Светлая ноябрьская ночь. На кустах и на деревьях шумит поблеклая листва. Под месяцем несутся разорванные облака. – Мельхиор карабкается через кладбищенскую стену.
Мельхиор (спрыгивая): Сюда не придет эта свора. – Пока они будут искать в публичных домах, я могу свободно вздохнуть и осмотреться… Сюртук в лохмотьях, карманы пусты, я не в безопасности и перед самым слабым. – Целыми днями я должен был блуждать по лесам. – Я свалил крест. – Цветы замерзли сегодня. – Кругом – голая земля. –
В царстве смерти!
Выкарабкаться из слухового окна было не так трудно, как идти по этой дороге. – Об этом я не подумал. -
Я вишу над пропастью, – все утонуло, исчезло, – ах, остаться бы там!
Почему она из-за меня? – Почему не тот, кто виновен? – Неисповедимый промысел! – Я бил бы щебень и голодал бы…
Что еще меня поддерживает? Преступление за преступлением. – Я брошен в болото. – Нет сил решится. -
Я не был скверным! – Я не был скверным! – Я не был скверным! -
Ни один смертный не проходил еще с такой завистью мимо могил. – Ах, у меня не хватило бы духу! – О, сойти бы мне с ума теперь же, – в эту же ночь!
Надо искать там, между последними. – Ветер из каждого камня выдувает различные звуки, – страшная симфония! – Сгнившие венки разрываются на части и обвиваются своими длинными лентами вокруг мраморных крестов. – Лес пyгал. – Пугала на всех могилах, одно ужаснее другого, – высоко, как дома, – от них бегут бесы. – Золотые буквы блестят так холодно. Плакучая ива охает и водит гигантскими пальцами по надписи.
Молящийся ангел. – Доска. – Облако бросает тень. – Как спешат. Как воют! – Точно войско поднимается с востока. – Ни звезды, ни небо.
Иммортель в палисаднике? – Иммортель! – Девочка.
?
Здесь почивает в Бозе
Вендла Бергман
Родилась 5 мая 1878 г.,
Скончалась от малокровия
27 октября 1892 г.
Блаженны чистые сердцем…
– Я ее убийца. – Я – ее убийца! – Мой удел – отчаяние! – Я не смею здесь плакать. – Прочь отсюда! – Прочь!
Мориц Штифель (с головой под мышками поднимается над могилами): Одну минуту, Мельхиор. Случай не так скоро повторится. Ты не представляешь себе, что связано с местом и временем. -
Мельхиор: Откуда ты?
Мориц: Оттуда – от стены. Ты свалил мой крест. Я лежу у стены. – Дай мне руку, Мельхиор.
Мельхиор: Ты не Мориц Штифель!
Мориц: Дай мне руку. Я убежден, что ты будешь благодарить меня. В другой раз это не дастся тебе так легко. Это – странно счастливая встреча. Я вышел нарочно…
Мельхиор: Разве ты не спишь?
Мориц: Нет, не то, что вы называете – спать. – Мы сидим на церковных камнях, на высоких фронтонах, – где захотим…
Мельхиор: Вы в вечном беспокойстве?
Мориц: Это нам доставляет удовольствие. – Мы летаем над березами, над одинокими часовнями. Мы носимся над народными собраниями, над убежищами горя, над садами, над гуляньями. – В домах мы таимся в комнатах и альковах. – Дай мне руку. – Мы не сообщаемся друг с другом, но мы видим и слышим все, что происходит на свете. Мы знаем, что все глупость, все, что делают люди, к чему они стремятся, и смеемся над этим.
Мельхиор: Какая в этом польза?
Мориц: К чему польза? – Нас ничто не может достигнуть, ни добро, ни зло. Мы стоим высоко, высоко над всем земным. – Каждый только для себя. Мы не сообщаемся друг с другом, потому что это очень скучно. Никто из нас не имеет ничего, что бы он мог утратить. Над горем, над радостью одинаково мы стоим недосягаемо высоко. Мы довольны собой, – и это все. – Мы презираем живущих несказанно, почти не можем сочувствовать им. Они забавляют нас своею суетою, – потому что им, как живущим, в самом деле, нельзя сочувствовать. Над их трагедиями мы улыбаемся, – каждый про себя, – и размышляем. – Дай мне руку. Если ты дашь мне руку, ты посмеешься над страхом, с которым даешь ее.
Мельхиор: Тебе это не противно?
Мориц: Для этого мы стоим слишком высоко. Мы улыбаемся. – На моих похоронах я был вместе с живыми. Я забавлялся. Это величественно, Мельхиор. Я выл, как ни кто из них, и метнулся за стену, чтобы нахохотаться до упаду. Наша недостижимая высота является единственною точкою зрения, с которой можно переваривать эту нелепость… – И я, до того, как поднялся, был довольно смешон.
Мельхиор: Я не люблю смеяться над самим собою.
Мориц: Люди, как таковые, действительно, не достойны сожаления. Уверяю, я никогда бы этого не подумал. А теперь я даже и не понимаю, как можно быть таким наивным. Теперь я вижу все насквозь так ясно, что не остается ни облачка. – Как ты можешь колебаться, Мельхиор? Дай мне руку. В один момент ты вознесешься выше небес. Жизнь твоя – грех упущения.
Мельхиор: А вы можете забывать?
Мориц: Мы все можем. – Дай мне руку. – Мы жалеем юношу, когда он считает свою трусость идеализмом, и старика, когда у него разрывается сердце перед силою стоицизма. Мы не обращаем внимания на маску комедианта и видим поэта, в темноте надевающим маску. Мы замечаем довольных их нищетою, и капиталистов, погруженных в заботы и обремененных горестями. Мы наблюдаем влюбленных и видим, как они краснеют друг перед другом, предчувствуя в себе обманутых обманщиков. Мы видим, как люди рождают детей своих и кричат им: "Как вы счастливы, что у вас такие родители". – Мы видим, как дети уходят от них и делают то же самое. – Покой, удовольствие, Мельхиор. Тебе стоит протянуть мне мизинец, – ведь прежде, чем тебе снова представится такой удобный случай, ты поседеешь, как лунь…
Мельхиор: Если я решусь, Мориц, то только потому, что презираю себя. Я презренный. То, что мне придавало бодрость, лежит в могиле. Я уже не могу считать себя достойным благородных движений. Я уже не вижу ничего, ничего, что могло бы остановить мое падение. Я кажусь себе самой презренной тварью во вселенной.
Мориц: Так что же ты колеблешься.
(Появляется Человек в маске).
Человек в маске (Мельхиору): Ты дрожишь от голода. Ты совершенно не в состоянии решать. – (Морицу): Уходите.
Мельхиор: Кто вы?
Человек в маске: Это откроется. – (Морицу): Удалитесь. Что вам здесь надо? Почему на вас нет головы?
Мориц: Я застрелился.
Человек в маске: Так оставайтесь на своем месте. Ведь вы уже кончились. Не мешайте нам вашим могильным запахом. Непостижимо, – да посмотрите хоть на свои пальцы! Фи, чорт возьми! Все искрошилось!
Мориц: Пожалуйста, не гоните меня.
Мельхиор: Кто вы, сударь?
Мориц: Не гоните меня. Прошу вас. Позвольте мне хоть немного побыть здесь. Я ни в чем не помешаю вам. – Внизу так страшно!
Человек в маске: Так что же вы хвастаете вашим величием? Ведь вы же знаете, что все это – обман, чепуха. Зачем вы лжете так бойко, – вы, мертвец? – Впрочем, если это будет для вас таким благодеянием, оставайтесь. Но берегитесь хвастать, милый друг, – и, пожалуйста, бросьте вашу игру с рукою мертвеца.
Мельхиор: Скажете ли вы, наконец, кто вы, или нет?