Чисто астраханское убийство

Чисто астраханское убийство
Фридрих Евсеевич Незнанский

Возвращение Турецкого
Турецкий и его друг Грязнов во время отдыха на рыбалке в астраханской станице оказались втянутыми в расследование «громкого» преступления. Местный житель-пчеловод расстрелял из автомата троих своих соседей и сбил машиной четвертого. Против него собраны впечатляющие улики. Но с точки зрения некоторых жительниц станицы, обвинения против пчеловода выдвинуты ложные. Принимаясь за частное расследование, Грязнов с участием Турецкого, помогающего ему из Москвы, находит факты, которые противоречат заключениям следствия, и вступает в конфликт с руководством правоохранительных органов.

Фридрих Незнанский

Чисто астраханское убийство

© ООО «Агентство «КРПА Олимп», 2009

© Оформление. ООО «Издательство Астрель», 2009

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава первая

Генерал на крючке

– Здравствуй, мой генерал!

– Сам такой, – огрызнулся Грязнов, но по тону Турецкий понял, что тот доволен тем, что о нем вспомнили коллеги. Не успел приехать и разместиться, и вот уже первый звонок. – Что, туго без начальника?

– Наоборот, – засмеялся Турецкий, – как говорили в недавние времена, по одной путевке весь коллектив отдыхает.

– Вот сукины детки! – рассмеялся и Грязнов. – Значит, соскучились. Слушай, Саня, если в конторе ко мне нет вопросов, а у тебя может выпасть свободная неделька, ты бы прикатил, а? Я еще всерьез за дела не взялся, но по тем приметам, которые наблюдаю, рыбалка здесь ох…ренительная! Да какие экземпляры, Саня! О царе-батюшке и не говорю, сомы – по сорок кэгэ! Давно ты таких видел? То-то!

– А разве царя твоего можно брать? Он же занесен, по-моему, в какую-то книжку?

– Нежелательно. Но рядом, как говорят, через дорогу, Калмыкия свой нарез имеет на обоих берегах, и уж там, у них, не стесняются. И берут, и торгуют. Теплоходы проплывают мимо, так они на своих моторках догоняют и чуть ли не в иллюминаторы острые морды суют! Картинка, скажу тебе, та еще! А здешние берут понемногу – на собственный стол. Ну… а, в общем, и с икоркой – в каждом доме. Но браконьерство в массовых масштабах пресекается, и я тебе скажу: правильно. Зато судака, Саня, просто немеряно! И стерлядочки! А ты ж меня знаешь, я больше по этой части охотник. А сомов коптят либо на котлеты пускают, Саня, сплошное объедение! Приезжай, не пожалеешь, да и старика утешишь своим присутствием, а то я все никак от своего уссурийского одиночества не отвыкну. Бирюком кажусь, наверное, своей молодухе-хозяюшке.

– Да-а? И такая добыча водится?

– Водится, Саня, еще как водится. Так глазками и посверкивает, совсем разучились девки заслуженную седину уважать, так и норовят проверить.

– Ну, ты, надо понимать, протестуешь?

– Вяло, Саня, очень вяло и неохотно. Да и что я мог успеть за два дня?!

– Не знаю, прежде, помнится, ты и за два часа справлялся. Может, действительно постарел, а, генерал?

– Не дразнись, лучше приезжай, не пожалеешь, повторяю. А ехать совсем просто: стал на трассу М-6 и гони себе прямо до Ивановской, ровно тыща двести пятьдесят один кэмэ от Первопрестольной. А спросишь дом Дуси Мамонтовой, моей хозяйки, ее тут все знают, видная женщина. И угораздило же меня, ей-богу… Это все Лешка Привалов затеял, астраханский начальник ГУВД. Будешь, говорил, как у Христа за пазухой. А я как посмотрел, сразу подумал, что там и ты поместишься.

– Заботливый ты мой, – рассмеялся Турецкий, – мне только за пазуху и лазать! Сам давай, помнишь, как в кино? Сама, сама. Ладно, посмотрю, но ты особо не рассчитывай, разве что Ирка отпустит. А так-то я бы против недельки не возражал. Подумаю. А пока докладываю: во вверенной вам «Глории» ничего путного не происходит. Лето, «мертвый сезон», мужики бабам не изменяют – жарко, бабы мужьям – тоже, хорошие разъехались по Канарам с Бермудами и Багамами, а плохие ими в расчет не берутся. Даже убивать почему-то перестали, лень, что ли, киллеров давит? Ничего понять нельзя, видов на прибавку жалованья – никаких. Совсем поплохел народец. Даже родная милиция, извини за колкость, зевает. Нынче ехал по Садовому, гаишник, смотрю, так рот раскрыл, что за его здоровье страшно стало. Жарко, Слава.

– Ну, это временное затишье, – успокоил Грязнов, – но ты им воспользуйся. Кто там у нас на месте?

– Как обычно, Макс, Сева мается. Даже Алька слиняла, куда-то в загранку ее папашка вывез, может, в расчете выдать, наконец, замуж?

– Я понимаю, это сильный удар по твоему самолюбию.

– И не говори, ночей не сплю, все ворочаюсь, Ирке спать не даю.

– Тем более, как говорится, ехайте, граф, сюды.

– А знаешь? Наверное. Если ты возьмешь на себя смелость позвонить Ирке и сообщить ей, что у тебя форс-мажор, и без опытного Турка ты никак с собой не справишься. Может, и поверит, кто ее знает?

– Заметано! Можешь ехать домой и собирать вещи. А Севке скажи, пусть помается еще недельку, а потом мы его вместе с супругой командируем куда-нибудь, ну, скажем, в Карловы Вары. Именно командируем, чтоб на дорогу не тратились, пусть досконально выяснит, как эти канальи варят свое замечательное пиво. Нетрудное задание, правда?

– Я думаю, Севе – в самый раз. Заметано, пан директор…

Село Ивановское, которое, кажется, гордо именовало себя станицей, расположило свои три с половиной десятка добротных домов вдоль одной из проток Волги. Народ в основном жил на рыбе. Было крепкое хозяйство, потом оно развалилось, рыбаки стали единоличниками, иначе говоря, индивидуальными предпринимателями. Рыбу солили, вялили, коптили по дворам и выносили на автотрассу, выставляя на продажу большие стенды с разнообразной рыбой, прикрытой от мух марлей. И банками черной икры – это уже из-под полы. Предупреждали, что милиция в Волгограде, да и на трассе, случалось, устраивали выборочные проверки автомобилей. Редко кто из проезжих обладал сильной волей и не тормозил перед бронзовым роскошеством на стендах. Либо подобными же стендами, только уставленными банками с медом таких сортов, что глаза разбегались при виде радуги всех мыслимых оттенков – от густо-коричневого до снежно-белого. Вот с этих летних, главным образом, доходов и жили семьи остальное время года. И в домах был заметен достаток, несмотря ни на какие ухищрения работников налоговых служб. А числились хозяева механиками, слесарями, паромщиками, сторожами на бахчах с мизерной зарплатой «кошкины слезы». Жили, детей растили, воспитывали, в школу возили в большой поселок Замотаевку, автобусом три километра – не расстояние.

В доме, где остановился Грязнов, детей не было, да и мужика – тоже. Евдокия Григорьевна Мамонтова оказалась родней главного астраханского милиционера Алексея Кирилловича Привалова, старого боевого товарища Грязнова, с которым Вячеслав Иванович нередко пересекался в бытность свою в должности замначальника Департамента по борьбе с организованной преступностью и особо опасными преступлениями. МВД России. Знал Алексей и по какой причине покинул Грязнов свой высокий пост, выйдя в отставку, а теперь узнал и о причинах, которые вернули Вячеслава из уссурийской глуши обратно в столицу, где он снова возглавил созданное им еще на заре девяностых годов охранно-розыскное агентство «Глория». Так вот он, зная об роковой страсти генерала в отставке Грязнова, зазвал его, в кои-то веки, к себе в вотчину, пообещав истинно царскую рыбалку. Ну где ж было устоять страстному рыбаку?

А родственница, к которой Алексей привез своего приятного гостя, к удивлению Грязнова, совсем не пожилая тетка, как уверял Привалов, а вполне молодая и весьма привлекательная женщина лет так около сорока от роду. Великолепный бюст хозяйки, улыбавшейся ослепительно белыми зубами – прямо с рекламы пасты «Колгейт-тотал», – и ее смелая фигура знающей себе цену молодки как-то поначалу насторожили Вячеслава Ивановича. Знал же Лешка, что он не женат, так, может, того? Виды заимел? Но Дуся, как она сама себя представила, или Дусенька, как звал ее Привалов, ничего, кроме доброжелательного гостеприимства не выказала, провела гостя в отдельную комнату и показала свежезаправленную постель, вешалку и пустые полки в платяном шкафу, а снаружи – летнюю пристройку с душем и рядом – с туалетом. Кабы не подозрение, Грязнова такие условия устроили бы безоговорочно. Но Алексей, наблюдая некую раздвоенность чувств товарища и бывшего коллеги, подмигнул ему и негромко успокоил, что ничто его не потревожит, Дусенька – прекрасный человек и никогда ничего лишнего себе не позволит. Успокоил.

Оказалось, что сама Дуся спит в соседней, проходной, так сказать, комнате, и чтобы ночью, например, выйти по нужде, Грязнову пришлось одеваться едва ли не по всей форме. То было в первую его ночь. Но утром, когда он поднялся совсем рано и тихо вышел, чтобы не разбудить хозяйку, увидел, что та уже на кухне и приготовила ему завтрак. Жареная картошечка, жареный лещ – крупными кусками, длинненькие соленые помидоры, лопающиеся во рту с одуряющим вкусом, и большой, разделанный на доли арбуз… Грязнов понял, что стойкости его если и хватит, то, очевидно, ненадолго. А Дуся так смотрела на него, пока он ел, что куски застревали в горле. Заметив это, она улыбнулась и вышла на веранду, оглянувшись в дверях и будто приглашая не стесняться и ни в чем себе не отказывать. Да как же тут не стесняться-то?

Алексей, пока ехали сюда, коротко рассказал, что Михаил, муж Евдокии, то ли утонул, то ли замерз в степи по пьяному делу несколько лет назад. Дурной он был, красивый, видный мужик, а с придурью, в здешних же местах водка – до сих пор «разменная монета». Икра, раки да водяра. И она с тех пор жила одна, сдавая иногда комнату приезжим любителям рыбной ловли, причем, как правило, пожилым людям, знавшим про Ивановское и его прекрасные места, у которых были относительно рыбалки самые серьезные намерения. А местным всем поголовно было ведомо, кто Дусин родственник, и не приставали, чаще предпочитая обходить лакомый кусок стороной – от греха. Алексей и сам не раз приезжал к ней с друзьями – места-то сказочные, и рыбалка действительно царская. Так, под шумок, случалось, и осетра брали – Волга-то, вот она, под боком. А гости начальника милиции – лица по-своему неприкосновенные, естественное дело.

Над протокой, где расположился Грязнов со своими удочками, безумно жарило солнце, а из Заволжья, прямо как из пустыни, давил горячий ветер. Скинуть бы все с себя, да нельзя. Знал Грязнов, что вмиг обгорит, и потом уже о рыбе и думать не придется. Поэтому терпел, прел, потел, раскрыв над головой большой зонт, который ему дала хозяйка, намекнув, чтоб он не очень-то форсил, раздеваясь на воде, как некоторые приезжие. День-другой походят, а потом лежат пластом и охают. Дома – другой разговор, жарко ведь, нечего стесняться, все – люди, и ничего нового не покажут. Ох, хитра девка, подумалось Вячеславу Ивановичу, видит Бог, доведет до греха. А она ослепительно улыбалась и выставляла вперед тугую грудь, словно откровенно дразнила его. Оттого и телефонный звонок Сани из Москвы оказался как нельзя кстати.

Хозяйка, когда он разговор закончил, словно встрепенулась, вошла в его комнату и игривым тоном поинтересовалась, кого это гость приглашает без всякого ее на то разрешения? Но сам вопрос прозвучал помягче: «Кто это у нас такой веселый?» Разговор был ей, оказывается, слышен. Грязнов почувствовал неловкость за собственную несдержанность относительно в первую очередь «запазухи», конечно, но подавил смущение и усмехнулся со значением:

– Это мой лучший друг, Дусенька. Всем друзьям друг! Один у него минус – женат. Но увидишь, все равно сомлеешь.

– Это с чего бы? – Она кокетливо качнула бедрами.

– А с того самого, – вздохнул Вячеслав. – Ох, чую, пропадешь ты, девка. Слушай-ка, а может, позвонить да отменить его приезд? Сказать, что, мол, хозяйка возражает, а свободную комнату в деревне не найти так сразу?

– Так он же к вам собирается, – она фыркнула. – Я-то ему – никто. Зачем же отменять-то? Пусть порыбалит, порадуется, гостями мы всегда довольны.

– Вот! – Грязнов поднял указательный палец. – В этом и есть самая опасность! Что значит, ты – никто? Это две первые минуты – никто, а после… нет, не знаю, не уверен, что ты так и останешься для него никем.

– Да ладно вам! – уже неуверенно засмеялась она. – А он кто?

– Такой же генерал, как и я, только из прокуратуры. И моложе на добрый десяток лет. Я ж говорю, сомлеешь… – Он шутливо махнул рукой, подумав при этом, что было бы, вероятно, совсем неплохо, если бы Саня отвел от него эту угрозу. Все ж таки Дуся, как ни крути, родственница Лешки, неудобно будет, если тот узнает, что Вячеслав, да на старости лет… Еще была б чужая женщина, а так вроде даже своя…

Под вечер он вернулся домой истомленный, промокший и словно задубевший на сумасшедшей жаре. Понял, что в такой одежде рыбалки не будет, надо что-то проще, совсем легкое. Наскоро принял душ и, накинув полотняный халат, прошел к себе и завалился на кровать. Даже есть не захотел, и Дуся поняла его.

Сон был коротким, но тоже жарким. А когда он открыл глаза, увидел рядом с собой обнаженное гладкое и горячее тело хозяйки и прямо перед глазами – ее оскаленные в напряженной улыбке зубы. Вот откуда она, духотища-то! Что оставалось делать? А ничего, просто подчиниться. И пала крепость его утренних сомнений, да еще как пала! Взорвалась и рассыпалась мелкими камешками. «А что, – подумал он, вспоминая еще недавнюю свою целительную уссурийскую тайгу с ее животворными рецептами вечной молодости, – мы еще, кажется, годимся!» И облегченный стон Дуси лишь подтвердил его новую уверенность. «Неужели ж, – бежала дальше мысль, – придется теперь просить Дусеньку поспособствовать другу какой-нибудь симпатичной подружкой?» О том, чтобы передать этому другу свою собственную женщину, у Грязнова теперь уже и мысли такой не возникло.

Он еще утром позвонил Ирине в Москву и попросил у нее дружеского одолжения. Она и сама прекрасно знала, что к работе он приступил всего лишь вот-вот, а до того только помогал ребятам, но и с ходу войти в нужную рабочую колею, когда никакой работы нет, тоже маловероятно. А тут выпала удача с Приваловым. Словом, очень было бы им нужно вдвоем с Саней поговорить по душам с глазу на глаз и наметить не второпях, а всерьез и надолго программу будущих своих дел. Обсудить в деталях и не торопясь, чего в Москве никогда не сделаешь, вечно отрываешься на всякие «особо важные» пустяки.

Ирина, в общем-то, поняла суть его просьбы и пообещала, что ровно на неделю отпустит Шурика, но с условием, чтобы тот обязательно привез ей обещанные Славкой волжские дары. В шутку сказала, но у женщин именно подобные шутки и несут основную идейную нагрузку, их обязательно следует принимать к исполнению. Уж в чем-нибудь другом – ладно, можно и забыть случайно, а в таких мелочах приходится быть строгим к себе и методичным.

Другими словами, это означает, что Саня уже весь день в пути, и ожидать его следует на рассвете следующего дня. Если он не станет где-то делать остановку. Значит, надо бы и о другой кровати позаботиться. С тем он и обратился к игривой, расшалившейся хозяйке. У той вспыхнули глаза.