Охотникъ. Исторический роман

Увидев сына, она удивленно воскликнула:

– Жорж! Какая неожиданность, здравствуй, мой дорогой сын!

– Здравствуйте матушка! Вот, решил навестить! – Артемьев всучил матери розы, – я еще сладкого принес, думал почаевничать недолго, – он протянул завернутые в бумагу пирожные.

– А я как раз собиралась прогуляться, постой, Жорж, я только надену головной убор, – она взяла пирожные, забежала в комнату, положив их на стол, а цветы поставив в вазу, и надела на голову широкополую шляпу.

– Его Высочайшего Благородия нет? – с тоном издевки спросил Георгий о Верхневицком.

Агриппина Владимировна, казалось, не заметила, этого. Она поправила выпавшую прядь изящным движением.

– Нет, мой дорогой сын. Его Благородие с юным Константином пошли на какой-то концерт или спектакль, или в гости, право, я точно не помню, – голос ее был мягким, и речь лилась мелодично, как будто нараспев.

– Я пришел попрощаться, матушка, – решил не тянуть с главным Георгий.

Глаза Агриппины Владимировны округлились, и Георгий поведал ей всю историю, начиная от идеи Ефрема Сергеевича и закончив увольнением скользкого чиновника.

– Ох уж этот Ефрем Сергеевич, обратился бы к Павлу, он ведь тоже знает людей, подсобил бы, – ворчала Агрипина Владимировна.

Георгий раздраженно прихлопнул комара на руке, почувствовав, как при упоминании отчима его наполняет злость.

– Думаю, он просто не хотел отвлекать его Высочайшее Благородие от многочисленных финансовых операций, – намекнул Артемьев на вечные долги Верхневицкого.

– Георгий, не начинайте прошу, Павел Симеонович достойнейший человек, достойнейший, и я всецело доверяю ему.

Георгий не стал отвечать на эту реплику.

Они прогулялись вдоль набережной Томи, дойдя до пристани и обратно к дому на Магистратской улице. К концу прогулки, волочащийся по земле трен стал черным, собрав в себя, кажется, всю городскую пыль.

– Ты уж там осторожнее, Георгий, мой дорогой! – на прощание сказала Агриппина Владимировна.

– Буду матушка, вы же знаете, – с улыбкой ответил он.

– Уж я-то знаю, как никто другой знаю, – погрозив пальцем, с напускной строгостью сказала Агриппина Владимировна.

Они обнялись на прощание возле входа в квартиру Верхневицких. Внезапно дверь отворилась. На пороге стоял Павел Симеонович собственной персоной. Он с негодованием глянул на супругу, а затем нервно перевел взгляд на пасынка. Не сказав слов приветствия, он лишь коротко кивнул Артемьеву.

Георгий же наоборот, казалось, приободрился от этой встречи, как будто даже надеялся на нее.

– О, Ваше Превосходительство, приветствую вас в вашей обители, – повысив отчима сразу на два чина, приветствовал его Георгий, картинно отвесив низкий поклон.

Верхневицкий не мог не заметить издевки, зная, что до чина титулярного советника ему уже не прыгнуть, отчего цвет лица его сделался пунцовым, глаза вспыхнули, а подкрученный ус нервозно задергался с правой стороны. Он сдерживался из-за всех сил, стараясь не поддаваться явной провокации. Павел Симеонович отчего-то боялся Георгия, что-то было в нем такое безудержное, некая скрытая ярость, которой Артемьев мог смести все на своем пути, включая и Верхневицкого. Да и обидев назойливого и буйного пасынка, он мог задеть нежные чувства Агриппины, хотя это его волновало в меньшей степени. Больше его заботило содержание, получаемое до сих пор от Ефрема Сергеевича, так что, сцепившись с Георгием, он рисковал как физически, так и финансово, а это слишком высокий риск для его возраста и материального положения. Поэтому Павел Симеонович терпел и лишь злобно пыхтел, не в силах противостоять очередной мерзкой выходке Артемьева.

Георгий же тем временем не унимался:

– Пал Семеныч, батюшка! Что же вы не пригласите любимого сына вышей дорогой супруги на чашечку чая?

Терпение Верхневицкого подходило к концу:

– Артемьев, вы взрослый человек, прекратите этот балаган, в конце концов, – выпалил Павел Симеонович, тем самым, только раззадорив Георгия.

Агриппина Владимировна испуганно смотрела поочередно то на супруга, то на сына, одергивая то одного, то другого за одежду, но подобные ее действия ровным счетом никакого эффекта не произвели.

– О нет, простите же, что потревожил ваш покой, задел тонкие струны вышей широкой и проникновенной натуры, – веселился Артемьев, – чем же мне загладить свою безграничную вину перед вами, может быть… о да, может быть подарить брошь от моего галстука? Или золотую цепь от моих часов? Вы ведь найдете ей применение, верно? Я тут слыхал о красивейшем месте в центре горда, у излучины реки Томи, на Духовской улице! Да-да, там уже как два года работает городской Ломбард! Авось, дадут за нее серебром этак монет тридцать?! – торжественно завершил свою тираду Георгий.

– Артемьев! – не выдержав, заорал Верхневицкий.

– Убирайся вон, наглый щенок! Во-он! Духу чтобы твоего тут не было! Агриппина, – в дом!

Агриппина Владимировна в полной растерянности заохала и испуганно прикрыла рот тонкой ладонью.

Артемьев ликовал, он добился желаемого, оставался последний штрих для целостности картины. Он резко сменил выражение лица с веселого на непроницаемо-суровое и быстро сделал шаг в сторону Верхневицкого, приблизившись к нему вплотную.

– А ну-ка повтори, – сдавленным голосом прошипел Артемьев.

Верхневицкий понял, что выпустил на волю то, чего изначально страшился и постарался сгладить возникшую остроту ситуации.

– Слушайте, Георгий. Просто уходите, давайте не будем усугублять, —более сдержанным тоном продолжил Павел Симеонович.

Георгий смотрел на него в упор и молчал. Верхневицкому казалось, что эта томительная пауза длилась бесконечно. Внезапно Георгий подался туловищем вперед и притопнул ногой, сохраняя все то же устрашающее выражение лица. Верхневицкий от неожиданности отшатнулся и, споткнувшись о деревянный порог, провалился в дверной проем, растянувшись на полу. Артемьев, довольный собой, притронулся к полям шляпы и развернулся, направившись по своим делам.

Георгию осталось сделать еще несколько пунктов из намеченного им плана. Был черед встречи с университетскими друзьями.

Артемьев организовал встречу в одном из пивных трактиров Роберта Крюгера под названием «Баварiя». Встреча была намечена на вечер понедельника. Он как обычно принарядился, но в тот раз в дополнение к своему повседневному гардеробу, по настоянию Ефрема Сергеевича, взял с собой пистолет. После 1905 года были некоторые трудности с ношением оружия, но купец решил вопрос, и его племяннику выдали разрешительное свидетельство из полиции, которое осталось в оружейном магазине в качестве подтверждения соответствующего права покупателя.

Это был черный браунинг 1910 года калибром чуть больше трех линий[6 - Калибр Браунинга 1905 года составлял 7,65 мм. Линия – устаревшая мера длины – составляла 2,54 мм.], самозарядный пистолет конструкции Джона М. Браунинга. Носить такое оружие можно было скрытно, так как оно легко помещалось в жилетном кармане, куда и положил пистолет Артемьев. Оружие весило 1 фунт 53 золотника[7 - Фунт = 32 лотам = 96 золотникам = 409,51241 г. Вес браунинга составляет 580 граммов.], так что особого дискомфорта оно не создавало. Артемьев был неплохим стрелком и одно время регулярно практиковался, попадая в бутылку с тридцати шагов. Сейчас ему было не до того, но шагов с пятнадцати он точно бы не промахнулся. Георгий проверил наличие патронов в магазине, поставил оружие на предохранитель и положил во внутренний карман.

Артемьев явился в трактир первым. Официант принес меню, и Георгий принялся его изучать. Официант никак не возвращался, чтобы принять заказ, и Георгий, устав от ожидания, принялся осматривать публику. Вокруг собрались приличного вида люди, спокойно ужинавшие или подобно Артемьеву ждавшие своего заказа, расчета или сдачи. Кто-то звонко закатывал тяжелые шары в лузы, играя в бильярд и подзадоривая соперника, натиравшего наконечник кия мелом; два мужичка, изрядно выпивших, с напускной сосредоточенностью переставляли фишки, пытаясь предугадать следующий ход оппонента на столиках для игры в шашки.

Наконец, вернулся официант, и Георгий ткнул пальцем в меню, заказав одно из самых дорогих сортов пива под названием «Экспорт» по двадцать копеек за бутылку или три рубля за ведро. Вскоре должны были подойти друзья Артемьева, составлявшие ему компанию в период обучения в университете. Предполагалось, что придут молодые люди как с юридического факультета, так и несколько человек с медицинского. Он рассчитывал, что будет пять-семь человек.

Спустя полчаса компания начала потихоньку собираться. Молодые люди шумно общались, весело смеясь, перебивая друг друга, поднимали тосты, стукались пивными кружками и обсуждали ворох событий, всколыхнувших страну за последнее время. Тихая до этого публика потихоньку доходила до кондиции, люди орали песни и галдели, несмотря на то, что завтра многим необходимо было идти на службу.

– Я искренне думал, что войны не будет. Какой в ней нам смысл? Государь не хотел, Распутин отговаривал, разве кто-то желает умирать? – высказал свое мнение Иннокентий Самсонов, молодой человек с бледной кожей, тонкими светлыми усами, протирая платком круглые очки.

– Да причем тут Распутин, это же просто шарлатан, Иннокентий, о чем вы в самом деле? Ну а Государь, хоть и самодержец, а ведь теперь у нас Дума, сборище мздоимцев, они-то уж точно в окопах не будут гнить, зато наживутся на смертях нашего брата, – вступил в дискуссию Антон Скрябинский, пришедший на вечер встречи в сопровождении хрупкой девицы, которая по большей части молчала, изредка что-то шепча своему спутнику на ухо.

– Слушайте, господин Скрябинский, не стоит вот так огульно навешивать ярлыки на людей, мы ничего не знаем наверняка об этом загадочном Распутине, может он и в самом деле великий старец и тогда вам грешно так говорить! – выпалил Самсонов.

Скрябинский отпил пива и наклонился к столу:

– Иннокентий, не будьте наивным, – война весьма доходное предприятие, не для нас с вами, конечно, но для отдельных личностей весьма и весьма!

– Будет вам, не петушитесь, господа юристы, умерьте свой пыл – с улыбкой успокаивал спорящих друзей Георгий.

– Ну, а вы-то, что думаете, господин Артемьев? – спросил малознакомый молодой человек с медицинского факультета по фамилии Громов, имени его Георгий не знал, – кажется, вы идете на фронт или вроде того?

Громов был невысокого роста, со светлой бородкой, круглым лицом и зачесанными назад русыми волосами.