Охотникъ. Исторический роман

Георгий, изрядно утомившись, захотел оборвать бессмысленный разговор.

– Дядя, ну тоже мне, за пазухой. Вы же давеча рассуждали, что японцы могут на стороне кайзера выступить, и Сибирь тогда под угрозой окажется. А пленных немцев куда денут по-вашему? Уж не в столице же их всех размещать, когда вот-те, пожалуйста, огрызок Империи! – заспорил Георгий.

– Я те дам огрызок, ты мне страну Ермака так называть не смей! – возмутился Ефрем Сергеевич, сдвинув седые брови, так что его лоб покрылся морщинами более обычного.

– Ладно, дядя, к чему вы пытаетесь меня склонить? Это ведь ваша все затея была с этим скользким Новосельцевым, я все по вашему указанию делал. А лошадь все равно бы реквизировали! – спорил Георгий, закатывая глаза и раздраженно вздыхая.

Ефрем Сергеевич на секунду задумался, издал глубокий сиплый вздох, положил ладонь на лоб и сдержанным тоном произнес:

– Жора, ты просто не понимаешь. Кроме тебя у меня никого нет, никого. Я очень сильно переживаю, ведь ты мне как сын.

Георгий заметил, как глаза Ефрема Сергеевича моргали все чаще, стали влажными и заблестели. Купец нервно дергал себя за ус и то и дело отирал платком выступившие на лбу капли пота.

– Дядюшка, не убивайтесь вы так! Вы ведь тоже мне как отец родной, где б я оказался сейчас без вас? В канаве, наверное, с дыркой в голове за карточные долги, – своеобразно выразил свои чувства племянник.

Ефрем Сергеевич только заохал, мотая головой.

– Но я ведь живучий, что мне будет! Четыре месяца и все станет как прежде, вернусь в Томск иным человеком, заживем! – попытался успокоить он купца,

– Эх-х, сильно в этом сомневаюсь. Ладно, Жора, ступай, ступай. У меня дел невпроворот, надо организовать доставку коней в мобилизационные пункты, а еще с автомобилем разобраться, его тоже отобрать хотят, лихоимцы, – решил сменить напоследок тему Ефрем Сергеевич.

Купец Артемьев был одним из немногих в Сибири счастливых обладателей автомобиля. На всю Сибирь насчитывалось всего около тридцати машин, одна из которых, Руссо-Балт С-24/30 VII серии с кузовом дубль-фаэтон, принадлежала Ефрему Сергеевичу, приобретенная им в 1911 году и доставленная прямиком из Риги. Штуковина была не из дешевых, но зато подчеркивала высокий статус богатого купца. Владельцами «Руссо-Балтов» были великий князь Константин Константинович Романов, великая княжна Мария Павловна Романова, граф Сергей Витте, промышленник Эдуард Нобель, а также многие другие знатные и богатые особы.

Георгий обожал этот автомобиль, красного цвета с открытым верхом. Дядя научил его водить и любезно позволял возить его по своим многочисленным делам. Георгий всегда соглашался на это с большой охотой.

– Вы уж разберитесь там, дядюшка. Жаль было бы потерять такого красавца, – обрадовался смене темы разговора, одновременно переживая за судьбу автомобиля, Георгий.

– Уж постараюсь. Ладно, ступай, Жора и вправду дел уйма, завтра в храм, надо молебен отстоять, не проспи – закончил разговор Ефрем Сергеевич.

Ранним воскресным утром Ефрем Сергеевич с Георгием разместились в карете частного экипажа купца, отправившись в Троицкий собор на Новособорную площадь Томска.

Собор был выстроен в русско-византийском (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%81%D0%B5%D0%B2%D0%B4%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BB%D1%8C) стиле крестово-купольных церквей (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%80%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%B2%D0%BE-%D0%BA%D1%83%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%85%D1%80%D0%B0%D0%BC) и напоминал московский Храм Христа Спасителя. Он имел пять луковичных куполов без отдельно стоящей колокольни. В колокола били в двух боковых западных башнях. Собор в виду своего расположения был одним из центров общественной жизни. При храме организовали хор с великолепными сопрано, тенорами и величественным басом. Управлял хором известный губернский дирижер и композитор А. В. Анохин, а четыре года назад службу в данном соборе посещал сам П. А. Столыпин.

Георгий с Ефремом Сергеевичем прибыли к началу литургии. Купец тяжело дыша высадился из кареты и пошел вперед по дорожке, Георгий задержался, о чем-то болтая с кучером, но вскоре нагнал дядю. Вдоль дороги к храму сидели нищие, собиравшиеся ближе к службе вокруг собора. Георгий с дядюшкой, проходя мимо, подсыпали им монет и, троекратно осенив себя крестным знамением перед входом, вошли внутрь.

Читались молитвы перед исповедью. Георгий не соблюдал пост перед таинством, но решил попробовать спросить дозволение к причащению у священника в связи с предстоящей поездкой.

Артемьев отстоял длинную очередь, подойдя к молодому священнику с тонкой русой бородкой и длинными волосами, затянутыми в хвост. Георгий подошел, наклонив голову и начал перечислять содеянное им за последнее время. Священник слушал, пока Георгий не остановился.

– Есть еще кое-что, – тихо произнес Артемьев.

– Говорите, не стоит укрывать грех пред лицом Господа, – назидательно сказал священник.

– Кажется, я хотел или даже совершил нечестный поступок, дал человеку взятку за то, чтобы тот освободил меня от фронта.

– И он освободил? – еле слышно вымолвил священник.

– Не совсем так, я не буду в армии. Но, наверное, окажу какую-то помощь в тылу на пороховом заводе, – также шепотом продолжал Артемьев.

Священник какое-то время молчал, а затем спросил:

– Как вас зовут?

– Георгий.

– Раскаиваешься ли ты в содеянном, раб Божий Георгий?

Артемьев нахмурился.

– Да, – подумав ответил он.

– На все воля Божья Георгий, и Господь в конце концов управит, как должно, главное держите покаяние в сердце, – произнес священник, – не держите ли на кого-то зла или обиды?

Артемьев подумал о Ступине, убившем его коня.

– Н-нет, – с запинкой ответил он, – держал, но потом понял, что сам был виноват.

Священник больше не стал говорить ничего наставляющего, накинув Артемьеву на голову епитрахиль:

– Да простит Господь прегрешения рабу Божьему Георгию.

Георгий поцеловал крест и евангелие, получил благословение на причащение и отошел в толпу прихожан в ожидании выноса чаши. Он не мог сосредоточиться на службе, отвлекаясь на посторонние мысли. Он думал о том, что его ждет в далекой столице, действительно ли будет все так просто, как большинство о том говорит. Пытался представить жизнь вдали от близких ему людей, не вполне осознавая, каково это быть самостоятельным, решать проблемы без помощи богатого дяди, без его связей и многочисленных знакомств. Он понимал, что по-настоящему никогда не нес никакой ответственности, не принимал последствия своих поступков.

Басистый голос священника запел «Символ Веры», и народ хором подхватил пение молитвы. В основном распевали невпопад, но слышались и красивые голоса. Артемьев мысленно вернул себя на богослужение. Пропели «Отче наш», и два священника вынесли большую золотую чашу из алтаря. Причастившись, и поцеловав крест, Георгий отстоял молебен и поставил свечи. Наконец ворота в алтарь затворились, и можно было покинуть храм. Он вышел на воздух, переговариваясь с дядей. Оба они были в хорошем расположении духа, преисполненные благодатью после прикосновения к святому таинству.

У Георгия накануне отъезда накопилось множество дел. Необходимо было посетить военное присутствие для подписания каких-то бумаг, навестить матушку, повидаться с Лизой, ну и собраться с университетскими друзьями, с которыми он старался поддерживать связь и после отчисления.

Глава 4

Агриппина Владимировна, урожденная Платонова, недолго вдовствовала после смерти мужа Сергея Сергеевича Артемьева. Муж ее был на двадцать лет старше своей супруги и на момент его скоропостижной кончины, она оставалась молода, хороша собой и способна к рождению детей. Ее заметил один из мелких томских дворян, титулярный советник Павел Симеонович Верхневицкий. Он был приветлив и обольстителен, покорил вдову своим красноречием и красивыми ухаживаниями.

Спустя года после смерти супруга Агриппины Владимировны, они обвенчались в храме Александра Невского, что располагался на Александровской улице недалеко от городского сада. После свадьбы оказалось, что Павел Симеонович на дух не переносит несносного, баловного и наглого сына Агриппины Владимировны. Мальчику было четырнадцать, и ответом на нелюбовь отчима были побеги из дома, насмешки и наглые выходки. Однажды Георгий отцепил привязанного коня Верхневицкого и стеганул его бичом, подгоняя так, что несчастное животное нашлось только к вечеру, бродившем в одиночестве вдоль берега реки Ушайки. Верхневицкий выпорол пасынка до кровавых ссадин, не обращая внимания на слезы и стенания супруги.

Скандалы продолжались, и Ефрем Сергеевич настоял на том, чтобы племянник жил в его имении под присмотром многочисленных нянек и гувернанток. Кажется, на этом моменте Верхневицкий вынул счастливый билет, так как Ефрем Сергеевич стал регулярно подкидывать Агриппине Владимировне по двести, а то и по триста рублей в месяц, чтобы та смогла вести достойную жизнь, сохраняя время на общение с ребенком.

Павел Симеонович забирал большую часть денег себе и распределял на нужды семьи, под которыми он понимал выкуп вещей из ломбарда и раздачу своих долгов.

Дворянство его было личным и распространялось на супругу, но не переходило по наследству, так что Георгий титула не имел. Вскоре Агриппина Владимировна понесла и родила Верхневицкому сына, а Георгию сводного брата. Мальчика нарекли именем Константин. Через какое-то время после рождения младенца, матушка Георгия погрузилась в многочисленные заботы, связанные с малышом, на первого сына времени оставалось все меньше. Когда малыш подрос, она увлеклась светской жизнью, всецело ощутив себя дворянкой, посещала разнообразные балы, салоны и спектакли. Георгий хоть и любил матушку, но виделся с ней все реже. Младшему брату Артемьева недавно исполнилось пять лет, общались они совсем редко, так что Костик при встрече звал брата дядей, хотя Артемьеву непоседливый мальчишка и был по душе.

После церковной службы Георгий поймал извозчика и докатился на скрипучей пролетке до торговых рядов городского рынка на Базарной площади. Протолкнувшись сквозь толпу бродящих покупателей, которых местные зазывалы, то и дело дергали за полы одежды, уговаривая купить, на первый взгляд, совершенно ненужные им вещи. Пройдя мимо овощных и фруктовых лавок, он остановился у кондитерской, купив сладкие пирожные, затем еле вырвался от настырных зазывал, требовавших от него примерки готовых платьев.

– Сударь, да что ж вы, померьте только, никто же не заставляет покупать, вы взгляните, это же ручная работа, аглицкие портнихи завистливо плачут в сторонке, вы только гляньте! – задорно кричал молодой розовощекий зазывала.

Георгий только отмахивался, не вступая в беседу, в которой ему запросто могли продать мешковатый сюртук, от которого даже портнихи из Англии заливаются горькими слезами.

Найдя цветочную лавку, Георгий купил пять свежесрезанных алых роз, и, протиснувшись обратно сквозь базарную толпу, пошел вниз пешком до Магистратской улицы, где арендовал неплохую квартиру Верхневицкий. Он мог бы иметь и свое жилье, но постоянно был в залогах, долгах или в состоянии их выплаты.

Георгий пришел к жилью Верхневицких к часу дня. Небо было затянуто облаками, дул прохладный ветер, день был серым и больше напоминал раннюю осень, чем разгар лета. Артемьев постучал несколько раз, пока, наконец, дверь не отворили. На пороге стояла Агриппина Владимировна, одетая для променада. Ее темные вьющиеся волосы были заколоты сзади и спадали до плеч. Она обладала привлекательными тонкими чертами лица и точеной фигурой. Матушка Георгия встретила его в почти полном облачении. Она была одета в послеобеденное платье с треном, пошитое из легкой бежевой ткани.