Серпантин

Отвратительно думать.

Больно думать.

Больше никаких мыслей. Спать или умереть.

Но чтобы спать, нужно добраться до дома. А чтобы разрешить проблему со сном, я строю логические цепочки, а значит снова думаю. Это не так-то просто, как кажется на первый взгляд.

Фиц. Она предлагала провести вечер вдвоем или что-то вроде того. Нужно догнать ее и воспользоваться шансом. Я обалденно сообразительный, да.

Я нагнал ее у выхода, где она стояла с тем обсосным парнем. Реном.

– Какие люди, – говорит.

– Мало получил? Можешь не отвечать, потому что я не хочу тратить драгоценное время, которое я сейчас проведу с этой прекрасной барышней.

Я взял Фиц за рукав и попытался выйти, но тот толкнул меня назад так, что я чуть не потерял равновесие.

– Поговорим на улице?

– А до завтра не подождет? Я спать хочу.

– Нет.

Он вытащил меня на дубак за шиворот. Я не сопротивлялся. То ли потому что не мог, то ли из-за полнейшего равнодушия к своей судьбе. Да к черту судьбу. Это был мой выбор. Я мог остаться на кладбище.

На улице нас ждали еще трое. И думается мне, что они пришли не за консультацией по прейскуранту бара.

– Что теперь скажешь, крутой?

– А нужна какая-то проникновенная речь? Извини, на этот раз я ничего не заготовил.

К чему шло дело, было понятно и без разъяснений. Рен начал приближаться ко мне, собравшись нанести первый удар.

Решив, что победителем мне отсюда точно не выйти, я вмазал левым хуком ему по морде, просто для того, чтобы он тоже не остался без повреждений, и стал дожидаться окончания раунда.

Секунда, и я уже валяюсь на земле. Закрыв лицо руками, я вижу, как множество различных конечностей пытаются слиться с моим телом воедино.

Мое тело обморожено и разбито на ледяные кристаллы, из-за открывшегося в теле внутреннего тайфуна безнадежности и вселенского чувства одиночества. Я ничего не чувствую.

Удар за ударом прилетает ежесекундно, не прекращаясь. Руки спадают, опускаясь вдоль тела, чтобы дать возможность лицу перенять на себя часть урона.

Я не сдерживаю себя и начинаю истерично смеяться. Маниакальный хохот открывает для меня лечебную боль, исходящую от грудной клетки. С каждым смешком как будто ломаются ребра, рвутся мышцы и сухожилия, лопаются сосуды, отсоединяются сердечные клапаны, органы перестают функционировать. Кровь заливает глаза, вытекает из носа, как вода из крана, и водопадом изо рта.

Когда я решаю, что на сегодня достаточно, звучит выстрел. Толпа разбегается в разные стороны, а я проваливаюсь в глубокий сон.

«And he’s here to do some business with the big iron on his hip».

На утро следующего года я просыпаюсь в больнице и узнаю, что это утро следующего года, спустя два дня, что я провел в коме.

Лежать не стал. Кое-как встал с кровати, оделся и вышел в коридор.

Без обезболивающих у меня скоро начнутся инфернальные боли, но сейчас меня это не интересует.

Ко мне сразу подбежал белый халат и спросил о моем самочувствии. После удовлетворительного ответа от меня он заявил, что меня ждет психолог.

Что еще ему нужно?

В этот раз он сидел за столом и рылся в документах. Как только я вошел, он сразу все свернул и убрал в ящик стола.

– Вы очнулись! – как всегда с энтузиазмом прозвучал его голос, но лицо выражало смятение.

– К сожалению. Зачем Вы хотели меня видеть?

– Хотел поинтересоваться, зачем вы носите с собой оружие?

Я проверил карманы и не обнаружил там револьвера.

– Может, отдадите мне его?

– Сначала расскажите, как он попал к Вам в руки.

Невероятно, в этом мире существует человек зануднее меня. И он действует мне на нервы.

– Это моей подруги. Она умерла.

– Оу, печально. Вы о ней не рассказывали.

– А я не припомню момент, в который мы стали близкими друзьями или входили в отношения врач-пациент.

– Сейчас самое время. Ведь есть, о чем нужно выговориться?

– Не о чем говорить. Я что-то вспоминал, куда-то бегал, с кем-то встречался, и так мало был рядом с Эс. Все бес толку, я утратил всякий смысл к продолжению жизни.

– Нельзя опускать руки. Предлагаю пройти несколько сеансов у меня, чтобы попробовать восстановить ваше прежнее психологическое состояние.

– Никаких сеансов, мне нужно выпить.

Он достал бутылку дорого вина и открыл ее.

Когда он захотел налить мне в бокал, я остановил его, взял бутылку и начал сосать ее, как младенец сиську.

– Полегчало? – спрашивает Док.

– Нет, но созерцать гниль этого мира стало проще.

– Что входит в это понимание?

– Что входит? Да оглянитесь вокруг. Мы в одном шаге от тоталитарного строя; власть все сильнее прогибает под себя челядь; невиновных распихивают по тюрьмам; убийц приговаривают к общественным работам; экономика рушится; города беднеют; старые строения ждут момента на кого-нибудь обрушиться; никто не может найти нормальную работу из-за повышенных требований, которых изначально ни у кого не может быть, если только ты не ребенок влиятельных родителей; сфера образования учит непонятно чему, выпуская непонятно кого; культурные заведения не посещаются; книги не читаются; фильмы снимаются для отмыва денег; люди всю тупеют и тупеют, просиживая свои задницы за плазменными экранами, с которых дядя трагичным голосом вещает все вышеперечисленное; а им только и остается, что грустно кивать головой и говорить спасибо, что это произошло не с ними.