– А он у тебя как? – Они легко перешли на «ты».
– В каком смысле?
– Ну… в прямом. – Она замялась, но тут же звонко рассмеялась: – Такой же горячий? Или как?
– Сказал бы «или как», но тогда совру. – Он обнял женщину за плечи и притянул к своей груди. Подумал про себя: «А ничего ручонки-то, ухватистые еще!» – Я так думаю, что, пожалуй, еще погорячее да покрепче меня будет.
– Ладно тебе, ты и сам, как тот дубок. А говоришь – старый! Тебе сколько?
– Да скоро на седьмой десяток перейду.
– Брось ты, не может быть! – Она уставилась недоверчиво. – Я бы, так больше пятидесяти и не дала. Руки-то – вон, позавидуешь! И как же тебе, милый мой, удалось сохранить-то себя?
– А это все – тайга-матушка. Она – моя целительница. Да зверушки – в друзьях, их охранять от злых людней требовалось, вот и некогда было стареть. У егеря всегда забот полон рот, а у старшего – тем более. Зимой-то на лыжах верст по двадцать каждый Божий день. Да не по трассе, а по тайге.
– А что за зверушки-то?
– Да хоть те же тигры. Знаешь, сколько там браконьеров?
– Ох ты! А одному-то было не страшно? Или кто-то помогал одиночество скрасить, а? Только не ври, все равно не поверю, чтоб такой мужчина один по тайге шастал…
– Один, один, Дусенька. Причины тому были веские.
– Беды натворил, что ли?
– Это как подумать. Виноватым себя чувствовал, но от беды и сам ушел, думал одиночеством вылечиться. Ладно, это теперь уже неинтересно. Вернулся, как видишь. И снова работы много. Душу на рыбалке отведу, и – назад. Агентство у нас, сыщики, охранники. То с неверными супругами иметь дело приходится, а то и с преступниками – и бандиты, и убийцы. Тоже бегать надо…
– А я и смотрю, нет в тебе ни капельки жира, – она попробовала ухватить пальцами мышцу на его груди, но пальцы скользили – жарко. Тогда шлепнула и поцеловала место шлепка. – Нет, силен мужик, умеешь радость доставить.
– Так это, – засмеялся он, – надо понимать, у нас с тобой только начало? Или твой каприз?
Дуся хитро уставилась на него, потом тряхнула густыми черными волосами, рассыпавшимися на ее полных плечах.
– Знаешь-ка, давай тогда койку дружку твоему не у тебя в комнатке, а в сенцах поставим? Или на веранде? Чего ж вы будете мешать-то друг другу?
– Ох, Дусенька, и до чего ж ты сообразительная…
– А то! – Она откинула голову ему на руку, потерлась шеей. – Я знаешь что подумала? Зинку, пожалуй, приглашу на ужин, не возражаешь? Медсестра наша, здорово пострадала она, бедняжка, да об этом – потом как-нибудь. А девка она хорошая, сердечная и собой, я тебе скажу… вполне симпатичная. И не упрямая.
– Видишь, какая ты умница! Так тогда и я в магазин схожу, что ли, скажешь, чего взять надо? У меня, конечно, кое-что есть с собой, да и Саня привезет, бесспорно, но, может, тебе чего-нибудь еще потребуется, к столу, я имею в виду?
– Да не надо ничего, – отмахнулась она. – Или, может, вы городского захотите?.. У нас-то все просто, с чем живем, тем и питаемся. Вы – другое дело.
Грязнов поспешил уверить ее, что о приготовленном ею сегодня завтраке можно только мечтать, он давно такой вкусноты не ел, особенно рыба да помидоры – обалдеть можно. Она снова просияла, прижалась к его плечу щекой. Потом подняла голову со спутанными волосами и в упор взглянула ему в глаза смеющимся взглядом:
– А ты что ж, хотел, значит, меня ему подсунуть?
– С чего ты взяла? – опешил он.
– А разговор ваш случайно подслушала, вы громко разговаривали, не знаю, что он говорил, но твои-то слова я слышала. Насчет «запазухи»! – И продолжала смотреть в упор смеющимся взглядом.
– Да ну что ты, Дусенька, – совсем смешался Грязнов, – ты разве не поняла, что я так пошутил? Ну, может, неловко, тогда прости меня. А «запазуха» мне твоя, кстати, очень нравится. Так что и не думай, уж если ты мне сама позволила заглянуть туда, то больше никому не достанется такая радость. Хотя бы при мне.
– А ты еще и ревнивый? – Она засияла от удовольствия.
– Жуть какой… А эта твоя… Зина, да? У нее что, беда какая была?
– Доктора нашего, любила она его, подстрелили лихие люди. Давно уже, полгода назад, а то побольше. Думали, выживет… Зинка сильно переживала, бедная, а я только недавно встретила ее, – все дома да в медпункте, а тут вижу, идет, улыбается мне, кивает, похоже, отходить стала. Дружили мы раньше. Я и подумала, что, может, хорошая компания ей станет получше иных лекарств, а? Как думаешь?
– Ты абсолютно права, приглашай. Только скажи мне, а это не отразится как-то нехорошо на тебе? Народ-то ведь, он видит…
– А я ни с кем из соседей компании не вожу. Они ж еще Мишку помнят, и так моих нечастых постояльцев обсуждают, все равно новые сплетни пойдут, житья спокойного не будет, народу нынче делать нечего, вот языками и треплют. А Зинке я аккуратно скажу, что вот, мол, друзья мои московские, то, другое. А он не грубый, этот Саня-то твой?
– Да ты что?! Ласковый, как котенок. Это и опасно.
– А почему?
– Попадешься – не вырвешься. Сама не захочешь. Ну, это я про Зину. – Он нахмурился. – А то вдруг она чего не так подумает? А потом никто никого не принуждает, посидим, винца попьем вкусного, закусим твоими чудесами, а там что бог на душу положит… Но ты права, постель ему придется в любом случае поставить на веранде, это чтоб и ты сама не беспокоилась. Ты ж вон какая… жаркая.
– Заботливый… – хмыкнула она.
– Как ты говоришь, – а то? Ну, тогда показывай, что у тебя где.
– Отдыхай, я сама.
– Нет, Дусенька, уж позволь мужскую работу делать мужчине, не хватало, чтоб ты надрывалась.
– Ничего со мной не случится, мы – привычные. Но за заботу – спасибо…
Так хорошо сказала, что у Грязнова что-то в душе повернулось теплой стороной к сердцу. Вот как бывает…
– Это, милая, разве забота? Это – пустяки. А вот где сейчас наш Саня, давай-ка мы с тобой узнаем.
– Ну, узнавай, а я пойду, дела надо делать. – И она, ловко выскользнув из-под его руки, накинула свой халатик и скрылась в соседней комнате.
– Саня, – Грязнов услышал в трубке голос Турецкого, – где ты находишься и чем занимаешься?
– Только что миновал поворот к Иловле. Мне долго еще, не подскажешь?
– Ну, ты – метеор! Сейчас поглядим… – Грязнов взял со стола справочник «Автонавигатор», который привык возить с собой, раскрыл на трассе «М-6» и посмотрел. – Саня, тебе осталось примерно триста шестьдесят верст по прямой. Волгоград обходи со стороны канала, в Волжский не лезь, а то уедешь на другой берег, придется переправу искать. Сколько тебе надо времени, ты в каком состоянии?
– Нормально, выехал сегодня до рассвета, около трех, стараюсь держать свою сотню, да и на трассе не многолюдно. Думаю, с такой скоростью к полуночи буду. А что?
– Приезжай хоть и заполночь, но у меня тогда маленькая просьба. Я не сообразил, – Грязнов заговорил почти шепотом. – Тут две такие прекрасные женщины, старина, что грех оставлять их хотя бы без малого сувенирчика. Потом придумаем чего-нибудь получше, а пока, будь другом, не поскупись, купи парочку красивых летних зонтиков. Где-нибудь в Волгограде, все равно мимо проедешь, а? Мы не будем торопиться, подождем, посидим за столом. Ночью здесь дышать можно.
– Бу сделано, мой генерал… Погоди, только сейчас сообразил?! Ах, ты, бабий угодник! Согрешил уже? Будь честен до конца!
– Буду. Увы, да, и ни о чем не жалею. Чего и тебе всегда желал в жизни.