Наследница Унылой Пустоши

Айла цокает, а затем берется вытирать меня. Полотенце впитывает влагу, затем стелется на руках, проходит по груди и оборачивается вокруг торса.

Я опускаюсь на бортик ванны. Айла же заново вливает розовую воду в горлышки медных сосудов. Пока меня не стошнило от мысли, что подруга поит кувшины кровью, я отворачиваюсь к зеркалу. Оно отражает мое унылое выражение: лицо опухло, глаза покраснели. Я выгляжу как ничтожество.

Если бы кто-то увидел меня сейчас, то в жизни бы не поверил, что могучая и неустрашимая предводительница братства – моя родная мать. Хотя я не сомневаюсь, что в это тяжело поверить даже тогда, когда мое лицо не выглядит заплаканным. Я ничем на нее не похожа.

Не могу отметить схожести во внешности и с отцом, и дело вовсе не в том, что не сохранила воспоминаний о том, как он выглядел. Это слишком ценно, чтобы выбросить из памяти.

Дело не в этом.

Ни папа, – о ком я помню, – ни мама, – кто каждодневно напоминает о себе сама, – внешне не походят на ту, кто отражается в зеркале. Как будто некая божественная сила подарила родителям возможность изваять из меня то, в чем они оба сошлись и хотели видеть воплоти.

Перед множеством выборов они остановились на среднестатистической фенрийке

с коричневой кожей и россыпью мелких веснушек по всему телу и на лице. С длинными чёрными волнистыми волосами, несуразными и вечно запутывающимися. С бровями, такими широкими и пушистыми, будто кто-то черкал угольком над глазами. Носом аккуратным, курносым, но с толстой переносицей. С губами, достаточно пухлыми, чтобы накрыть еле заметное искривление зубов.[3 - Фенрийцы? – жители Фенрийской Империи.]

Среди всех перечисленных недостатков есть и тот, благодаря которому люди привыкли видеть во мне выродка и одновременно с этим рассыпаться в любезностях и искренних комплиментах моей внешности. Мои глаза. Они выглядят так, будто кто-то из ваятелей вставил мне в глазницы два самоцвета, отливающих голубым перламутром. Пока я печалюсь, глаза заметно тускнеют, но стоит мне чему-нибудь обрадоваться, они освещаются подобно ореолу взошедшей луны или мерцают звездной пылью. Волшебно! Однако эта драгоценность обошлась Алису в ту цену, которой она не стоила.

Подделка. Ее оставили в надежном хранилище, рядом с настоящим сокровищем. Чародеями. Существами, магическими во всем своем проявлении. Я же – всего лишь носительница пустышек, в сущности, не представляющих ничего особенного. Однако недоброжелателям не придется разбираться в том, какие драгоценности имеют бо?льшую ценность, ведь одного только магического вида «камушек» в моих глазах, достаточно, чтобы получить основание проникнуть в сокровищницу и разорить ее.

Незнакомец, который стянул с меня капюшон два года назад не хотел украсть самородки или разорять сокровищницу. То, как непроизвольно он махал кинжалом перед моим лицом, было похоже на нелепый способ защитить себя. Он испугался. Но нельзя было допустить, чтобы его первобытный страх распространился по округе и заразил той же дикостью кого-нибудь еще.

Нужно было заткнуть его, чтобы сохранить тайну нахождения истинных чародеев под крылом Алиса.

Вспомнив о том, как тогда звучало мертвенное безмолвие, хочется немедленно нарушить нынешнюю тишину. Я предлагаю Айле пошарить в моей комнате в поисках новых нарядов. Она выходит из ванной и скрипит дверцами платяного шкафа. В это время я принимаюсь перебирать множество кисточек, пока не нахожу ту, которой будет удобнее всего подвести глаза.

Айла входит обратно в ванную в чудесном бледно-розовом платье с коротким шлейфом, цепляющимся за запястья рук. Она напоминает то самое магическое существо, рождающееся в цветах. Я выставляю большой палец, когда она демонстрирует свой образ. За ее расправленными руками ни то крылья, ни то огромные лепестки. Это платье ей к лицу. Да и по размеру подходит больше, чем мне.

Комплекция Айлы почти не отличается от моей, и все же, груди ее тяжелее, а бедра заметно шире. В тех местах ткань легла идеально, но это вовсе не значит, что я уступаю в женственности и изяществе изгибов. Упорные тренировки придали некогда худощавому, дряблому телу здоровую стройность и представительный стан. Мышцы налипли на те части тела, которые принято считать соблазнительными. Айла предлагает подчеркнуть их, надев облегающее белое платье с юбкой, расширяющейся в коленях и длинными рукавами. Сойдет.

Оставляю волнистую черную прядь у лица, а остальное собираю в пучок. Чтобы другие непослушные волоски не выбились из прически, я приглаживаю их сладкой водой, букет которой дразнит витающий страх. В духах слышны острые нотки. Этот флакон – подарок местного парфюмера.

Стоит мне услышать голос с первого этажа, как аромат тотчас улетучивается:

– Айла? – зовёт мама.

Фенрийцы? – жители Фенрийской Империи.

Глава 6

– Айла?

– Я в ванной! – отвечает она и тут же понимает, что могла выдумать другой, менее подозрительный ответ. Как часто люди приходят помыться в дом к своим друзьям?

– Ты одна? – еще более подозрительный вопрос доносится из-за двери. Как часто люди моются не одни в доме своих друзей?

Айла смотрит на меня, не зная, что сказать.

Не жалея себя, я мотаю головой из стороны в сторону. От интенсивности движений, волна невыносимой боли хлынет с новой силой.

– Нет?..

Я замираю с вытаращенными глазами. Айла тоже, поэтому не успевает поправиться.

– Вас обеих ждут в доме Совета. Поторопитесь.

Мы отмираем, когда мама провозглашает свой уход дверным хлопком.

Айла выдыхает облегченно, я – с нескрываемым раздражением, но не начинаю обсуждение происшедшего. Вместо этого молча выхожу в коридор, спускаюсь по лестнице и покидаю дом. Айла плетется хвостом.

Портовый город, в котором мы живем, обрывается на огромной скале, омываемой безмятежными волнами Иллифейского моря. Он разделен на три парса. На самой вершине скалы расстилаются беспредельно большие площади в окружение белокаменных домиков, похожие на аккуратно вылепленные куличики. Или целые песчаные замки. В этих домах живут самые богатые жители Аризода. Все остальные обживаются в парсе Цветущей Долины, сплошь покрытой оливковыми и цитрусовыми рощами, фруктовыми садами и выпуклыми холмами виноградников.

Низший парс балансирует прямо над морскими волнами, разбивающимися о скалы. Он состоит из многоуровневых платформ, соединяющихся друг с другом запутанной лестничной системой. В самом низу расстелены каменные пляжи и возведены обветшалые построения, которые напоминают огромные булыжники. Уровнем выше дома заметно белеют и все больше напоминают жилища аризодских аристократов. Поднимаюсь к ним по бесконечной лестнице, освещенной теплым светом стеклянных гирлянд.

Надо мной мерцают тысячи огоньков. Каждую ночь они зажигаются магическим пламенем местного чародея, но идея осветить территорию Алиса принадлежит вовсе не ему, а простому человеку. Изобретателю. Он развесил их в тех местах, откуда не видно тем, кто смотрит на парс свысока. А стороны моря мелькает лишь слабый оранжево-жёлтый отсвет, напоминающий маяк. Мореплаватели всегда и беспрекословно полагаются на него. Наш свет – ориентир, указывающий им, где ждут гостей с соседнего континента.

Порт Аризода – это самый ближний и благоустроенный порт для кораблей Дака?ра, Аргенве?лла, Ро?ны и Иэ?льма. Но алисовцы никогда не встречались с иностранными гостями, не провожали их в дальнее плавание; мало кто из нас когда-нибудь судоходствовал сам; а некоторые даже не бывали в порту, хотя он расположен на соседнем пляже.

Мы остаемся по свою сторону черты.

Эта черта обрисована весьма четко: стараниями самой природы. Она возвела каменные ограждения, разделяя пляжи. Так флора потребовала, чтобы последователи Алиса оставались на своем месте и не нарывались на излишние неприятности. Но Радий плюет на природу с высоты своего белокаменного замка. Его солдаты проплывают закрытые бухты, окаймляющие территорию Алиса, и частенько устраивают засады в небольшом гроте.

На входе в грот установлена постоянная охрана, которая встречает вражеские отряды и отправляет обратно на свою территорию вплавь. Короче: разбивают лодки в щепки и вышвыривают прокураторских солдат прямо в воду. И это в лучшем случае. В худшем – люди Радия оказываются за решётками наших темниц с разбитыми носами и поломанными костями.

Продолжаю шагать вверх по ступенькам. Здания становятся все более белесыми. Их поглощает обжорливая растительность. Деревья спутываются ветвями корнями. Везде, где нет каменных дорожек, растет трава, да такая густая и мягкая, что, развалившись на ней, чувствуешь себя так же, как поутру в уютной постели. Крыши соединяются друг с другом упругой лозой, по которой, как казалось в детстве, вполне можно взобраться на вершину склона. Однако я так и не осмелилась проверить надежность такого способа подъема из-за страха высоты.

Прошло достаточно времени, чтобы навсегда забыть про тот страх. Я поняла, до чего он искусственный, ведь страх высоты всего лишь маскирует истинный ужас перед падением и смертью, как следствие. Но меня давно не пугает собственная смерть.

– Боишься? – спрашивает Айла.

– Волнуюсь, – поясняю я.

– Я могу помочь оправдать тебя перед Советом.

– Вообще-то я не собиралась оправдываться.

– Очень благородно, – ошибочно замечает подруга.

– Напротив. Я собираюсь солгать. И Айла… – Я не знаю, с чего начать. Такое чувство, будто я собираюсь содрать повязку с раны, а не обратиться к подруге с просьбой. – Я могу попросить тебя о том же?.. Но прежде мне стоило бы принести извинения за эту просьбу, так ведь? Я сожалею, что мне приходится… – я запинаюсь на каждом слове. – Вернее, я бы не стала просить тебя об этом, если бы не…

– Ты, вроде бы, хотела обойтись без оправданий. Извинения здесь тоже ни к чему. Просто объясни, что мне делать.

– Стой молча и хлопай ресницами.

Айла хлопает ресницами уже сейчас. У меня такое ощущение, будто она сейчас взлетит от негодования. Или возмущения. Очевидно, что всё-таки от возмущения, ведь мне не удалось выразить просьбу с той учтивостью, с какой задумывалось изначально. Я буквально попросила ее закрыть рот и строить из себя дуру.

– То есть… – исправляюсь я. – Мы обе должны сделать вид, будто не знаем ничего из того, о чем будет рапортовать Пэйон.

– Молча врать и соглашаться с чужой ложью. Весьма доходчиво. Ты можешь на меня положиться.