Картель правосудия

Что же он имел в виду? Убивая дома таракана, я действительно в этот удар вкладываю силу, в миллион раз, пусть даже в пятьдесят два миллиона превышающую минимально необходимую. (И кстати, ведь ничего не могу с этим поделать!) Если целили в Лозинского (а смешно даже предположить, что кому-то мешала заурядная «детская» тренерша по фигурному катанию), то возможны два варианта. Недостаточно резко наведенный прицел, как у «марсиан», либо совсем наоборот – плановая обработка пространства вокруг банкира. Как превентивные точечные удары. Вроде бомбежки баз чеченских террористов… Чушь какая-то… Почему я делаю работу следователя, а не свою собственную? Почему, допустим, не Турецкий занимается этим делом? А хорошо бы сейчас в лес… «Надо полагать!». Тьфу ты…

Как только Лозинский ушел, Грязнов немедленно набрал номер Турецкого:

– Слышишь, Сашка, представь себе, что ты бьешь комара. И промахиваешься… Представляешь?

– Извини. Честно говоря, – сознался Турецкий, – я не бью комаров. У нас по всему дому Ирка понатыкала в розетки «Фумитокс».

КАТЯ МАСЛЕННИКОВА

8 февраля, утро

Сквозь сон она почувствовала, как на лоб и ресницы падает что-то прохладное и пушистое, что через мгновение превращается в маленькие капельки. Она увидела себя на берегу океана. Бриз доносит к ней брызги прибоя. Из воды манит ее к себе смеющийся Эльдар, а ветер, почему-то обжигающе холодный, шевелит ее прическу.

Катя попыталась спрятаться поглубже под одеяло, но капельки теперь катились по ее волосам. Она приоткрыла глаза.

Эльдар стоял у кровати и посыпал ее… снегом. Через открытое настежь окно в комнату врывался промозглый ветер и привычный шум утренних московских улиц.

– Вставай, красавица, проснись. Открывай давай сомкнуты негой взоры. – Он чмокнул ее в ухо и стер капельки со щеки.

– Отстань, злодей. – Катя швырнула в него тапком. Эльдар ловко увернулся и, схватив с подоконника приготовленный заранее снежок, запустил им в Катю. Она ответила вторым тапком, потом подушкой, еще подушкой, книгой, пультом от телевизора, и, когда под рукой уже не осталось ничего, кроме жутко дорогого и легко бьющегося ночника, перестрелка прекратилась и наступило перемирие.

О том, чтобы поваляться еще немного в постели, не могло быть и речи, ибо Эльдар оказался гораздо более метким и красные шелковые простыни сплошь побагровели от влаги.

– Откуда снег? – Катя выскочила из-под одеяла и с наслаждением закуталась в, слава богу, сухой еще халат.

– Дык с неба, вестимо. – Эльдар стоял у окна босиком в одних плавках. Высокий, мускулистый, поджарый, классический последний герой боевика, только «рожей не вышел» – лицо было типично русское. И на этом типично русском лице играла широкая, открытая, ехидная улыбка.

– Назаров! Наддай солидности. Сорок лет человеку, а ведешь себя как мальчишка, – фыркнула Катя.

– Эх, наша юность боевая, Сталин нашей юности полет, – мягким баритоном пропел Эльдар, прижав руку к сердцу.

Катю передернуло:

– Не произноси при мне этого слова.

– Какого? «Сталин»?

– Нет, «юность».

Для нее слово «юность» теперь ассоциировалось отнюдь не с состоянием души и даже не с возрастом. «Юность» – это фирма, и этой фирме должно срочно вернуть кредит.

Мысль о том, что кредит необходимо возвращать, а денег нет, как будто часовой дежурила у ее кровати каждую ночь и в момент пробуждения набрасывалась на нее с возрастающей день ото дня силой. Правда, кредиторы пока что не напоминали о себе. Но надеяться на то, что о ней забыли, вряд ли приходится. Кредиторы – они и в Африке кредиторы, а уж в Москве – они кредиторы втройне.

– Катюш, все у тебя получится. – Эльдар обнял ее за плечи и поцеловал еще мокрые от снега волосы. Дал Бог день – даст Бог и деньги.

– Твоими бы устами… – Катя осторожно освободилась из его объятий и убежала в ванную.

Она и сама прекрасно понимала, что неразрешимых проблем не существует. Есть только люди, не умеющие их решать. Себя она к их числу причислять не желала. В свои двадцать шесть лет Масленникова уже многого добилась от жизни и не собиралась останавливаться на достигнутом. Катя владела небольшим ресторанчиком на Арбате. Рестораном, в котором можно вкусно поесть под хорошую музыку. Конечно, в ближайшие годы ей не грозило причисление к первой десятке столичных нуворишей, но на обеспечение независимости и в жизни, и в бизнесе пока хватало.

– Дорогая моя Катерина Ивановна, а не махнуть ли нам за город? Последний снег все-таки, – мечтательно спросил Эльдар через дверь.

– У меня работа, – безапелляционно заявила Катя, выходя из ванной и на ходу вытирая волосы. – И потом, откуда тебе знать, последний это снег или нет. Это тебе, жрецу искусства, лишь бы побездельничать. А у меня работа.

– Ошибаешься. Жрецы как раз у тебя в ресторане и засели. Только и делают, что жрут, а когда не жрут, то кушают. А я – художник нот… и рыцарь слова. И в данный момент остро нуждаюсь в энергетике лесов, полей и рек. Короче, поехали. Никуда твоя работа не денется.

– Не могу.

– Но хочешь же. По глазам вижу, хочешь. Поехали.

– Нет.

– Поехали.

– Нет.

– А я говорю, да! – Эльдар завалил Катю на кровать и обрушился сверху. – На работу все равно не пущу. Давай хоть в поля съездим.

Катя некоторое время посопротивлялась, скорее для виду. Мысль выбраться на природу была довольно заманчивой. Она бросила взгляд на запыленное пианино, которое почти в идеально чистой квартире выглядело анклавом городской свалки, и сказала:

– Да…

Толщина слоя пыли на пианино строго зависела от отношений Кати к текущему спутнику жизни. Каждая обида и крупная ссора обычно выливалась в то, что Катя садилась за инструмент и играла один отрывок из сборника сонат Бетховена. Сонат в книжке было двенадцать. С последними аккордами последнего произведения великого немецкого композитора любовная связь обрывалась.

С Эльдаром они уже год вместе, а сыграна только вторая соната.

Он ворвался в ее жизнь совершенно неожиданно. Увидел на улице и пошел следом, по дороге скупил у какого-то кавказца целое ведро гвоздик и, догнав Катю, встал перед ней на одно колено прямо на снег:

– Девушка, позвольте подарить вам скромный букет, от чистого сердца.

А потом пригласил в ресторан. В ее собственный ресторан, о чем ничуть не подозревал, и они сидели за столиком, он держал ее руки в своих, а ее официанты и повара по очереди выглядывали из кухни посмотреть на нового ухажера хозяйки. Он оказался певцом, а Катя как раз подыскивала себе музыкантов для вечерней программы, и он скромно предложил свои услуги.

Пел он, правда, неплохо. Шансон, немного лагерной тоски, но ничего вульгарного. В общем, публика была в восторге. После закрытия они выпивали по бокалу шампанского и съедали свой не то завтрак, не то ужин.

А потом он перевез свой немногочисленный скарб в эту квартиру на проспекте Мира. И Катя получила возможность слушать его пение в любое время суток.

– …Но позвонить на работу я должна. – Она попыталась высвободиться.

С довольной ухмылкой на лице, лишь чуть-чуть привстав, Эльдар подал ей трубку. И Кате ничего другого не оставалось, как разговаривать со своим управляющим, лежа на сырой кровати.

– Соснин слушает. – Юра Соснин был, как всегда, безукоризненно вежлив.

– Здравствуй, Юрочка. Масленникова. Я буду попозже.

– Понял, – Соснин не стал задавать лишних вопросов, видимо отчетливо слыша в трубке чужое сопение.

– Нужно съездить к Гараняну, переговорить о поставках кьянти. Он в прошлый раз обещал мне новый договор и пятипроцентную скидку как постоянному клиенту. Особая вежливость ему противопоказана – он скряга и хам. Будешь его развязно любить с порога, брызгать слюной и поздравлять с переходом наших отношений на качественно новый уровень. Главное, не дать пойти на попятную. Вопросы есть?

– Катя, я нашел покупателя на наши машины и взамен подходящий небольшой фургон в аренду, но нужно решать поскорее. Тебя это устраивает?