Серпантин

Вот черт, действие таблеток не прошло, а высокий градус с их помесью всегда приводит к дурным последствиям. Как же я могла об этом забыть? Это все стресс, замкнутое пространство и отсутствие свободы действий. Да, определенно.

Новая волна непрерывных ударов прошлась по моему мозгу. У меня началась паническая атака.

Дверь и обшивка в машине завибрировали так, словно готовы были прямо сейчас на меня рухнуть. В темных углах затаились навязчивые, искаженные образы из сновидений, готовые наброситься и поглотить. Гул в ушах рождал маленький смерч где-то поблизости. Смерч, который через несколько минут настигнет и раскрутит меня так сильно, что мои части тела разлетятся по всему свету.

Размытое пятно напротив сидит с непонимающим видом, и смотрит в лицо испугу, страху и ужасу, принявшему материальный облик и продирающий меня до костей холодным дыханием смерти.

7

Да, он все еще стоял рядом с моей дверью.

– Так и быть, давай сюда коробку и рассказывай все, что знаешь, коротко и ясно, – говорю с набега.

– Только коробка. Рассказывать я не имею права, – отвечает тип.

– Великолепно. Значит, мне даже пытаться не стоит тебя о чем-то расспросить?

Он промолчал.

– Тогда вали отсюда, – сказал я и вошел в квартиру.

Посмотрев в глазок, я увидел, как он развернулся и начал медленно удаляться от моей двери. Воистину, персонаж, достойный книг Агаты Кристи.

Поставив коробку на стол, я стал внимательно сканировать ее на предмет опасности. Обычная картонная коробка. Никаких знаков и изображений. Отсутствие рычагов, пружин и шестерен. Яд, нанесенный на края крышки? Черная мамба, кусающая в глаз? Боксерская перчатка на механизме?

Резко снимаю крышку и бросаюсь на пол, словно пытаюсь увернуться от снаряда. Ничего. Большое значение я придаю обычной коробке.

Диктофон? Какого хера? Это ебанько не могло передать его без гроба и мистицизма? Чему я вообще удивляюсь? Пора уже как должное принимать любые повороты событий.

Немного подумав, включаю запись:

«Если ты это слушаешь, значит, тебе удалось наладить контакт с человеком, которого тебе должны были послать. Это я. Ты. Как бы ты сейчас себя не называл. Неважно. Да, у тебя снова была амнезия, поэтому на сей раз, я делаю эту запись на случай, если это опять произойдет. Послание простое, короткое и сухое, как лишение девственности:

Каждый раз, достигая определенного фрагмента жизни, ты теряешь память. Мы ее теряем. И каждый раз ходим по кругу, начиная заново вести цепочку событий, ведущей к одному результату. Твоя задача – вспомнить одно очень важное происшествие и постараться не забыть, прервав порочный цикл. На сей раз. Больше я сказать не могу, так как риск очередной потери памяти имеет место быть. Мне так сообщил достоверный источник. Ищи подсказки, следуй советам, задавай вопросы и не облажайся. Это все.

Ах, да. Еще кое-что. Пошел нахуй! «Звук смеха». Всегда мечтал это сделать».

Нет слов. Это совершенно точно мой голос. Те же паузы и интонации. Но как это возможно? Я что, блин, теперь Гай Пирс, которому нужно делать на теле татушки с информацией, чтобы не забыть ее?

Сижу в полном исступлении, глядя куда-то сквозь пространство, и пытаюсь собраться с мыслями.

Мне это определенно не нравится. Нет, мне это пиздец как не нравится. Если это не первый случай, значит я уже думал об этих вещах и пришел к какому-то заключению.

Пришел, вспомнил, забыл и по новой. Возможно, каждое мое движение – это повторение предыдущего, ведущего к неизбежному финалу, как бы я не старался.

Есть ли смысл двигаться дальше? Ведь, скорее всего, как бы это произошло в клише-фильме, я пойду прокладывать дорогу навстречу своим воспоминаниям, а осознав в конце пути, что ничего не изменилось, предчувствуя очередной рестарт игры, я снова сделаю запись следующему мне, который будет делать тоже самое. И так снова и снова.

Вечное возвращение, как у Ницше.

Но просто сидеть сычом дома и беззаботно ходить по барам до конца жизни у меня уже вряд ли получится. О таком я не смогу перестать думать даже во сне.

Может, в этом и кроется секрет? В том, что я должен бездействовать? Кто-то, включая меня самого, ждет от меня того, что я должен двинуться с мертвой точки и докопаться до сути, а я нарочно не буду ничего предпринимать.

Сделаю все наоборот. Просто возьму, и ничего не буду делать. И что тогда произойдет? Да ничего, вот именно. Полмира живет по этому принципу, зарываясь в безделье. И что-то от таких людей я слышал мало интересных историй об их жизни.

Но предприняв попытку в решении головоломки, я с большой долей вероятности потерплю фиаско. А если нет? Откуда мне знать сколько раз это уже происходило? Может, всего третий и в этот раз мне повезет?

Как же все сложно. Это начало длинного водоворота событий, который постепенно будет засасывать своей силой глубже и глубже. Цепочка событий началась, кружа и завиваясь, как серпантин.

Скурив на балконе пять сигарет и осушив две кружки кофе, я решил прогуляться.

Спрятав руки в карманы плаща, в очередной раз выбираюсь на этот проклятый мороз. Без понятия, зачем это делаю. Может, пытаюсь обрести минуты спокойствия и одиночества, да только в такой дубак, не может расслабиться ни одна мышца, нет возможности раскрыть полет фантазиии, немного порефлексировать о материалистическом сотворении мира и о прочих вещах, которые принято делать в "высших слоях общества", чье существование проходит в замкнутых адовых кругах совсем не по Данте: нищета, безыдейность, отсутствие вдохновения, потерянная мотивация, апатия к обыденности, презирание всех и, в особенности, себя, разгульный образ жизни, прожигание таланта, впустую потраченное время на ненужные вещи, разочарование в людях и, в том числе, в себе, отсутствие смысла в совершаемых действиях, до боли задолбавшая прокрастиниция, которая, по мнению некоторых умников, должна рано или поздно раскрыть свой потенциал.

На самом-то деле я веду скучные разговоры с нефтяными магнатами, делаю ставки на собачьих бегах, потчеваю черную игру, лежа в бассейне из шампанского, играю в крикет и прятки со слугами в замке, рассекаю на допотопном потрепанном форде по пустыням, охочусь на диких комаров, участвую в балах и других частных приемах, заканчиваю пятую книгу, играю ногами на пианино, провожу время с приемным ребенком из Нигерии, совершаю пируэты на кукурузнике, коллекционирую анальные шарики, дрессирую кошек воровать драгоценности у соседей, прыгаю на батуте из проституток, срываю банк в покере, синтезирую новый химический элемент, заканчиваю десятое высшее образование, даю публичные поэтические вечера, жертвую миллионы в фонд борьбы с пожертвованиями ради известности, совершаю кругосветные путешествия на банном тазике, пишу портреты своего перчика, веду лекции по атомной энергетике, строю дом для слона, побеждаю в марафоне, уделываю всех на шахматном турнире среди недалеких, летаю на луну, чтобы добыть немного камня для кальяна, хожу по маникюрным салонам, обмазываюсь шоколадом и пищевой пленкой, чтобы держать себя подтянутым, встречаюсь с Николь Кидман и многое другое, что обычно я делаю в свободное время.

Но к чему эти лишние подробности? Я решил вернуться в отчий дом, к своей матери. Путь был относительно продолжительный, поэтому я ударился в воспоминания.

Мама. Святой человек. Всю жизнь охраняла меня от напастей сурового мира, защищала от гнета отца и дразнивших меня детей в младшей школе, но всегда глубоко разочаровывалась в моих неудачах. Любых. Изо всех сил я пытался доказать ей, что могу быть умнее, сильнее, лучше остальных, но с каждым годом моего взросления я приносил все больше неоправданных ожиданий. В конечном итоге меня съело незримое чувство неоплаченного долга и стыда, и мне ничего не оставалось, кроме как покинуть дом, как мне тогда казалось, навсегда, чтобы больше не видеть грустного лица матери и веющего от нее многозначительного молчания, которое звучало сильнее грома.

Я не звонил и не писал, она тоже. Кажется, она потеряла меня еще в детстве, а потом видела во мне взрослеющего призрака, снующего по дому и, из раза в раз, приносящего одни проблемы. Что я ей скажу, когда увижу? Захочет ли она меня слушать? Приближаясь к месту назначения, мне становится все тяжелее от этих вопросов.

Но вот я снова здесь, стою на бетонном пороге, начавшим осыпаться с годами, и будто бы жду, когда меня пригласят самого. Решаюсь нажать на дверной звонок. Шагов не слышно. Звоню еще несколько раз, но безрезультатно.

Это бессмысленно, нужно убираться отсюда. Кивнув, я развернулся спиной к двери, в надежде поскорее удалиться, но она начала медленно открываться.

Мою спину пробила холодная дрожь. Как в фильмах ужасов, с той разницей, что я ждал уродливого скримера, надеялся, что там за дверью появится монстр, заберет мою душу и сделает своим рабом. Я ожидал кого угодно, но только не маму.

Но это была она.

Лучше бы я не возвращался. Развернувшись, я увидел перед собой глубоко старую женщину с обвисшим, впалым лицом, редкими седыми волосами и блаженным выражением лица, стоящую в сером халате, поверх белой сорочки и в розовых тапочках с кроличьими ушами.

Она долго смотрела на меня отсутствующим взглядом, говорящим о том, что она явно не представляет, кто наведался к ней домой.

– Мама, – начал я.

– Кто Вы? И почему трезвоните в мою дверь? – спросила она.

– Мама, это я, твой сын. Знаю, мы давно не виделись, но я не сильно изменился, чтобы ты не смогла меня узнать.

– Мой сын погиб в Афганистане, обманщик! Как ты смеешь порочить его честь?

Она резко захлопнула дверь, не дожидаясь моего ответа. Я несколько секунд провел в полном недоумении, но вскоре взял себя в руки и позвонил снова.

Когда она вышла, я решил подойти поближе, что бы она могла лучше меня разглядеть.

– Мама, у тебя должны быть мои старые фотографии в альбомах. Можешь сравнить их со мной, – предложил я.

– Вы из газовой инспекции? На этой неделе уже проводилась проверка безопасности труб, – сказала она, кивнув.