Зачарованный ощущает себя как под алкогольным опьянением.
Пэйон отлично знает, как податливо и развязано бывает тело, когда купается в волнах сладкого блаженства. А мне достаточно знания того, как развязывается его язык, когда он пьян. Совсем скоро любитель забродившего вина оклемается, как после большого застолья, а до тех пор Ифэ будет пытать его интересующими ее вопросами. И Пэйон не сможет лгать.
Мое дыхание учащается.
Я помню, как несколько лет назад один юноша, подозреваемый в шпионаже, тоже не смог солгать. Это был крайний раз, когда Лэйб применял магию. Глава Совета отдала тот же приказ, что и на сегодняшнем собрании Совета, и тогда все убедились в том, что мальчишка работал на прокуратора. А вот о том, как его наказали, я предпочту не вспоминать.
– Слушай внимательно и отвечай первым, что придет в голову, – Ифэ выговаривает каждую букву как можно четче. – Изис. Она была в городе сегодняшним вечером?
– Угу…
Все взгляды обращаются на меня. Чтобы не встречаться с ними, я продолжаю глядеть на нечто, вроде человека, которое уже успело сползти вниз по стулу.
Признаться, я бы и сама стекла под круглый стол и впиталась в пол, только бы не попадаться на глаза членам Совета. Нет… Стервятникам, нашедшим, чем поживиться.
Их осуждающие взгляды выглядят по-особенному пугающими. Свет свечей проявляет все недостатки на лицах: неровности кожи, старческие морщины, изогнутые шрамы и уродливые родинки. Расмус выглядит самым жутким в музее пугающих масок. Я наблюдаю за тем, как под его выпученными глазами ложатся глубокие тени. Как они проскальзывают по контурам впалых щек к седой бороде, которая теперь выглядит как паутина. А кусочки еды, застрявшие в ней, напоминают насекомых, запутавшихся в коварных сетях.
Меня сейчас стошнит.
Я отворачиваюсь обратно к Пэйону. Он полощет горло собственной слюной и в ней же захлебывается.
Ифэ приказывает какому-то черному силуэту, вышедшему из ближней тени, усадить Пэйона ровнее. Зачарованному это не нравится, но он не может сопротивляться. Разве что мотать головой в разные стороны, роняя вязкие капли изо рта.
– Ты поощрил это, хотя знаешь, что ей запрещено? – продолжает Ифэ.
Нет, я не могу допустить того, чтобы это продолжалось. Сама не знаю, ложь это или правда, но я выдавливаю из себя следующие слова:
– Мама, – тихо, чтобы никто кроме нее не услышал, как я взываю к милости, – я все скажу, только, пожалуйста…
Пэйон перебивает меня. То, что он говорит дальше трудно разобрать, но я связываю буквы в слова, слова в предложения, а их в более-менее внятное объяснение его очарованного бреда:
– Вы за-аперли ее на замок, от-бе-ли-ли руки и забили голову моралью! – он снова скатывается под стол. Но на этот раз никто не собирается помогать ему подняться: противно. – Вот она и вы-бра-лась из заточения и первое, что сде-елала – это испачкала руки в чужой крови!
«И почему это прозвучало так, будто я ждала момента, чтобы выбраться на волю и тут же кого-нибудь прикончить?..»
– Это она просила освободить тебя из заточения?
Пэйон молчит какое-то время, а потом лезет из-под стола обратно на свое место. Плюхнувшись в стул, он больно ударяется о спинку. Однако это не мешает ему ликовать о том, за что, в его искаженном понимании реальности, члены Совета должны похвалить его:
– Я ЕЕ ОСВОБОДИТЕЛЬ!!!
– Отвечай на вопрос!
Молчание заполняет пространство еще какое-то время, а потом Пэйон выдает:
– Какой вопрос?
– Ах, это подождет! – Ифэ кладет ладони на стол, сгибает локти и наклоняется над Пэйоном. Теперь они оба будут брызгать друг на друга слюнями. – Вы были в городе, так?! Разведка должна проводиться в специальной экипировке, чтобы вас не узнали! Я надеюсь, ты снабдил новую разведчицу необходимой атрибутикой?! Капюшон?! Маска?! Что из этого закрывало ее глаза?!
И снова он молчит, но не от того, что привередничает. Ответ задерживается, так как Пэйон обдумывает ее многословный вопрос. Но у главы братства нет на это времени.
– Ты недоумок! – Не выдерживает она. – Мне нужны ответы! Ты ведь мог погубить наш народ!
Я снова разбираю несвязную речь Пэйона. Мне удается понять:
– А ты губишь будущее своей дочери! – Пэйон тоже злится. – Я-я не… не… недоумок! Я снарядил ее всем, – хмык! – необходимым. Ты тоже могла сделать это много лет назад…
– Заткнись! – требует глава Совета, как будто бы теперь боится того, что может сказать Пэйон.
Он не собирается затыкаться:
– Стоило мне напустить па-арочку теней и приодеть ее в накидку члена ордена Затмения, как она НАКОНЕЦ-ТО проявила и-склю-чи-тель-ны-е умения. А ты делаешь вид будто их не существует. Стараешься удержать ее рядом и забиваешь ей голову нелепицей о том, что она скоро окажется на твоем месте. А сама называешь ее уродом всякий раз, когда она не слышит. – Мое сердце словно треснуло.
Глава братства выпрямляется на своем каменном троне.
– Т-ты сделала ее нич-тожеством своими же руками. Обрубила крылья и л-лишила с-свободы…
– …А ты ее освободитель. Мы поняли, – Ифэ отметает эту тему. – Как часто она проявляет исключительные умения на воле?
– Вне штаба единожды.
– Вне штаба?!
Мне больше не приходится разбираться в его словах и соединять их в предложения. Он вполне справляется сам и быстро приходит в себя:
– Я до сих пор не могу сосчитать, сколько синяков осталось на моей заднице после ее трепки. За все-е детство мой неадекватный папаша не бил меня столько, сколько Изис за последние два месяца во время тренировок в шпионском штабе. – Нет, он не в себе. Иначе не стал бы говорить об этом, да еще и в излишних подробностях. – Я даже подумывал забрать у нее меч! Но это не то чтобы моя прерогатива…
Алфий складывает руки в замок и едва не засовывает его в рот.
– С него довольно! – Бросает Ифэ. – Я узнала все, что требовалось. Пожалуйста, принесите воды.
Очередная безликая фигура подает ей наполненный стакан. Ифэ ставит его с такой силой, что вода разбрызгивается в разные стороны. Полупустой стакан отправляется в самую оттененную часть стола, скользя по его середине.
Рука, одетая в перчатку, тянется изо мрака. Приняв стакан, Пэйон тут же опустошает его и с каждым глотком становится чуть свежее.
Последняя капля падает в ему в горло. От недостатка воздуха он вдыхает как можно больше. Ифэ делает то же самое, но от переизбытка недовольства.
– Тебе дали право слова, – очевидно, она это мне, – но ты предпочла молчание. На сей раз я не стану потакать твоим предпочтениям, а требую, чтобы ты ответила: признаешь ли ты себя виноватой?
Я оборачиваюсь на своего друга. В глаза бросается цвет его лица. Пока не заговорила глава Совета, он был совершенно бледным. Бледнее, чем обычно, и все же Пэйон выглядел неплохо. А теперь он весь зеленый и кажется, что его вот-вот…
Его тошнит прямо в стакан. Я проглатываю собственную рвоту.
– Ты ведешь себя недостойно наследницы предводительницы братства, – Ифэ не дожидается моего слова. – Беспечная. Трусливая и слабая, раз не можешь взять ответственность за то, что совершила сама.
– Она не… – он не может сдержать нового приступа тошноты. Содержимое стакана выливается за края. – Изис, скажи им.
– Я… Мне очень… – я не могу собрать всего того, что мне бы хотелось донести до Совета и его главы. Останавливаюсь на самом важном: – Да, я виновата.