Серпантин

– Катись в пизду, больной придурок! – закричал я сильнее прежнего и захлопнул дверь у него перед носом.

Сев у двери, я начал ожидать его ухода, но мужик оказался неумолим.

Он подобрал коробку, позвонил один раз и встал столбом перед дверным глазком. По праву, бить его я не смею, так как он стоит за пределами моего жилища. Ломиться он вряд ли собирается, как и, скорее всего, препятствовать моему уходу из дома.

Ладно, попробуем это проверить.

Я взял останки кота, вышел из квартиры, закрыв ее на ключ. От болванчика ноль реакции. Он лишь повернул голову в мою сторону и начал озадаченно таращиться, что показалось мне весьма жутким.

Медленно спускаясь вниз, я наблюдал боковым взглядом за его действиями. Он по-прежнему смотрел в мою сторону. Ну и стой тут, блядский Хатико.

На пути к месту назначения, которое я избрал задней стороной дома, повернутого на находящуюся вдалеке Новую улицу, я пытался прогнать дурные мысли на счет неудавшегося начала дня, и, по возможности не думать вообще ни о чем.

За домом как раз находилась детская площадка – аттракцион смерти для малышей и отличная поляна для взрослых детин, обычно посасывающих пиво на лавке и готовящих шашлыки.

Отличное место для обоснования местного кладбища домашних животных.

Достигнув нужной точки, я хлопнул себя по забывчивой голове. У меня же нет лопаты. Чем мне теперь рыть? Очень сомневаюсь, что у кого-то из соседей, да и вообще любых людей в городе, найдется лишнее приспособление для вскапывания земли.

Но не будь я собой, если бы сразу не смекнул, что на детской площадке вполне вероятно могут находиться забытые детские инструменты, вроде совка. Рыская в поисках нужного приспособления, я в упор не видел ничего подходящего.

Хотя, постойте. Это же…Нет, мои юные копатели, это не многофункциональная пластиковая лопата с регулированием глубины и объема вскапывания, хуй то-там. Размером с ладошку, облепленные песком, убогие грабли без одного зубца.

Что поделать. Надо уже покончить со всей это историей.

Вооружившись «трезубцем Посейдона», начинаю искать подходящее место для захоронения.

Это оказалось не так просто, потому что земля, по большей части, представляла гравий, насыпанный на твердую грунтовую породу, а несколько подходящих мест уже были кем-то заняты. Ну, как заняты. Судя по неровным местам на земле, явно перекопанным ранее, здесь обитает семейство кротов, которое изредка роет тоннели вверх, вылезая на поверхность. Слепые милашки.

Спустя продолжительно время, перепачканный в земле, вспотевший и обессиленный, стою над свежей могилой. Наверно, нужно произнести речь. Все-таки он был моим товарищем.

– Мистер Кот. Сегодня я провожаю тебя в последний путь с чувством глубокой скорби и невосполнимой потери, что недавно меня настигла. Я знал тебя еще совсем ребенком. Заметив на улице маленького, беспомощного котенка, я не смог смириться с мыслью, что если я пройду мимо тебя, то, возможно, в этот вечер мир содрогнется вновь, потеряв очередное милое животное, умершее от голода. Ты был моим верным другом, будившим меня своей мокрой мордочкой с утра на работу, когда я просыпал звук будильника. Во время моих болезней ты ложился на меня и урчал, забирая теплый сгусток простуды. По вечерам смотрел со мной фильмы и кривился, когда я давал понюхать тебе вино. И чем я тебе отплатил? Я забыл про тебя. Прости. Это не совсем моя вина. Память подвела, понимаешь. Я сам до сих пор понятия не имею, что мне сейчас делать со всем закрутившимся пиздецом в моей жизни, в какую сторону двигаться, с чего начать, у кого спросить. У кого спросить…Мать твою, я полный кретин! Очевидно, что тот мужик с коробкой может мне что-то рассказать. Или само содержимое коробки. Я проигнорировал два этих фактора, списав все на дешевый прикол, розыгрыш. Но теперь я понял. Жалкий пропойца с дырявой головой. Я буду не удивлен, если причина амнезии сокрылась в длительном алкогольном трипе, в котором я пребывал с месяц, а то и полгода. Спасибо, Мистер Кот. Ты как всегда меня выручил. Земля тебе пухом, братишка.

Закончив речь, я отряхнул черные ладошки о бока штанов, стер со лба пот тыльной стороной ладони и облегченно выдохнул.

– Ты всегда разговариваешь с собой вслух? – донесся голос за моей спиной.

Испугавшись, я резко обернулся на звук, источником которого оказалась девочка лет десяти, одетая в красное пальто с капюшоном, под которым виднелось печальное лицо.

От такого неожиданного появления я немного растерялся в поиске элементарного ответа на вопрос и выдал первое, что пришло на ум:

– Да, это очень помогает. Бывает, тебя терзает какой-то вопрос, который ты без конца прокручиваешь у себя в голове снова и снова, сомневаясь в достоверности своих рассуждений, и так и не находишь верного ответа. Тогда ты начинаешь думать вслух, что придает твоим словам осязаемости, глубины, веса. Слушая свой голос, ты ведешь диалог с самым частым и верным слушателем – самим собой. Ты споришь, выдвигаешь факты за и против, согласовываешь понятия, а после приходишь к выводу, все это время лежащему на поверхности. Именно поэтому говорят, что истина рождается в споре. Вот только не всегда с другим человеком.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – грустно ответила девочка.

– Да, извини. Я и забыл, что ты еще дитя. Но не переживай, ты сама придешь к такому выводу, когда повзрослеешь. Все приходят.

«You’ll never now, if you don’t go. You’ll never shine, if you don’t glow».

– Поэтому взрослые такие грустные?

– Так и есть. Представь, что единственная вещь, которой ты дорожишь – твое красное пальто. Ты становишься выше, крепче, толще, умнее. Одним словом – ты меняешься. Но пальто всегда остается одного и того же размера. Ты его изнашиваешь, вытягиваешь, рвешь по швам и перешиваешь, добавляя заплатки и куски ткани в необходимые места, чтобы оно было тебе по размеру, потому что тебя с ним многое связывает, и ты не хочешь менять его на что-то другое. А спустя много лет, ты понимаешь, что твой наряд похож на цирковую одежду, что ты ходишь в хаотичном наборе тряпок, которые ты протащила на себе через всю жизнь, миллион историй, событий, моментов. Которые износились до тех пор, что от них уже практически ничего не осталось. И вот тогда, ты печально бредешь в магазин, берешь себе новое пальто и понимаешь, что, по сути, эта та же самая вещь из разноцветных ниток, замков и карманов, чем несколько лет назад являлось и твое, но на которую ты смотришь по-обычному буднично, без восхищения и трепета, что ранее были в тебе. Понимаешь, что придавала ему слишком большое значение, а теперь сильно об этом сожалеешь.

– Все равно не понимаю, – пожала она плечами.

Знать бы мне детский язык, малышка. Но мне никогда не приходилось нянчиться с маленькими людьми.

– К чему эти глупые беседы? Лучше назови свое имя, – говорю.

– Не скажу, – твердо ответила она.

– Ты задала уже два вопроса, на которые я ответил непонятным тебе языком. Хочешь сказать, что я зря потратил время на человека без имени?

– Нет. У меня есть имя.

– И ты не говоришь его, потому что оно тебе не нравится? – предположил я.

– Возможно.

– Почему?

– Из-за папы.

– Он тебя обзывает?

– Он нас бросил. А имя осталось.

– И теперь ты не хочешь, чтобы оно напоминало тебе его?

– Угу.

– Я Соу. Это имя я дал себе сам. Если хочешь, можем и тебе придумать.

– А так можно?

– А кто запрещает? Ты можешь быть той, кем хочешь быть. И никто ни вправе отнять у тебя саму себя.

– Я.

– Что ты?

– Ты сказал, никто не заберет меня саму. Значит, меня зовут Я.

– А ты умная.

Она снова пожала плечами.

– Почему ты гуляешь одна, Я?