Отмороженный

– Они висяков не любят, – сказал я.

– А кто их любит? – заскучал Слава. – Только желтая пресса.

– Может, сами позвоним Косте? – спросил я. – Так, мол, и так. Сидим, как мокрые вороны под дождем критики средств массовой информации, и обтекаем.

– Мне, кстати, уже звонили из известных тебе газет, – сказал Слава. – Такие радостные. Как же, еще одно заказное убийство, которое нашим славным органам не по зубам.

– Пошли они… – сказал я.

– Они-то пойдут. И просить не придется. А нам что дальше делать? – снова занудил Слава.

– Так звонить или не звонить? – снова спросил я.

– Сначала пожуй что-нибудь, – ответил Слава. – Он запах через трубку распознает. И почти всегда угадывает.

– У меня не угадает, – сказал я, набирая номер.

Костя был на месте. Сразу снял трубку, будто ждал моего звонка.

– Чего-нибудь нашли? – спросил он вместо приветствия.

– Кого-нибудь еще замочили? – ответил я вопросом на вопрос. И почти явственно увидел, как он сморщился. Не от запаха, нет, который, согласно уверениям Грязнова, передается по проводам.

– Еще нет, – сказал он. – Но что-то в воздухе накапливается. Многие звонят, интересуются, как идет следствие. А вы, значит, тем временем бражничаете…

– Кто звонит? – спросил я. – Банкиры? Финансовые воротилы?

– И те и другие. Включая пресс-атташе. Тебе фамилии нужны?

– Значит, рыльце у них в пуху… – сказал я. – А мы вот тут с известным тебе сыщиком Грязновым поправляем здоровье и недоумеваем, почему нас до сих пор еще не отстранили за профнепригодность.

– Это за нами не заржавеет! – в тон мне ответил Костя. – Фоторобот готов? Насчет баллистической экспертизы я уже слышал. А фоторобот?

Откуда он взял, что мы его готовим? Ведь слова не сказал на этот счет. Мы переглянулись с Грязновым. Он округлил глаза. Что означало: сам впервые об этом слышит, хотя вряд ли он знал, о чем речь.

– Все будет в порядке. Только вот знать бы точно – убийца ли жилец одной старушки или ко всему этому отношения не имеет.

– Займись этим сам, – жестко сказал Костя. – Эта история на контроле у генерального. Ты понял?

Мы поняли. Иначе и быть не могло. Все встали на уши. Косте нужны не формальности, мол, стараемся, фоторобот готовим. Последнее убийство получило слишком скандальную огласку. Пресс-секретаря вице-премьера подстрелили прямо на территории «Белого дома». Это что ж дальше будет? – закатывали глаза популярные телеведущие.

А мы тут бражничаем.

– Намек понял, – сказал я Косте.

Слава глядел на меня.

– Поехали! – сказал я ему, положив трубку. – Нас бросили прямо в водоворот событий, не нами развязанных, теперь будут спорить: выплывем или нет.

Он смиренно кивнул, чувствуя себя виноватым.

– Поехали, – согласился он, с трудом поднявшись из-за стола. – Только куда?

– Пока не знаю. Там сообразим…

Только в дороге я сообразил, куда собрался ехать. К тому самому участковому, про которого рассказывала Фрязину старушка. Уж у него-то глаз наметанный. Уж он-то, наверное, сразу почуял недоброе.

У кого как, а у меня образ советского участкового целиком навеян советскими фильмами про нашу доблестную милицию.

Каково же было мое удивление, когда я встретил Володю Фрязина у порога служебной квартиры, где обитал искомый объект, совершенно грустного и потерянного.

Он ничуть не удивился, заметив нас, и приложил палец к губам.

Мы прислушались. Даже шумовой фон, присущий центру нашей столицы, не мог заглушить храп, доносящийся из-за двери.

– Отдыхает человек, – сочувственно сказал Слава. – Вон как славно храпит. Можно сказать, душу выкладывает после трудового дня и двух, не меньше, стаканов «Брынцаловки».

У Славы глаз наметанный, слух обостренный, нюх стопроцентный, как и положено опытной ищейке, поэтому я не стал перечить.

– И давно тут стоишь? – спросил я Фрязина.

– Да вот как от вас уехал, с тех пор и стою, – ответил он, деликатно отводя нос в сторону от начальственных запахов.

А я, в свою очередь, подумал, что как раз хорошо, что мы с храпящим окажемся примерно в одной кондиции. Легче будет понять друг друга, что пойдет на пользу делу. И в то же время слегка позавидовал Володе как единственному трезвому участнику переговоров трех выпивших сыскарей, пытающихся составить фоторобот неизвестно кого, поскольку до сих пор нет ни малейшего свидетельства причастности этого «высокого, сухого и загорелого» к убийству двух лиц.

– Долго мы тут будем стоять? – спросил Слава, слегка качнувшись.

Вопрос был резонным. Мне тоже надоело смотреть, как Володя нажимает и нажимает на кнопку звонка.

Я пнул ногой дверь. Она туго, но поддалась. Переглянувшись, мы нажали на нее. Наконец в образовавшемся просвете я увидел лежащего сотрудника милиции, издающего уже не храп, а многоэтажные выражения.

В коридоре стояла молодая истощенная женщина с ребенком на руках, которая безучастно смотрела, как мы пытаемся вломиться в ее квартиру, в то время как ее супруг самоотверженно пытается перекрыть нам путь своим телом.

Я не буду приводить подробности, как и какими средствами мы приводили в чувство бессмертную душу участкового, дабы потенциальный наш противник не узнал нашу методику и не воспользовался ею.

Когда участковый Антипенко Николай Иванович окончательно пришел в себя, то оказался молодым, светловолосым старшим лейтенантом в наилегчайшей весовой категории (что и позволило нам открыть дверь, несмотря на его пассивное сопротивление).

Он начал было выступать по поводу неприкосновенности жилплощади, а потом, махнув рукой, отправил жену Люсю за пивом.

Все это время Слава, переживая, сочувственно следил за перипетиями его возвращения в нормальное состояние, а потом задал наводящий вопрос:

– Коля, ты был в квартире Бодуновой, дом возле Склифа, когда тебе пожаловались на снимавшего там квартиру жильца?

– Был, – сокрушенно мотнул головой Коля Антипенко, пытаясь накормить ребенка из ложечки какой-то молочной кашей. – Был и строго указал.

– Документы его смотрел? – спросил я.

– Смотрел. Ничего особенного. Настоящие. А что?