– Я понимаю, – тихо ответила Сара, как будто проглотила что-то стоявшее у неё в горле. – Я понимаю.
– Эта кукла, – сказала мисс Минчин, показывая на последний подарок, полученный Сарой от отца, – эта смешная кукла с её нелепым, роскошным гардеробом – не ваша. Я заплатила за неё.
Сара взглянула на куклу.
– Последняя кукла! – сказала она. – Последняя кукла!
И её грустный голос зазвучал как-то странно.
– Последняя кукла? Совершенно верно! – воскликнула мисс Минчин. – И она моя, а не ваша. Всё ваше теперь принадлежит мне.
– Так возьмите её, – сказала Сара, – она не нужна мне.
Если бы Сара жаловалась, плакала и приходила в отчаяние, мисс Минчин была бы терпеливее с ней. Она была женщина властная, любившая, чтобы ей подчинялись, а глядя на бледное, гордое лицо Сары и слушая её спокойный голос, мисс Минчин чувствовала, как её власть превращается в ничто.
– Прошу не говорить со мной таким важным тоном! – воскликнула она. – Теперь вам придётся оставить это: вы уже не принцесса. Ваш экипаж и вашего пони отошлют. Вашу горничную отпустят. Вы будете носить самые старые и простые из ваших платьев – роскошные туалеты не подходят к вашему настоящему положению. Теперь вам, как Бекки, придётся зарабатывать себе на хлеб.
Лицо Сары, к удивлению мисс Минчин, немного просветлело при этих словах.
– Я могу работать? – сказала Сара. – Что же мне придётся делать?
– Всё, что вам прикажут, – ответила мисс Минчин. – Если вы сумеете быть полезной, я оставлю вас в школе. Вы хорошо говорите по-французски и можете учить французскому языку младших воспитанниц.
– Могу? – воскликнула Сара. – О, пожалуйста, позвольте мне! Я знаю, что сумею учить их. Они любят меня, и я люблю их.
– Не говорите глупостей о том, что вас любят, – остановила её мисс Минчин. – Но вам придётся не только заниматься с воспитанницами. Вас будут посылать с разными поручениями и дадут вам работу в кухне. Если я буду недовольна вами, то отпущу вас. Помните это. Можете идти.
Сара с минуту молча смотрела на неё. Странные, тяжёлые мысли пробегали у неё в уме. Потом она повернулась и пошла к двери.
– Постойте! – остановила её мисс Минчин. – Что же вы не поблагодарите меня?
Сара остановилась и обернулась к ней.
– За что? – спросила она.
– За мою доброту, – пояснила мисс Минчин, – за то, что благодаря мне у вас будет дом.
Сара сделала несколько шагов вперёд. Она тяжело дышала и заговорила странным, недетским тоном.
– Вы не добры, – сказала она. – Вы не добры, а это не дом.
С этими словами она повернулась и выбежала из комнаты, прежде чем окаменевшая от гнева мисс Минчин успела сказать что-нибудь или остановить её.
С трудом переводя дыхание, Сара тихо поднялась по лестнице, крепко прижимая к себе Эмили.
«Как было бы хорошо, если бы Эмили могла говорить! – думала она. – Как бы хорошо это было!»
Она хотела пройти к себе в комнату, лечь перед камином на тигровую шкуру, прижаться щекой к голове тигра и думать, думать, думать, глядя на огонь. В ту минуту, как она поднялась на площадку, из её комнаты вышла мисс Амелия и, притворив за собой дверь, остановилась около неё. Она казалась смущённой и взволнованной. И действительно, она в глубине души стыдилась того, что ей приказали сделать.
– Вам… вам нельзя войти туда, – сказала она.
– Нельзя войти?! – воскликнула Сара, отступив назад.
– Теперь это уже не ваша комната, – прибавила, слегка покраснев, мисс Амелия.
Сара сообразила, в чём дело. Она поняла, что это начало перемены, о которой говорила мисс Минчин.
– Где же моя комната? – спросила она, стараясь, чтобы её голос не задрожал.
– Вы будете спать на чердаке, рядом с Бекки.
Сара знала, как пройти туда. Бекки рассказывала ей. Она отошла от двери своей прежней комнаты и поднялась по лестнице наверх. Начиная со второго, последнего поворота, лестница стала очень узкой и была покрыта обрывком старого ковра. Саре казалось, что она уходит далеко-далеко, оставляя за собой прежний мир, в котором жила другая, не похожая на неё девочка. Сама она, поднимавшаяся на чердак в коротком узком чёрном платье, не имела с ней никакого сходства.
Когда Сара отворила дверь чердака, сердце её сжалось. Она вошла и остановилась, притворив за собою дверь.
Да, это был совсем другой мир. Комната с покатым потолком была выбелена. Извёстка потемнела и местами обвалилась. По одной стороне стояла старая железная кровать, покрытая полинявшим одеялом, на другой был камин с ржавой решёткой. Кроме того, в комнате стояла ещё кое-какая мебель, которую принесли сюда снизу, так как она была слишком стара и плоха, чтобы оставаться там.
Под проделанным в крыше окном, через которое виднелся только небольшой кусочек серого неба, стояла старая табуретка. Сара подошла к ней и села на неё. Она плакала очень редко. Не заплакала она и теперь. Положив Эмили на колени и обняв её, она прижалась к ней лицом и сидела неподвижно.
Вдруг послышался стук в дверь – такой тихий и робкий, что Сара даже не обратила на него внимания. Потом дверь тихонько приотворилась, и перепачканное в саже, мокрое от слёз лицо заглянуло в комнату. Это была Бекки. Она всё время плакала и тёрла глаза своим грязным кухонным фартуком, отчего оно приняло очень странный вид.
– О, мисс! – прошептала она. – Можно мне… позволите вы мне войти?
Сара подняла голову и взглянула на Бекки. Она старалась улыбнуться, но не могла. И в то время, как она смотрела на любящее, мокрое от слёз лицо Бекки, её собственное лицо приняло более детское выражение. Она протянула руку, и рыдание вырвалось у неё из груди.
– Я говорила тебе, Бекки, что между нами нет никакой разницы, – говорила она. – Теперь ты видишь, что это правда.
Я такая же девочка, как и ты. Я уже не принцесса.
Бекки подбежала к ней, прижала её руку к своей груди и, опустившись на колени, заплакала от горя и сострадания.
– Нет, вы принцесса, мисс! – задыхаясь, воскликнула она. – Что бы ни случилось с вами… чтобы ни случилось… вы всё равно останетесь принцессой… всегда, всегда!
Глава восьмая
На чердаке
Никогда не забывала Сара этой первой ночи, которую провела на чердаке. Спать она не могла. Её мучило тяжёлое, недетское горе, и она никогда не говорила никому о том, что ей пришлось вынести в эту ночь.
К счастью, непривычная обстановка время от времени отвлекала её от одной упорной мысли о смерти отца, и она на минуту забывалась. Без этого поразивший её удар был бы слишком тяжёл для её детской души и она была бы не в силах перенести его.
– Мой папа умер! – шептала она. – Мой папа умер!
Только впоследствии, уже много времени спустя, припомнилось ей, что её постель была очень жёсткая и потому она постоянно поворачивалась с боку на бок, стараясь улечься поудобнее; что в комнате было необыкновенно темно, а ветер, завывавший между трубами, как будто плакал. Но это ещё не всё – было и кое-что похуже. За стеной и на полу, около плинтусов, постоянно слышался какой-то шорох, возня и визг. Сара знала, что это такое, Бекки рассказывала ей. Это были мыши и крысы; они дрались или играли между собою. Раза два на полу слышался даже лёгкий топот. Впоследствии, когда она могла думать об этой ночи, она припоминала, что, услыхав в первый раз, как по полу пробежала крыса, она вскочила на постели и некоторое время сидела, дрожа от страха, а когда снова легла, то закрылась с головой одеялом.
Перемена в её жизни происходила не постепенно и незаметно; она произошла сразу.
– Сара должна узнать немедленно, что её ждёт, – сказала мисс Минчин своей сестре.