Штрафной удар

Рыбак почесал затылок огромной пятерней и выдавил:

– Двадцать миллионов марок.

Ни шиша себе, подумал Денис. Хотя… а вообще это много или мало для футбола?

Словно услышав его мысли, Турецкий разъяснил:

– Суперзвезды стоят в несколько раз больше. Но для русского футболиста – это очень неслабо, наших давно дорого не покупали.

– Тем более в ведущие европейские чемпионаты, – вставил Рыбак. – Еще и престижно.

– Но этого купца ты же послал подальше, – напомнил Турецкий. – Или нет?

– Да послал, послал, – досадливо поморщился Рыбак. – А самому парню, ну Комарову то есть, даже не говорил ничего. Да и вообще, кроме меня и Рябова, никто не в курсе был. Даже в прессу ни полслова не просочилось. Очень уж все не вовремя тогда случилось. За два тура до конца чемпионата. Ну его, думаю, еще снесет пацану крышу. Пусть пока играет спокойно, раскрепощенно. А то кто ж знает, что с игроком сделается, когда он узнает, что за него двадцать «лимонов» дают. Неужели думаешь, что Брюкнера рук дело?

– Кого? – переспросил Денис.

– Герхард Брюкнер, – объяснил Турецкий, – владелец «Олимпии» из Штутгарта. Тот еще фрукт. Я тебе, Денис, пожалуй, тут помогу по своим каналам, подкину кое-какое досье на него.

Немецкая версия. «С немецкой аккуратностью… – сказал Бондаренко на своем чудовищном английском, – банк поменялся, ага, но деньги… сбросили вовремя…»

Это прозвучало как извинение то ли за ранний звонок, то ли за типично славянскую безалаберность. Или Герхарду Брюкнеру только хотелось, чтобы это походило на извинение. На самом деле конечно же никто перед ним не извинялся, Бондаренко вообще никогда не извиняется, он понятия не имеет, что это такое! Брюкнер выругался, посреди фразы поймал себя на том, что бранится по инерции на английском, и с досады швырнул подушку на пол.

Шести еще нет! Зачем нужны миллионы, если каждый божий день приходится вставать затемно, вместе с турками-разнорабочими?! Он прошлепал к окну, нарочно волоча ноги, словно тяжелобольной.

«С немецкой аккуратностью».

…Карниз опять покрылся зеленым налетом.

«С немецкой аккуратностью»!

Болван наивный! Где ее теперь сыщешь, немецкую аккуратность?!

Чтобы убить время до шести, приказал, вопреки привычке, подать кофе, но горничная, выходя, слишком резко хлопнула дверью, и сразу пропало всякое желание пить: наверняка она и готовила его небрежно, порывисто… одним словом, не так, как следовало бы! Наконец часы на ратуше пробили шесть раз. Рауль не позвонил: вот вам еще один образец немецкой аккуратности, подумал Брюкнер, но уже с удовлетворением. Он даже в мыслях не называл отца «отцом» – только Раулем. Может, стряслось что-нибудь? Арабы очередной небоскреб подорвали? Он включил телевизор.

«Hier ist das erste Deutsche Fernsehen mit der Tagesschau» («В эфире Первое немецкое телевидение с обзором дня»). Нет, вроде бы никто никого не взорвал… Или это намек: он, мол, теперь американец или бразилец, один черт – кто угодно, только не немец, и, значит, может позволить себе маленькую непунктуальность? Ну слава богу, наконец-то…

– Немец-перец-колбаса, тухлая капуста, слопал кошку без хвоста и сказал, что вкусно! – прокричал Рауль с темпераментом истинного латиноамериканца. – Слышишь шторм?

В трубке раздалось треньканье с потугами на джазовую импровизацию, вперемежку с пьяными голосами и завыванием ветра.

– Ты в море?

– В океане, герр Брюкнер! Чувствуешь разницу? Хотя где тебе…

– Что с Лиссазо? – спросил Брюкнер, хотя волновало его совсем другое: какого дьявола Рауля понесло в Штаты и что это за вечеринка посреди океана?

– Пропал твой Лиссазо. Получил задаток и укатил с какой-нибудь мулаткой в Рио. Ты что, не знаешь этих черномазых? Ничего, вернется, никуда не денется. Через неделю или она ему надоест, или деньги кончатся. Хочешь поболтать с Кином?

– У вас там что, шоу всех звезд?

– Нет, кое-кого не хватает. Ладно, мне еще нужно поговорить с одним сенатором.

Брюкнер несколько секунд сидел в оцепенении, потом вспомнил про отчет, до которого вчера не дошли руки.

«…По свидетельству источников, заслуживающих полного доверия, в августе прошлого года, за месяц до совершения террористических актов (которые американцы до сих называют не иначе как „началом войны“), журнал National Examiner поместил статью о связи президентской семьи с нацистами до и во время Второй мировой, недвусмысленно обвиняя их в финансировании холокоста. По словам Джона Лофтуса, консультанта телепередач „60 минут“ на CBS и Prime Time на ABC, автора книги „Тайная война против евреев“, „богатство этой семьи пришло из Третьего рейха“.

Расследование, проведенное Лофтусом совместно с Вебстером Терпли и Антоном Чейткином в преддверии президентских выборов, обнаружило «зловещую связь» между кланом нынешнего президента США и нацистами. Вебстер и Чейткин в своей книге «George Bush: The Unautorized Biography» утверждают: «…семья президента сыграла важную роль в финансировании и вооружении Гитлера при его восхождении в Германии и способствовала росту военной индустрии нацистов, воевавших в том числе и против Соединенных Штатов».

Документы, обнаруженные исследователями в вашингтонских архивах, раскрывают следующие факты: дед и прадед нынешнего президента управляли несколькими финансовыми компаниями, занимавшимися исключительно обслуживанием нацистов. Они кредитовали германскую военную промышленность, а также осуществляли поставки стали для гитлеровской военной индустрии. (В то время как их сын и внук, будущий президент Соединенных Штатов, проходил курс подготовки в школе военных летчиков, готовясь принять участие в войне против фашистской Германии и ее союзников.)

Результаты расследования деятельности принадлежавшей семье корпорации можно назвать просто ошеломляющими: благодаря сотрудничеству с Union Banking Corp Германский стальной трест производил 50 % чугуна Третьего рейха, 35 % взрывчатых веществ, 45 % труб, 38 % специальной гальванизированной стали, 36 % стального листа и пр. Совладелец Union Banking Corp Фридрих Флик на Нюрнбергском процессе был приговорен к семи годам тюремного заключения.

Таким образом, корпорация Union Banking стала крупнейшей «прачечной», отмывающей деньги нацистов в Соединенных Штатах».

Какой кошмар! Если чертов Vater[2 - Отец (нем.).] благодаря этому сможет легально осесть в Штатах – все, конец налаженному бизнесу.

Естественно, скандал с семейством Буш никто раздувать не станет, замяли же, что у них теснейшие связи с кланом Бен Ладенов. Но если Vater под шумок, кое-кого пошантажировав, добьется легализации… А шантажировать и скандалить он будет, разумеется, с помощью Кина – тот на такие дела мастер… Насколько Vater посвятит Кина в свои тайны? Что будет с конторой в Рио? Не захочет ли Кин за свои услуги прибрать контору к рукам? А что будет, если у папаши ничего не получится? Его посадят? Он вернется к работе и все пойдет как прежде? Будет нарываться, пока не нарвется на пулю?

Что-то подсказывало Брюкнеру, что как прежде уже не будет. Vater не захочет больше в Бразилию. Капитала ему на оставшийся век хватит. Герхарду тоже хватит, конечно. Но глупо отмахиваться от денег, которые сами плывут в руки.

Чертов Vater!!!

Все знакомые, и даже жена и дети, знали, что Герхард Брюкнер осиротел семи лет от роду. Его родители небедные, но и не слишком богатые бюргеры (у отца якобы была небольшая ткацкая фабрика) погибли, когда американские самолеты бомбили Дрезден. Герхард избежал их участи только потому, что в это время воспитывался в католическом монастыре в Швейцарии. Небольшой капитал, удачно размещенный отцом там же, в Швейцарии, помог Герхарду закончить образование и начать собственное дело.

Эту историю знали все. И пока не истечет срок давности за нацистские преступления, а он не истечет, очевидно, до кончины последнего нациста, Брюкнер никому не собирался открывать правду. Ибо правда состояла в том, что его родитель самый настоящий махровый наци, гестаповский чин, близкий друг и соратник небезызвестного Мюллера, группенфюрера СС, начальника IV отдела РХСА. Вместе с шефом он избежал Нюрнбергского процесса, драпанув в Южную Америку. После пластической операции и смены имени папа превратился в бразильца Рауля Риверо и вплоть до 1953 года не давал о себе знать. Только деньги, исправно поступающие на банковский счет Герхарда, говорили о том, что Vater жив, не пойман и, очевидно, неплохо себя чувствует. То есть пока Герхард учился в школе, он, как и все остальные, полагал, что отец вместе с матерью погибли при бомбежке – так сказали ему учителя. Но когда Герхарду исполнилось четырнадцать, он однажды нашел в своей Библии запечатанный конверт (как он туда попал, так и осталось загадкой), в котором лежал ключ от камеры хранения на железнодорожном вокзале в городке, где располагался монастырь. А в камере хранения лежал еще один конверт…

Герхард не помнил почерка отца, у него не осталось ни одной бумаги, ни одного письма, написанного им, но он сразу понял, от кого это послание. И вначале перепугался, что оно с того света, а прочитав, чуть было не побежал делиться радостью с однокашниками. Отец дал понять, что он выжил, но вынужден скрываться и не может пока встретиться с Герхардом, однако будет теперь более или менее регулярно писать. Но никому, даже самым близким друзьям, если таковые имеются, категорически нельзя об этом говорить. Из этого же письма Герхард узнал, что мать действительно погибла при бомбежке и похоронена на солдатском кладбище, которое оказалось теперь на территории ГДР.

О том, от кого и почему скрывается его отец, Герхард узнал гораздо позже и вначале ужасно испугался. Что, если о его происхождении станет известно? Однако Vater в его биографии умудрился следов не оставить. Из архивных документов Герхард узнал, что в Дрездене и в самом деле проживала семья Брюкнеров и у них был сын, тезка Герхарда, того же возраста, что и Герхард. Брюкнеры-старшие действительно погибли во время бомбежки, а о дальнейшей судьбе их сына документы умалчивали. Герхард же предпочел даже не задумываться. Он больше не беспокоился.

Будучи очень основательным молодым человеком, он долго просчитывал, в какой области приложить свои способности для получения максимального результата, и в конце концов остановился на спорте. Герхард видел и понимал, что послевоенное деление мира сохранится надолго, новой войны не предвидится, а при этом люди просто не могут не болеть и не страдать. Новой страстью человечества, источником боли, радости, источником острых ощущений становится спорт. Это новая любовь, наркотик для многих, возвышенное влечение, вселенское поветрие. Спорт будоражит и захватывает прежде всего в силу заключенной в нем потенции ускорения и интенсификации мирочувствования, миропонимания, мироощущения. После Пеле и Гарринчи, Брумеля и Бимона, Фишера и Капабланки человечество уже никогда не будет прежним. Они совершили революцию, толкнули мир от цивилизации постиндустриальной к цивилизации информационной не меньше чем профессор математики Массачусетского технологического института Норберт Винер, чьи труды по кибернетике переносят нас в компьютерный век, в виртуальную реальность.

13 февраля

(продолжение)

– Может, сделать официальный запрос «Олимпии» или немецкой футбольной федерации? – с какой-то безнадежной интонацией в голосе сказал Рыбак.

– Ни в коем случае! – испугался Турецкий. – Ты что! Если мальчишка тебе голову морочит, то ведь не от большого же ума, им кто-то руководит, возможно, тот же брат его, и если они с немцами уже нашли общий язык, то ты сейчас правды не добьешься. Лучше это мы сами выясним, в Германии он или нет.

– Как же ты это узнаешь? – с сомнением поинтересовался Рыбак.

– Во-первых, узнаем, не вылетал ли Комаров в Германию за последние две недели.

– Блестяще, – саркастически кивнул Рыбак. – А поездом, а морем, а на автобусе, а на машине, в конце концов? Ты думаешь, все это можно проверить?!

– Не твоя забота, – отрезал Турецкий.