оправившаяся соседняя с криком «ура» кинулись в атаку. Оказавшись на открытом месте, на чистой поскотине, под нашим ружейным и пулеметным огнем, белые не выдержали и побежали. К рассвету мы увидели, что они понесли большие потери. Среди убитых был и капитан, который командовал их наступлением.

Любопытная подробность. В кармане у капитана нашли записку, где он поздравлял свое командование с победой. Поспешил, господин капитан!

Утром отдохнуть не удалось. Все были возбуждены после ночного боя, перебивали друг друга вопросами: «А помнишь? А заметил?»

Я хотел сесть за дневник, но не смог. Даже руки тряслись от волнения.

Сразу же после обеда наш взвод послали в разведку. Надо было через поле подкрасться к позициям белых, уточнить их расположение и захватить домик лесника на опушке.

От наших окопов до белых немногим больше версты. Проползли часть поля, распаханного под пар, и вошли в хлеба. Нас укрыла высокая пшеница. Однако она скоро кончилась. Впереди опять было открытое поле.

Белые, конечно, заметили наше движение. Стали стрелять из винтовок, пулеметов и орудий. Мы видели, как их солдаты и офицеры выбегали из лесу и прыгали в окопы. Заговорила батарея.

Мы отмалчивались. Попытались было еще продвинуться вперед, к дому лесника. Но ничего не получилось.

Без всякой команды стали отступать, и я потерял из виду соседей. Бегаю по пшенице в одну сторону, в другую и никого не нахожу. Кричу – никто не отзывается. Пошел обратно и совершенно неожиданно наткнулся на товарища Гоголева. Обрадовались так, словно не виделись десять лет. Гоголев, оказывается, искал меня, волновался. Но долго нам ликовать не пришлось. Рядом разорвался снаряд, нас засыпало землей.

Гоголев мне что-то говорит, но я едва различаю его голос. Три дня ходил полуглухой. Потом все обошлось.

Когда вернулись в роту, наши были уже на месте. Думали, что мы с Гоголевым пропали.

В общем, можно считать, что ночной бой и разведка кончились благополучно. Но, по правде говоря, я сначала испытывал неприятное чувство: казалось, что мы действовали как-то нескладно. В этих двух небольших стычках с противником многое для меня явилось неожиданностью…

После разведки усилилась подготовка к наступлению на станцию Антрацит, и через два дня мы с боем взяли ее. Затем погнали белых в направлении большого волостного села Ирбитские Вершины.

В наступлении участвовал весь наш полк и 4-й Уральский, где тоже много добровольцев. Силы немалые. Но наступали мы трудно. Белые крепко держались. За целые сутки наш батальон почти не продвинулся.

Под вечер пошел сильный дождь и лил всю ночь. А меня угораздило еще днем потерять шинель. Промок до нитки. Ночью зуб на зуб не попадал. Спасибо Гоголеву. Вот кто товарищ, так товарищ! Укрыл меня полой своей шинели, прижал к себе, согрел. Шинель у него широкая, длинная. Недаром столько времени мы потратили в Камышлове, когда скатывали ее.

За последние дни я дважды убедился в том, что Гоголев относится ко мне по-отечески. А когда в бою рядом близкий человек – воевать легче.

Утром мы все-таки разбили белых и погнали их. Теперь помеха не белые, а дорога к Ирбитским Вершинам. Она и так-то, видно, никуда не годится, а после дождей ее совсем развезло.

13 августа взяли деревню Елкину. Перебили там целую офицерскую роту и пошли дальше на Сухой Лог. На усталость никто не жалуется, потому что за Сухим Логом – станция Богдановичи, а там недалеко и Камышлов.

Белые бегут так, что не можем их догнать.

Сухой Лог заняли без боя 15 августа. Село это напоминает небольшой городок: бумажная фабрика «Ятес», много лавок, магазинов. Но нас ничто не интересовало. Мы рвались к родному Камышлову.

Однако все получилось совсем не так, как хотелось.

Приказали занять оборону по берегу Пышмы. Наша рота отрыла окопы вблизи железнодорожного моста. Рыть было трудно. Земля, как утрамбованная, много камней. Но не рыть нельзя – на той стороне реки белые.

Через день – новый приказ: уходить из Сухого Лога.

Командиры торопят. Я хотел найти в селе своего соученика Ваньку Бояринова. Не пришлось.

Оказывается, мы, стремясь к Камышлову, вырвались далеко вперед. Соседи отстали, и белые вышли нам в тыл. Положение настолько серьезное, что пришлось оставить Ирбитские Вершины и Елкину.

Все это трудно понять, трудно с этим примириться. Но бывалые солдаты говорят, что на войне и не то случается.

Вчера по шпалам пришли на станцию Антрацит.

Меня перевели в пулеметный расчет товарища Шабанова. Здесь уже не «кольт», а «максим». Как и большинство наших красноармейцев, Петр Тимофеевич Шабанов – камышловец. Он – слесарь железнодорожного депо, доброволец Красной гвардии. Человек он старательный и заботливый, но на редкость молчаливый. А если и заговорит, то такими словами, которые писать не принято. Все время копается у пулемета, хочет освоить его. Но стоит только подойти взводному Аникину (младший унтер-офицер, фронтовик), чтобы объяснить что-нибудь, как Шабанов сразу же огрызается. Аникин подшучивает, но Петр Тимофеевич шуток не понимает.

В боях мы узнали и оценили нашего комбата. Василий Данилович – бесстрашный и заботливый товарищ. Интересно, когда только спит?

Человек он бывалый, еще в июле водил отряд Красной гвардии из Камышлова в село Белая Елань (что под Тюменью) на подавление кулацкого мятежа. Красноармейцы души в нем не чают. Едва появится товарищ Жуков, каждый стремится с ним поговорить, посоветоваться. Да и сам комбат любит беседовать с бойцами.

Все в батальоне привыкли к его необычной одежде: высоким охотничьим сапогам, длинной куртке до колен и широкополой шляпе. Если Жуков берет охотничье ружье, никто не скажет дурного слова. Наоборот, каждый думает, пусть хоть немного отдохнет.

Меня тоже давно тянуло побродить по лесу, понаблюдать за лесной жизнью. Сегодня это удалось. Наш 3-й батальон назначен в резерв полка.

Отошел я недалеко от станции. Собираю ягоды и вдруг неожиданно натыкаюсь на тела убитых. Присмотрелся – белые офицеры.

Жалеть-то их я, конечно, не жалею. Но прогулка испорчена.

9 сентября. Ирбитский завод

Наш пулеметный взвод только что вышел из боев. С горечью и яростью мы воевали эти дни, узнав о покушении врагов на Владимира Ильича Ленина и об убийстве товарища Урицкого. Негодованию не было границ. Нас временно послали в 7-ю роту товарища Басова, которая вместе с 1-м Горным полком вела наступление на деревню Костромину. Без передышки, прямо с марша вступили в бой. Место открытое. Белые стреляют из пулеметов, установленных на крышах. Мы подвигаемся медленно, осторожно. Вдруг подъезжает верхом начальник полковой конной разведки товарищ Фомин Иван Васильевич да как гаркнет: «Вперед!» Наши бойцы сразу повеселели. А Иван Васильевич носится вдоль цепи, подбадривает, ругается.

Когда до деревни оставалось шагов триста, мы взяли пулемет на руки и вместе со стрелками, крича «ура», пошли в атаку. Беляки убежали, побросав убитых, повозки с патронами и разным добром.

Здесь нам удалось немного отдохнуть. Переночевали. Потом – снова марш. 27 августа атаковали деревню Лебедкину. Белых в ней было мало. На следующий день взяли село Антоновское, потом Неустроево, а дальше, перед Осинцевой, пришлось остановиться.

Командиры приказали отрыть окопы. Пулемет установили на скате высокой горы среди больших берез. Село перед нами как на ладошке.

Совсем было расположились на ночлег, вдруг команда: «Вставай!» Говорят, что нас срочно требуют обратно к своему полку. Шли и опасались, как бы белые не перерезали дорогу. Откуда ждать врага, никто не знал. В одном месте в кромешной тьме натолкнулись на какую-то свою роту. Чуть было не начали стрелять друг в друга.

Всего в походе находились недели две. Зачем ходили, ни я, ни мои товарищи не знаем. Нам это почему-то не растолковали. Думаю, что не хотели раскрывать военные секреты. Я начинаю понимать, что на войне не всегда и не все можно сказать бойцам.

В последнем походе подружился с гранатой «лимонкой». Дали мне попробовать одну – рвется здорово! Теперь ношу в бомбометной сумке две «лимонки» и одну «бутылку», а запалы держу в кармане гимнастерки, Пригодятся еще и «лимонки», и «бутылки».

12 сентября. Село Покровское

Из Ирбитского завода наш батальон срочно вернулся на станцию Егоршино и, чуть передохнув, двинулся к Режевскому заводу. Марш проводился в глубокой тайне, в обход белогвардейских частей.

Мы спешили на помощь Волынскому полку. Оказывается, в этом полку мобилизованные крестьяне поддались кулацкой агитации, восстали против власти Советов и перебили многих коммунистов. Отряд алапаевских рабочих, кочневская дружина и вообще вся пролетарская часть полка оказалась сильно пострадавшей.

Мне этот марш крепко запомнился.

Бывает так: все делаешь день за днем машинально, не вдумываясь, а потом вдруг что-нибудь заденет за душу и сразу увидишь настоящий смысл каждого своего поступка, каждого шага. Так вот и со мной случилось во время вчерашнего марша. Хочу описать все по порядку.

Глухо шумели вершины сосен. Лучи осеннего солнца едва пробивались сквозь густой хвойный лес.