Танкреда пробрала странная дрожь.
– Пятнадцать лет, Клоринда.
Он произнес это так тихо, что она едва его расслышала.
– Пятнадцать лет, и то, если мне повезет и они забудут про меня, когда я окажусь в тюрьме. Ты хоть отдаешь себе отчет?
Амазонка заколебалась. Она-то думала, что все будет просто, что стоит ему увидеть ее, и он согласится остаться.
– Я прошу тебя о чудовищной жертве, но…
– А ты бы пошла на такое ради меня? – прервал ее Танкред.
– Конечно! Я понимаю, это легко сказать, ведь не меня приговорили ко многим годам тюрьмы, но…
– Нет. Я не об этом. Способна ли ты на подобную жертву ради меня?
С комом в горле Клоринда спросила:
– Но… какую?
– Последовать за мной сегодня ночью, например. Прямо сейчас бежать от этих безумцев и провести всю жизнь со мной на этой планете.
Его слова подействовали на молодую женщину как удар кулаком под дых. Она вдруг поняла, что происходит в голове человека, которого она любит, и к ее глазам снова подступили слезы.
– Ты не можешь сравнивать, это же разные вещи, – жалобно сказала она. – Ты не можешь просить меня отказаться от жизни, которая меня ждет!
– Однако это именно то, о чем ты просишь меня.
– Нет, нет. Ничего общего. Тебе же больше нечего…
Она осеклась, но было уже слишком поздно.
– Мне в любом случае больше нечего ждать от жизни, ты это хотела сказать? Провести пятнадцать лет в тюрьме или на этой планете – какая разница?
– Я… нет…
– Зато ты уже сделала выбор между своей блестящей карьерой и жизнью в пустыне с дезертиром, верно?
Этот язвительный тон глубоко задел молодую женщину. Она промолчала.
Льето проявлял все признаки нарастающего нетерпения, но не решался вмешаться.
– Я просто стараюсь сохранить трезвую голову и как можно рациональней анализировать ситуацию, – сказала она наконец. – Единственное, что очевидно, – если ты этим вечером уйдешь, обратного пути у тебя не будет. А вот если сдашься, у нас появится хотя бы шанс остаться вместе.
– Ты очень наивна, если считаешь, что в один прекрасный день они меня выпустят. Там, снаружи, жизнь будет тяжкой, но у меня появится возможность сделать нечто значимое.
– Например? Что ты такого можешь сделать на этой дурацкой, наполовину пустынной планете?
В ее голосе прозвучало больше иронии, чем она того хотела.
– Не знаю… Постараться обжиться, научиться узнавать эту новую землю или даже сделать что-нибудь, чтобы остановить эту абсурдную войну.
Он говорил очень осторожно, как если бы знал, что сказанное им звучит смешно. Для Клоринды все вдруг стало совершенно ясно.
– Так вот оно что! – воскликнула она. – Ты возмечтал о величии! Представляешь себя мстителем за атамидов, заступником угнетенных народов!
– Нет… конечно же, – пробормотал он. – А если и так, не вижу в этом ничего, достойного презрения. И лучше уж так, чем покориться Монтгомери.
– Вот мы и добрались до сути! – в ярости взорвалась Клоринда. – Меня ты упрекаешь в том, что я не хочу пожертвовать ради нас своей карьерой, а самому важнее всего не признать себя побежденным старым врагом!
– Не так громко! – взмолился Льето. – Не так громко, пожалуйста!
Танкред долго всматривался в лицо Клоринды, прежде чем холодно ответить:
– В конечном счете мы всего лишь два эгоиста, верно?
Молодая женщина замолчала. Она слишком хорошо предвидела, что за этим последует, и не понимала, что сказать – что она могла бы сказать, – чтобы помешать ему.
– А как два эгоиста сумели бы построить совместную жизнь? – закончил Танкред. – Они несовместимы.
Клоринда изо всех сил пыталась сдержаться, но теперь слезы хлынули, заливая лицо. Все сначала. Это ужасно. Всякий раз, когда им, казалось, вот-вот удастся добиться понимания, они неизбежно отталкивали друг друга, как два магнита с одинаковыми полюсами. Еще сегодня днем она страстно мечтала рассказать ему, как сожалеет о сказанном ею накануне, а сейчас, стоя перед ним, сгорала от желания вновь повторить свои слова.
– Не понимаю, – простонала она. – Я уже не знаю, люблю тебя или ненавижу.
Ее голос прервался рыданием, потом она заговорила снова:
– Но если ты сейчас уедешь, если ты разрушишь нашу общую жизнь еще до того, как она по-настоящему началась, думаю, я возненавижу тебя за то, что ты все погубил.
Танкреду не хватало воздуха; казалось, ему сейчас станет плохо. Он вцепился в луку седла своего перша, мгновение колебался, потом вставил ногу в стремя и вскочил в седло. Усевшись, он в последний раз взглянул на Клоринду и произнес:
– Нашла себе ты в ненависти счастье, И я не посягаю на него[11 - Торквато Тассо. Освобожденный Иерусалим.].
После чего тронулся с места. Льето двинулся следом.
– Мне очень жаль, Клоринда, – произнес он, проезжая мимо нее. – Прощай.
Еще не веря, Клоринда в отчаянии смотрела, как двое мужчин углубились в узкий каменный туннель и через несколько мгновений исчезли в нем, поглощенные мраком.
IX
Он осторожно пробирается между скал.
Он опасается каждого шага, проверяет устойчивость каждого камня, на который ставит ногу.
Восход приближается, но солнце еще далеко.
Призрачные силуэты каменных глыб мешают зарождающемуся свету добраться до него.