– Бейн объяснял мне. Все мы наслышаны о посредниках, чародеях, установивших мир после битвы на Серебряных равнинах. Так вот: посредники оказывают царю помощь в рекрутском наборе. Поскольку войско наше слишком малочисленно, чтобы разослать большие вооруженные отряды по дальним краям, посредники рассылают с ними эти… создания, в качестве… подкрепления.
Танфия покосилась на стоящих в дальнем углу Руфрида и Линдена, но те молчали.
– Врешь! – гаркнул кто-то.
– Так мне говорил Бейн, – стыдливо повторил Артрин. – Другого объяснения у меня нет.
– Почему ты не предупредил нас?
– Я пытался! Я сделал все, чтобы вас убедить! И даже тогда я не знал, что это за создания! Мне очень жаль. Но кто мы такие, чтобы оспаривать царскую мудрость, думать, что мы лучше него понимаем благо Авентурии?
– Зачем царю посылать чудовищ против собственного народа? – возмутилась Эйния. – Да по его ли велению это все творится?
– В этом я уверен: – ответил Артрин.
– Уходи! – крикнул кто-то еще. – Передай дела Хельвин!
Со своего места поднялась жрица в белых траурных одеждах, тяжело опираясь на березовый посох.
– Я не займу поста управляющего, даже если б и могла, – устало проговорила она. – Артрин не виновен. Сегодня нам указали на истину, которой мы предпочли бы не замечать. Покуда мы остаемся незаметны, наши жизни протекают покойно. Заурома – неприкосновенна, наши правители – благодетельны, а мы – свободны. Но стоит кому-то нарушить наш покой, и мы бессильны помешать ему. К кому нам обратиться? К Артрину? Мы уже видим, что он бессилен. К Хаверейнскому совету? Или князю Сеферетскому? Нет, потому что и у них нет настоящей власти. Правит Скальдский совет, пославший к нам Бейна – но и они действуют лишь по указке царя.
А царь мудр. Он знает, что не всякий с радостью покинет отчий дом, и все же так стремится получить свое, что посылает к нам солдат и дра’аков. К кому же нам обращать прошения? Вот вам правда – мы не свободны. Мы как дети, доверенные единственному всемогущему родителю, оставлены единственно на его добрую волю.
Слова ее были встречены потрясенным молчанием.
– Что же нам делать? – прошептал Эодвит.
– Едва ли нам под силу что-то переменить, – ответила Хельвин. – Всю жизнь мы верили царю. Если мы утеряем веру в него, что займет ее место? Ничто. Я хочу вернуть свою внучку, как и вы все – но в попытках сделать это мы лишь погубим себя. Нет мудрости в смерти. Я говорю – попытаемся же жить, как прежде, и да останется ток жизни непрерывным.
И под слитное бормотание толпы она опустилась на место.
– Я ничего не могу добавить, – проговорил Артрин. – Коли не слушаете меня, прислушайтесь к мудрым речам жрицы. Великое зло – противиться царской воле. Вспомним лучше о чести, которую нам оказали.
Эйния плакала, Эодвит поддерживал ее за плечи. Каждый в толпе бубнил что-то под нос, но выступить никто не решался. А Танфия не сдержалась.
– Значит, вы ничего не сделаете? – воскликнула она. – Позволите им увести мою сестру, чтобы мы никогда больше не увидели ее? Я – не позволю!
– Я знаю, как тебе тяжело, – проговорил Артрин, – но Хельвин права. Жизнь продолжается.
– До следующего раза?
Танфия перевела взгляд на родителей, но те только взирали на нее безнадежно, покачивая головами.
– Хельвин права, – прошептала Эйния, утирая нос. – Мне хочется бежать за Имми, ноя не могу! На меня остается Феррин, и мы не можем оставить хозяйство. А далеко ли твой отец уйдет с больной ногой? Слишком много причин остаться. Иногда приходится делать самое тяжелое – опустить руки.
– Мы должны что-то сделать! Вернуть ее!
– Танфия! – резко прервал ее отец. – Тебе мало, что погиб Эвайн?
– Он прав, – поддержала Фрейна. Глаза ее, обычно искрившиеся весельем, были тусклы. – Стиснуть зубы и терпеть.
Она попыталась взять внучку под локоть, но Танфия вывернулась.
– Трусы! – крикнула она – не только родичам, всем! – Нельзя сдаваться!
Но все только отворачивались от нее, опустив головы, даже родители – молча, с тем же стоическим упорством, что поддерживало их в самые суровые зимы и при нападениях дра’аков. Настоящие излучинцы! Никогда еще Танфия не ощущала себя такой чужой в родной деревне. В глаза ей осмелилась посмотреть только Хельвин, и колкий бабкин взгляд был многозначителен и укоряющ.
– Танфия! – тихо произнесла жрица. – Не оскорбляй их.
– Я не хотела, но…
– Они поступают, как считают должным. Последуй их примеру. – Хельвин погладила внучку по плечу и вышла.
Ближе к вечеру Танфия в одиночку ушла в любимый свой уголок леса, и там принесла маленькую жертву Брейиде. На курганчик из гальки она положила полевые цветы и пару колосьев. И в первый раз с того страшного утра позволила себе расплакаться.
Она любила эту обрамленную дубами рощицу перистолистых деревьев арх, священных и благодетельных для женщин. Кора их предупреждала тягость чрева, а листья облегчали всяческие боли в матке. Танфия не заводила себе любовников, но здесь, в тени рощи, ей часто приходилось ублажать себя, мечтая о будущих возлюбленных в далекой Парионе, или даже о самом лесном боге Антаре в накидке из листьев.
Но сейчас ей было не до сладострастных мыслей. Понурив голову, она стояла на коленях перед жертвенником, моля Брейиду о защите для сестры.
– Помоги нам! – прошептала она. Руки ее еще зудели от мириада ожогов. – Я знаю, как должна поступить. Но я хочу знать, права ли. Ради отца и мамы, не для себя! Наставь меня.
Еще пару дней назад мир казался таким прекрасным, и в то же время он уже был готов обрушиться. И Изомира, и Руфрид, каждый по-своему, знали это.
Вечерний свет, пробиваясь сквозь кроны, красил рощу изумрудом, и яхонтом, и густой лазурью. Но Танфия уловила, как к ярким краскам примешивается бледный, хрустальный отблеск.
И услыхала шум за плечом, будто чье-то близкое дыхание.
У девушки сердце захолонуло. Дико заозиравшись, она не увидела никого, но вокруг перешептывались чьи-то голоса, кружа голову.
– Кто здесь? – вскрикнула Танфия. – Покажись!
Ей послышался тихий вздох чуть ли не под самым ухом – «Оххх…».
Мир завертелся колесом. Танфия уткнулась лицом в небо, такое близкое, что можно поцеловать танцующие рядом луны, и в то же время она падала, деревья смыкались над нею, как волны, и трава, как паутина, лопалась под ногами. Она хотела вскрикнуть, но только захрипела. Ей улыбнулось мужское лицо в рамке темно-рыжих кудрей, прекрасное и насмешливо-мягкое.
Белый блескучий огонь полоснул по глазам. Оружие, это был клинок, сейчас элиры убьют ее! Танфия приготовилась к смерти. Она нечаянно, не нарочно нарушила какую-то границу, или оскорбила их…
«Нет! Брейида и Антар, упасите меня!»
Мир рывком остановил свое кружение. Все снова было тихо, Танфия лежала на траве. Стиснув кружащуюся голову трясущимися руками, девушка попыталась присесть. Когда это ей удалось, она ощупала руки-ноги, проверяя, целы ли они. Но ран не было.
И тут взгляд девушки привлек блеск на алтаре.
Поверх ее жертвы – цветов и колосьев – лежал тонкий белый предмет. Это был нож, длиной в ладонь, с клинком из белого хрусталя и серебряной рукоятью, украшенной знаками ясного солнца и тройной луны. Оружие было изумительно, потусторонне прекрасным, таким хрупким, словно одно прикосновение руки могло растопить его. Клинок был наполовину утоплен в ножны серебристой кожи, с нашитыми искристыми бусинками, составлявшими ромбовидный узор.
Раньше Танфия никогда не видела элирских ножей, но сразу поняла, что это такое.
– Это предназначено мне? – спросила она в голос. – Это для меня, или это приношение элиров Брейиде?