– Что? Так, значит, меня еще и в грабеже обвиняют?
– Да, некоторые злые люди говорят так. Но Гарпер и Робертс не допускают и мысли об этом.
– Дай бог, чтобы все разъяснилось! – воскликнул Браун.
– Я сейчас осмотрю твою ногу, – сказал индеец, вытаскивая томагавк.
– Это зачем? – удивился Браун. – А, ты измерил следы убийцы?
– Да, – ответил краснокожий, прикладывая рукоятку томагавка к подошве сапога Брауна. – Так и есть! – радостно воскликнул он. – Твоя подошва на три четверти дюйма длиннее!
– Но не забудь, Ассовум, – сказал Браун, – что во время отъезда на мне были мокасины, а не эти сапоги. Там, на месте убийства, значит, были только следы сапог?
– Да, да, – отвечал Ассовум; лоб его наморщился от раздумья, и он некоторое время молча стоял около своего белого друга, что-то соображая.
– Ну ладно, – сказал он. – Теперь тебе пора возвращаться домой. Твой дядя от пережитого волнения захворал. Брату моему нужно поскорее оправдаться от возводимого на него обвинения.
– Так идем скорее, дорогой Ассовум! – отозвался Браун.
Индеец молча кивнул и пошел обратно по той же дороге, откуда шел навстречу молодому человеку. Брауну чуть не рысью пришлось ехать, чтобы не отстать от быстро шагавшего Ассовума, который на ходу рассказал своему спутнику все подробности находки и убийства Гитзкота.
Краснокожий сообщил еще, что утром того же дня встретил какого-то всадника на высокой лошади, но не мог разглядеть его лица, скрытого под полями сомбреро.
– Вероятно, это был один из тех людей, – сказал Браун, – разговор которых я слышал в хижине.
По дороге путники завернули на ферму Сингера, чтобы захватить у него лодку, так как река сильно вздулась и бурлила, и вброд через нее переправиться было бы затруднительно. Фермер с готовностью предложил им свою лодку, обещая на следующий день прислать лошадь Брауна со своим сыном прямо на ферму Гарпера, куда направились молодой человек с индейцем.
– Будьте поосторожнее, – предупреждал фермер, – река сегодня очень неспокойна, а моя ореховая скорлупка легко может перевернуться.
– О, вам на этот счет нечего беспокоиться: я сам недурной пловец, а Ассовум лучше всех здесь в окрестностях умеет управляться с лодкой.
– Ну хорошо, а лошадь вашу я завтра пришлю к мистеру Гарперу. Вас также зовут Гарпером?
– Нет, я – Браун.
– Браун? – удивился фермер. – Надеюсь, не тот Браун, который, как говорят…
– Про которого рассказывают, что он убийца Гитзкота, хотите вы сказать? – спросил Браун. – Да, это я! Но это говорили за время моего отсутствия. Теперь я возвратился, и сумею доказать свою невиновность.
– О, я из без того готов вам поверить, видя ваше открытое и честное лицо! – отозвался фермер.
– Ассовум, нам пора! – сказал Браун, прощаясь с фермером.
– Я готов! – отозвался стоявший у дверей индеец.
Путники дошли до берега и уселись в лодку. Ассовум сел за руль, а Браун на весла. Вскоре легкая лодка, управляемая ловкой рукой краснокожего, скрылась за поворотом реки. К концу дня путники достигли более широкого и безопасного места реки, благополучно миновав все опасные места. Браун бросил весла, а Ассовум продолжал править. Начало темнеть.
Вдруг Ассовум заметил на берегу реки какой-то огонь, мелькавший между кустами.
– Странно, – сказал Браун, также заметивший этот огонь. – Кто это мог его развести здесь? Нет ли тут поблизости какого-нибудь дома?
– Есть, – отозвался индеец, – заброшенная хижина, в которой Алапага должна была заночевать. В ней мы и остановимся.
Через минуту лодка была привязана к ветвям нависшей над водой ивы, и оба путника выскочили на берег.
Глава XVI
Проповедь. Страшная весть
К заходу солнца на ферму Мулинса, сравнительно недавно поселившегося в этих местах, стали собираться с разных сторон всадники. То были фермеры-методисты, прибывшие с женами и дочерьми на проповедь, которую хотел прочесть здесь мистер Роусон. Женщины, собравшись в кружок на дворе перед домом, болтали, поджидая приезда обожаемого пастора.
– Странно, что такой аккуратный человек, как мистер Роусон, сегодня запоздал! – сказала одна из женщин.
– Он, вероятно, приедет вместе с Робертсами. Нет ничего удивительного, что он считает необходимым сопровождать свою невесту! – ответила миссис Мулинс.
– Так, значит, эта свадьба решена? – спросил кто-то.
– Да, мне об этом говорила сама миссис Робертс.
– Я думаю, что мистер Роусон сегодня не может поспеть сюда вовремя, – вмешался какой-то фермер. – Проповедник поехал по своим делам в Арканзас.
В это время подъехали Робертсы. Дамы бросились к ним навстречу, и среди расспросов, взаимного разглядывания туалетов и разговоров не заметили, как прибыл и сам Роусон.
Проповедник был очень бледен, и вымученная улыбка, которую он старался изобразить на своем лице, не могла скрыть его взволнованного состояния. Одна его рука висела, как плеть.
– Мистер Роусон! – обрадовались увидавшие его дамы. – Что с вами? Вы страшно бледны, уже не больны ли вы?
– О, не беспокойтесь, не беспокойтесь! Я просто устал после длинного переезда, который мне пришлось совершить.
С этими словами Роусон подошел к Мэриан, чтобы поздороваться с нею, и та заметила его повисшую руку.
– Не ранены ли вы, мистер Роусон? – спросила она.
– О нет! – ответил проповедник. – Это ушиб, который я получил вчера, упав с лошади. Она споткнулась о дерево, лежавшее поперек дороги, и сбросила меня на камень, о который я ссадил себе руку. Это была незначительная рана, но из-за ночного холода и сырости рука так распухла, что мне трудно ею владеть.
Дамы обступили проповедника, высказывая ему свои соболезнования, кто предлагая перевязать руку, кто обещая дать какую-то особенную мазь.
– Благодарю вас, дорогие мои, – отвечал Роусон, – за ваши заботы, но, право, это и так пройдет. А теперь пора приступить к молитве: это самое лучшее лекарство от всех болезней.
– Не лучше ли совершить богослужение в комнатах? – спросила миссис Мулинс. – Здесь, пожалуй, будет очень холодно.
– Нет, – ответил Роусон. – Слушателей слишком много, все там не поместимся.
При этих словах он покосился в сторону отдельной группы, расположившейся под деревом. Она состояла из мужчин-фермеров, среди которых находились наши старые знакомые: Куртис, Баренс, Робертс, Гарфорд и некоторые другие.
Как бы поняв его намерение заставить мужчин хоть невольно послушать проповедь, дамы тотчас же согласились.
В это время в группе мужчин раздались крики изумления. Они относились к выскочившему из-за кустов молодому человеку с бледным, расстроенным лицом.