– Гольвей, что с вами? Вы бледны как полотно. Что случилось?
– О! – воскликнул перепуганный юноша. – Я видел страшные вещи. В старой хижине, там, на берегу реки…
– Ну, что же? Что там такое? – посыпались на него вопросы.
– Подождите, дайте немножко вздохнуть, я совсем запыхался от бега. Там… в покинутой хижине… я видел… О, даже при одном воспоминании я содрогаюсь от страха… я видел труп индианки…
– Как? Что? – раздались возгласы. – Алапаги, жены Ассовума? Не может быть! Это ужасно!
Все были поражены этим страшным известием. У всякого невольно являлся вопрос, кому и зачем понадобилось убивать ни в чем не повинную женщину.
– Да рассказывайте же скорее, в каком положении вы ее нашли? Кто ее убийца? Как это все случилось?
– Я ничего не знаю, – отвечал Гольвей, – я бежал сюда, как сумасшедший, затратив на дорогу каких-нибудь полчаса. От страха у меня точно крылья выросли.
– Ну-ну, передохните и рассказывайте.
– Так слушайте, – сказал, отдышавшись немного Гольвей. – Вчера я охотился в лесу недалеко от реки, но замешкался и остановился на ночлег в камышах, у берега. Вы знаете, что я не из трусливого десятка, и не раз проводил ночь под открытым небом. Вчера же мною овладел какой-то непонятный страх, я развел большой костер. Однако все было спокойно, лишь собака принималась несколько раз лаять. Что касается меня, то мне только однажды послышалось фырканье лошади. Под утро я отправился отыскивать челнок, который мне обещал дать Госвел. Но долго не мог его найти. Напрасно я осматривал все заливчики и бухты реки, – так и не нашел ничего, кроме повешенного на суку дерева платка, в котором была завязана провизия, забытая, вероятно, каким-нибудь охотником. После тщетных поисков я решил подняться по реке мили на две, где, как я знал, находилась другая лодка. После получаса ходьбы я заметил большую стаю коршунов, сидевших на деревьях. Заинтересованный, я остановился, высматривая, зачем они здесь расселись. По моим предположениям, неподалеку где-нибудь медведь растерзал пекари, так как я встретил поблизости медвежьи следы. Подойдя ближе, я увидел хижину и вошел в нее. Великий боже, что за картина представилась моим глазам! Как одержимый, я бросился на ближайшую ферму, узнал, что все собрались здесь на проповедь.
– Но где же Ассовум? – спросил Робертс. – Быть может, он напал на следы убийцы и…
– И бросил свою жену без погребения? – перебил его Баренс. – Не может быть!
– Не сам ли Ассовум убийца? – спросил Смит, один из более ревностных слушателей Роусона. – Краснокожему не нравилось, что его жена посещает наши собрания!
– Я готов голову отдать на отсечение, что он этого не мог сделать! – возмутился Робертс. – Я знаю, как он любил ее. Однако медлить не резон: время идет, а до хижины неблизко. У вас есть факелы, Мулинс?
– Сколько угодно! – ответил фермер. – Я их наготовил, собираясь на будущей неделе на охоту. Ну что ж, мы воспользуемся ими сегодня. А где Роусон?
– Я здесь, – отозвался проповедник, до того времени молча стоявший у дерева. – Ехать действительно пора. Идемте же и постараемся найти виновника преступления!
– Боже мой! Неужели вы, мистер Роусон, тоже собираетесь ехать туда? Но ведь вы совершенно больны!
– Я не могу остаться. Мой долг призывает меня ехать с ними! – решительно отозвался проповедник. – Правда, рука сильно болит, но…
– О, мы ни в коем случае не отпустим вас! – так же решительно заявила Мулинс. – Вид трупа сильно повлияет на ваши и без того слабые сегодня нервы.
– Но ведь есть обстоятельства, когда…
– Конечно, останьтесь здесь, – вмешался Робертс, – ваше присутствие там сегодня вряд ли необходимо. Вот завтра на похоронах – другое дело, попросим вас присутствовать, если вы хоть немного оправитесь.
Роусон кивнул головою в знак согласия и направился к дому. Тут ему преградила дорогу Мэриан, сильно взволнованная известием об убийстве. Все поведение ее жениха, его волнение, его решимость ехать, несмотря на усталость и боль, пробудили в девушке искреннее сочувствие к проповеднику, и она впервые почувствовала, что жизнь с ним будет, пожалуй, совсем не так тяжела, как это ей казалось.
Движимая таким чувством, она остановила Роусона и ласково, хотя и застенчиво сказала ему:
– Добрый вечер, мистер Роусон! Постарайтесь заснуть сегодня пораньше и спите спокойно, чтобы завтра быть совершенно бодрым и здоровым. От души желаю вам этого!
Смущенный неожиданной приветливостью, Роусон потерял было на секунду свое обычное самообладание. Вид этой невинной девушки, своими чистыми глазами с преданностью смотревшей на него, еще не смывшего кровь своей последней жертвы, сильно подействовал на проповедника. Но Роусон сдержался, склонился к Мэриан, поцеловал ее в лоб и, не говоря ни слова, направился уже твердыми шагами к дому, где намеревался хоть не надолго передохнуть от усталости и волнения прошедшего дня.
– Что за дивной души человек! – набожно сложив руки, прошептала миссис Смит.
– Поистине святой! – отозвалась миссис Шлатер, слышавшая это восклицание своей подруги. – Как побледнела бедная Мэриан, услышав об убийстве: у нее тоже нежное сердце!
– Все-таки Мэриан должна благодарить Бога, что будет иметь такого мужа, как достопочтенный мистер Роусон!
– А когда должно совершиться их бракосочетание? – спросила одна из женщин.
– Кажется, через месяц, когда мистер Роусон окончательно приведет свои дела в порядок и как следует устроится в своем новом помещении. Но смотрите, наши мужчины уже собираются уезжать, а о нас и не думают. Значит, нам опять придется ехать домой одним, как и сюда!
– Да, мой муж, например, очень не любит, когда ему приходится ехать вместе со мной, – сказала миссис Баренс. – Тем не менее и нам пора отправляться.
С этими словами она подвела лошадь к стволу дерева, чтобы поудобнее усесться в седло, и тронулась вперед.
Большинство ее собеседниц последовали ее примеру и, также усевшись на лошадей, поехали вслед за удаляющимися мужчинами, не преминув, однако, неоднократно посоветовать хозяйке дома хорошенько заботиться и беречь оставшегося на ее попечении больного и утомленного проповедника – кумира их всех. Та, в свою очередь, заверяла приятельниц, что будет заботиться о нем больше, чем о собственном ребенке.
Глава XVII
У тела Алапаги
Четыре мили, отделявшие ферму Мулинса от заброшенной хижины на берегу реки, фермеры проскакали очень быстро.
Достигнув крайних деревьев около хижины, все спешились, привязали лошадей к ветвям и молча остановились. Ни одним словом не была нарушена таинственная тишина, царившая над покинутым жилищем, хотя приехавших было около пятнадцати человек. Некоторые из них, также молча, будто по какому-то предварительному сговору, стали разводить костер. Затем все осторожно подошли к самому порогу хижины, и глазам всех представилось ужасающее зрелище.
Перед ними лежал труп Алапаги, носивший несомненные следы насильственной смерти. Охотники в изумлении столпились вокруг неподвижного тела, освещая помещение пылающими факелами.
– Несомненно, она кем-то убита, друзья мои! – печально сказал Робертс.
– Конечно! Это сразу видно! – отозвались несколько человек.
Действительно, на груди женщины зияла широкая рана, нанесенная каким-то режущим орудием. Две такие же раны, на которых также запеклась кровь, были нанесены, очевидно, тем же орудием. Судя по истоптанному земляному полу, индианка отчаянно сопротивлялась.
– Господа! – обратился к присутствующим Робертс. – Не может ли кто-нибудь из вас высказать свои соображения? Я, по крайней мере, решительно не могу никого заподозрить в этом гнусном преступлении.
– Да и мы тоже не можем ничего сказать! – отозвались некоторые из собравшихся.
– А кто из вас видел ее за последнее время? – спросил один фермер.
– Я, – сообщил Вильсон, – видел ее вчера днем. Она шла с Ассовумом, мирно беседуя, по берегу реки. Впрочем, кто может заглянуть в душу краснокожего?!
– О, за Ассовума я готов поручиться собственной головой! – вмешался Робертс. – Я клянусь, что он не виновен в этом преступлении!
– Что за преступление, в котором подозревают Ассовума? – внезапно произнес сам индеец, незаметно подошедший вместе с Брауном.
Ассовум быстро вошел в хижину. Охотники молча расступились, давая ему дорогу. Никто не решился предупредить краснокожего, что ждет его. Вдруг он чуть не наткнулся на распростертый на земле труп жены.
– Ох! – простонал он, замирая на месте от ужаса. – Не может быть!
– Боже мой! – воскликнул вошедший за ним Браун. – Алапага убита!