Отмороженный

– Простите! – сказал иностранный журналист, откуда-то из Юго-Восточной Азии. – Ведь официально для ваших властей этот чеченец есть бандит, на которого заведено уголовное дело с многочисленными обвинениями в убийствах и захвате заложников. Разве он не объявлен вне закона? Разве его не следовало убить?

– Он – российский гражданин! – торжественно изрек Слава. Почему-то с иностранцами он разговаривал только так, с пафосом. Наверное, считал это верным дипломатическим тоном. – И пусть он совершил преступление! – При этих словах его глаза засверкали. – Тот, кто его убил, – тоже преступник, хотя и спас своим выстрелом очень многих невинных.

– Кроме тех, кого настигнет кровавая месть, – добавил я. – А им несть числа. Понятно, что мы должны как можно скорее все выяснить и во всем разобраться.

– И вы собираетесь в этом разобраться, сидя здесь, в Москве? – язвительно спросила Вера Петровна. – Или поедете туда, в его родное село, чтобы разобраться?

Мы переглянулись. Говорить или не говорить? Хотя какой уж тут секрет…

– Дело в почерке, – сказал я, положив вовремя руку на плечо Грязнова, готового вновь пуститься в красноречие. – Точно так, как это описывалось в газетах, были убиты банкир и пресс-секретарь нашего вице-премьера…

– А вы, кстати, знаете, что этого вице-премьера уже сняли? – спросила Вера Петровна.

– И вы полагаете, будто здесь есть какая-то связь? – спросил я в свою очередь и снова посмотрел на Грязнова. Тот в ответ пожал плечами. Мол, ничего не знаю, впервые слышу. – Отдаю должное вашей осведомленности, – я склонил голову перед Верой Петровной. – Хорошо бы узнать – за что?

– Да-да! – что-то не понял ее коллега, чью фамилию я никак не мог вспомнить. – Он снят. Уже есть указ, опубликовано будет завтра.

Я опять взглянул на Славу. Тот оскорбленно молчал. Иностранцы знают, а он нет…

– Не будем отвлекаться, – сказал я.

Иностранец оживленно закивал.

– Да-да! Делу – время, потехе – час! – с удовольствием произнес он русскую поговорку.

– Так откуда, по-вашему, стреляли? – снова спросил я. – Что там? Лес, горы, соседние дома, высокие здания? Что?

Подумав, Вера Петровна ответила:

– Домов там, кажется, нет. А горы… Ну не горы в полном смысле, а так только – сопка, поросшая лесом.

– Самое то! – не удержался Слава. – А как это далеко от места, так сказать, события?

Вера Петровна уставилась на иностранца.

– Метров пятьсот, – неуверенно сказала она.

– Меньше, – покачал головой представитель Юго-Восточной Азии. – Метров четыреста.

Я с сомнением посмотрел на обоих. Ну женщине вроде ни к чему такая точность. Но ведь и этот… представитель заверяет. Попасть за четыреста метров под затылок, в темноте…

– А что делали потом его кунаки? – спросил Слава. (Вот точный вопрос. С этого следовало начинать, Александр Борисович.)

– Побежали искать убийцу, – ответила Вера Петровна.

– Куда именно? Вы видели – куда?

– Куда… – Она снова обратила свой взгляд на коллегу. – Они стали кричать, осмотрев хозяина, и показывать пальцами не на сопку, а куда-то вбок. Там околица села, по-нашему.

Значит, осмотрели его рану, входное отверстие, вспомнили, где он стоял, перед тем как в него попала пуля. И поняли, откуда выстрел…

– Потом они сели в машины, – вспомнила она. – И тоже с криками, с матерной руганью, а некоторые со слезами, погнали в ту сторону, куда мог податься стрелявший.

– Значит, не с горы, – спросил я, – тогда откуда, по-вашему, произведен был выстрел?

– Немного сбоку, – сказала она. – Метров, думаю, сто, не больше… Потом, когда мы выбежали, вернее, нас выгнали во двор, я будто услыхала шум машины.

Картина стала более правдоподобной. Выстрел с расстояния около ста метров. Тоже очень трудно попасть, тем более в ту же точку. И ночной прицел должен быть отменным. Я видел наш прицел. Громоздкий, тяжелый, на большом расстоянии изображение цели довольно размыто, как в отечественном телевизоре с отечественной антенной. Слышал про французские и немецкие инфракрасные прицелы. Мол, небо и земля, если сравнивать с нашим. Но можно ли в них с такого расстояния различить того, кто вышел в сумерках по естественной нужде?

– Пулечку бы ту посмотреть… – вздохнул Слава.

Я его понимал. Пуля у чеченцев. Сначала бы еще какую-нибудь деталь, подробность, позволяющую понять, что стрелял тот же самый. Пока об этом говорит лишь необычайная меткость стрелявшего. И только. Единственная зацепка. Меркулов замашет руками: чур меня, чур… Очертя голову кидаться в пекло Чечни? И чего ради? Какие у вас для этого резоны, милейший Александр Борисович? Ваша хваленая интуиция, и только?

И будет прав. Единственное, что объединяло два первых трупа, кроме меткости снайпера, – их знакомство при жизни с Сергеем Горюновым.

Слава посмотрел мне в глаза. Еще одно нераскрытое убийство на территории России: Чечня пока официально входит в состав нашей Федерации.

– Вызываем Горюнова? – спросил он.

Я поморщился. Конечно, с точки зрения следствия его допрос необходим. Кажется, я уже говорил, что Горюнов мне неприятен. Понимаю – непрофессионально, но ничего не могу с этим поделать.

Слава считывал информацию с моего лба. И потому сказал, чуть помедлив:

– А ты представь на минуточку, что он тоже был каким-то образом знаком с убитым. Значит, он – ценный свидетель!

16

На другое утро после охоты с последующим застольем генерал Тягунов проснулся не в лучшем расположении духа. Головка бо-бо, во рту стройбат ночевал. По стене важно шествовал, почесываясь, длинный рыжий таракан. Черт знает что! Охота – дело хорошее, но после подведения итогов. Нельзя начинать с того, чем следует заканчивать. Попробуй теперь укажи на существующие недостатки. Не так поймут. Начнут интриговать. Чего доброго, отошлют в столицу рапорт об аморальном поведении инспекторов Генштаба. И что это за малый все время крутился под ногами и не знал, как угодить? Вернее, знал. И даже очень хорошо знал.

Генерал посмотрел на часы. Девять ноль-ноль. Уже должен прибыть полковник Романов и сопроводить комиссию в огневой городок на стрельбы. Мол, вчера было все снегом занесено, сегодня должны бы расчистить.

Ну-ну… Одевшись, Геннадий Матвеевич вышел в коридор гостиницы. Подчиненные уже стояли там. Он хмуро, ни на кого не глядя, поздоровался.

– Запаздывает, однако, полковник Романов, – сказал кто-то.

– Возраст! – откликнулся другой. – К тому же жена молодая. Любит утром понежиться. А сам у стенки спит… Пока перелезет, вот минут десять добавь.

Все натужно рассмеялись бессмертному солдатскому анекдоту. Надо же как-то убивать время…

Тем временем Сережа Горюнов убивал время по-другому. Он подъехал к КПП на командирском «газике» и потребовал, чтобы открыли ворота. Дневальный замешкался. Сережа выскочил из машины, свежий, подтянутый, хорошо выбритый, в неизменном полушубке, и вдруг встретился взглядом с небритым сухим брюнетом, стоящим без шапки по другую сторону ворот. Сережа почувствовал, как у него похолодело внутри, под ложечкой, – по усам он узнал своего «ангела-хранителя».

– Здорово, земляк! – приветствовал брюнет хриплым голосом. – Не узнаешь, дорогой?

– Что значит – не узнаешь! – растерянно воскликнул Сережа, оглянувшись на неопрятного дневального, прислушивающегося к их разговору. – Свистунов! Почему посторонние возле части?

– Да я им уже сказал… – лениво произнес дежурный по КПП. – А они отойдут, потом снова приходят.

Только сейчас Горюнов заметил еще одного, с непокрытой головой, прикуривающего у какого-то солдатика возле дверей КПП.