Янтарная Цитадель

– Нам ничего не заплатили! Платить за человека, гнусность какая! – воскликнула Танфия. – Покажи.

– Это, кажется, копия расписки, и на ней отцовская роспись, – заметил Руфрид.

– Артрин продал мою сестру? – Танфия готова была вскочить и убивать.

– Но он не такой… – проблеял Линден.

– Верно, не такой, – подтвердил Руфрид. – Что о нем ни говори, а до такого бесчестья наш отец не опустится. Скорей всего, он вернул деньги этому гнусному чинуше.

– Почему?

– Смотри сюда, – сухо бросил Руфрид, расправляя на столе смятый список имен. – Крестами помечены те, кого вызывали на лугу. Мое имя он пометил, а Линдена обошел. Лин там был, но отец точно знал, что его не заберут. Чтобы оставить меня, он, конечно, и гроша бы не дал.

Троица переглянулась.

– Нет, – прошептал Линден. Глаза его блестели сухими слезами гнева. – Нет. Будь это правдой, я бы его убил.

Танфия вцепилась к его руки.

– А если б они забрали тебя, у меня на руках сидела бы страдающая Изомира! Какая теперь разница? Артрин слишком закоснел, чтобы сопротивляться. Как и все наши. А я – нет.

– Вы с ума посходили, – заявил Руфрид.

– А мне на твое мнение на-пле-вать! Ты такой же трус, как и все!

– Правда?

– Правда!

– Ошибаетесь, ваше царское всемогучество. Не думай, что ты потащишь моего братишку одного в какое-то безумное бродяжье по глуши. Если идет он, пойду и я. Просто чтобы присмотреть за ним.

– Ох, боги! – Танфия в отчаянии схватилась за голову. – Вот этого мне только не хватало. Это будет просто кошмар.

– Нечего было меня трусом величать. Теперь не остановишь.

– Тогда собирай манатки, – со мстительным удовлетворением заявила Танфия. – Уйдем до рассвета. Надо бы оставить записку родителям, но одна Брейида знает, что мне им написать. Надеюсь, бабушка объяснит; кажется, она меня понимает.

– Если бы мы были женаты, – тихо произнес Линден, попирая руками царский указ, – они бы не забрали ее.

– Кто мог знать?

Руфрид отобрал у брата бумаги.

– Я знаю, что оставить отцу. – Глаза его зло блеснули. – Я приколочу это все к дверям. С рассветом все увидят. И узнают, что натворил мой отец.

Глава четвертая.

Огонек и бегство.

Заря застала Танфию, Руфрида и Линдена на холмах близ Хаверейна, усталыми и измученными. Когда первый золотой луч прорезал сумерки, путники: не сговариваясь, присели на валун – отдохнуть и осмотреть стертые руки. Чтобы не сталкиваться с другими путешественниками, они держались в стороне от дороги, отчего идти становилось еще труднее, а толку, кажется, не было никакого. За всю ночь они не увидали ни единой живой души.

Странное это было путешествие. Лилейная и Лиственная луны вели их, слабый свет отбрасывал двойные тени. Танфия часто раньше гуляла ночью, но никогда так – без Изомиры, зная, что домой она уже не вернется. Девушка подпрыгивала от каждого шороха. И с каждым шагом нарастало ощущение, будто кто-то следит за ними, и не уходило, пока его не стерла простая усталость.

Танфия гордилась своими силой и ловкостью, но теперь она начала сомневаться – а под силу ли ей отмахать две тысячи миль, не говоря уже о том: чтобы отыскать сестру и вернуть домой? Девушка вздохнула, потерла лодыжку и откупорила флагу с яблочным соком. Запасы воды, сока и сидра уже почти закончились. В рюкзаках, правда, лежали еще припасы дня на четыре, а то и на пять, смена одежды, соль для чистки зубов, мыло, полотенца и бинты. На поясах все несли охотничьи ножи, а на плечах – луки и колчаны. Лучший лук был у Руфрида – он сделал его сам из дерева и кости. Еще все взяли непромокаемые зимние плащи – когда похолодает, у них уютно будет и брести, и спать, а покуда они давили на плечи жарким грузом.

Но, несмотря на все неудобства, Танфия ощущала душевный подъем. Все ж лучше идти куда-то, чем сидеть дома, надеясь на лучшее, но ничего не зная.

– Тан, сколько у тебя денег? – поинтересовался Руфрид.

– Три десятка кошачьих глазок.

На всякий случай она вытащила монеты из кармана и пересчитала – золотисто-коричневые искристые камушки в бронзовой оправе. Сотня глазок составляла одну шпинель, синий камень в серебре, а десять шпинелей – изумруд. Шпинельки Танфии приходилось видывать редко, а руды – всего дважды. Прекрасные, травяно-зеленые кружочки в золоте… В Излучинке, где товары по большей части не покупали, а выменивали, деньги значили немного.

Руфрид презрительно хрюкнул.

– И у нас с Линденом на двоих пятьдесят. Далеко мы на этом не уедем. В Парионе на такие деньги каравая не купишь. А этот боров Бейн унес в кармане наши пятнадцать рудов.

– Не наших! Я бы его грязные деньги пальцем не тронула.

– Нет, но нам бы они пригодились, чтобы купить коней. Таким шагом мы сотрем башмаки и сожрем все припасы, не пройдя и полдороги.

Всякий раз, когда Руфрид открывал рот, Танфии хотелось его стукнуть. Именно ей приходилось возвращать Линдену надежды всякий раз, когда брат втаптывал их в землю. Но он был прав. Поэтому-то девушка и злилась.

– Ну уж нет, – выпалила она. – Мы молодые, крепкие. Охотиться умеем, ягоды собрать сможем. А ты ноешь, как старуха. Хотя нет – это оскорбление для всех старушек.

На этом Руфе, слава богам, заткнулся; попытался было саркастически ухмыльнуться, но вышло как-то обиженно.

– Пошли, – нетерпеливо позвали Линден. – Пойдем через город, или в обход?

– Пожалуй что насквозь, – решила Танфия. – Надо фляги наполнить, хлеба купить. Мы ничего дурного не сделали, никто нас останавливать не станет.

– Пока, – предрек Руфрид.

Еще до полудня они вышли на главную улицу Хаверейна. Путники чувствовали себя страшно приметными, но на самом деле никто не обращал на них ни малейшего внимания. Танфия втайне презирала городок за приземленность, но ее привлекало любое поселение побольше Излучинки. Кирпичные дома поглядывали на улицу с высоты нависающих вторых этажей; потрепанные соломенные крыши потемнели от непогоды и пестрели недавними золотистыми заплатами.

К тому времени, когда путешественники добрались до главной площади, ярмарка была в разгаре. Улицы разъездили в грязь; жалобы бредущих на продажу коров, овец и свиней смешивались с людским гомоном. У Танфии кольнуло сердце при мысли о том, что они с Изомирой собирались в этот день на ярмарку вместе с Эвайном.

Жизнь продолжается, подумала она. Но едва ли кто-нибудь из Излучинки попадет на рынок раньше завтрашнего дня. Она постаралась расслабиться, и подошла к уличному разносчику, чтобы наполнить фляги родниковой водой и сидром. На это ушло десять ее драгоценных глазков. Линден тоскливо поглядывал в сторону выгородки, где били копытом три гнедых конька, потом отошел перемолвиться словом с их хозяином.

– Просит за каждую по пять рудов, – вздохнул Линден, вернувшись.

– Вот жлоб! – Руфрид хлопнул брата по плечу. – Ну, даже запроси он пять за всех, нам они все не по карману.

– Забудьте, – посоветовала Танфия. – Придется пешком брести, вот и все.

Они двинулись через толпу. Внезапно Танфия ощутила на своем плече чьи-то неловкие пальцы. Она раздражено обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с некогда рослым, а теперь сгорбленным стариком. Хотя волосы его были белей серебра, серые глаза еще лучились весельем, а широкая улыбка открывала редкие кривоватые зубы.

– Танни? – спросил старик. От него несло перегаром. – Малышка Танни?