Братья и сёстры, в каждом из нас есть и Марфа, и Мария, каждый из нас, как Марфа, должен заботиться о своей плоти и о мирских делах. Но чего не должен каждый из нас делать, так это выходить за пределы положенного на эти заботы.
Господь поставил всё на свои места, как вы знаете, одним словом. «Марфа! – обращается Он к каждому из нас, – ты заботишься и суетишься о многом. А одно только нужно». Без этого одного «всё – суета», как сказал в своё время Экклесиаст. Даже то, что в этом мире от Бога, если оно оторвется от Бога, станет суетой. Все попечения мирские – и житейские, и бытовые, и домашние, и государственные, и экономические, и политические – становятся суетой, если они стоят не на своём месте, если они не знают своих границ.
«Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом». Действительно, часто нет предела этим заботам и этой суете внешней жизни. «А одно только нужно. Мария избрала благую часть, которая не отнимется у неё». Мы с вами, братья и сёстры, как та Мария, тоже избрали благую часть, которая не отнимается у нас, если только не восстанет суета на сердце наше.
Удивительным образом этот отрывок из Евангелия, говорящий о двух сестрах, Марфе и Марии, живших недалеко от Иерусалима, читается тогда, когда мы почитаем иную Марию – Матерь Божию. Почему же? Да потому, что в ней как раз и не было этого конфликта, в ней не было суеты. В Деве Марии не было конфликта Марфы и Марии. Она тоже знала заботы, она тоже знала хлопоты, она тоже знала страдания – однажды меч прошёл через её душу. Но никогда она не оставляла «единого на потребу», того, что «одно только нужно». И воистину блаженна она, носившая Господа, блаженны и сосцы её, Его питавшие!
Братья и сёстры! Если мы с вами будем слушать слово Божье и соблюдать, сохранять и исполнять его во всём, то тоже удостоимся того же блаженства!
Аминь.
Как без любви к ближнему не может быть любви к Богу, так без веры в человека не может быть веры в Бога
Слово на Вечерне (Быт 28:10–17)
20 сентября 2010 года
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Братья и сёстры, христиане!
Мы слышали сейчас чтение пророческого и потому очень важного места из Священного писания, из книги Бытия. Ведь вы знаете, что Моисей, с именем которого связывают Пятикнижие, всегда считался пророком. Мы чаще всего воспринимаем Моисея скорее как законодателя, как того человека, через которого Господь дал людям Закон Своей правды, Своей справедливости, такой Закон, который устраивал бы и Бога, и людей, который был бы для них приемлем. Очень часто именно Закон воспринимается нами как то связующее звено, которое соединяло Небо и землю в эпоху Ветхого Завета – эпоху не очень длительную, но и не маленькую, ведь эта эпоха Закона длилась больше тысячи лет, двенадцать-тринадцать веков. Конечно, это верно, однако не только таким образом связывался с Небом человек Ветхого Завета, познававший Бога через Закон и через веру.
Эпоха Закона была бы слишком тяжкой, если бы она не была почти одновременно с тем и эпохой пророков, эпохой царей и эпохой завета с Левием. То есть это была эпоха Иерусалимского храма с его законными жертвами – прообразовательными и очень актуальными для всякого человека, – которые хотя и не освобождали никого окончательно от рабства греху, но всё-таки очищали людей и призывали их к чистоте. Все традиции, все обряды, как и жертвоприношения Иерусалимского храма, были направлены именно на укрепление связи между Небом и землёй, и богоизбранный народ, ветхозаветная церковь – церковь Моисея, пророков, царей и священников – очень много делала для того, чтобы не потерять связи с Богом.
Достигла ли она своей цели? Этот вопрос оказывается достаточно трудным. С одной стороны, не достигла, потому что чем более люди углублялись в тайну Закона, чем более они хотели быть праведными – правыми пред Богом, пред людьми, пред другими народами, – тем больше они оказывались неправыми. Когда пришёл Закон, – говорит апостол Павел, подводя итоги этой эпохи, – не только ожил, но и укрепился, умножился грех. Но он же говорит и о том, что когда умножился грех, вызванный к жизни этим откровением – пророческим откровением закона, правила, правды, справедливости, праведности, – тогда стала преизобиловать благодать (см.: Рим 5:20).
С одной стороны, для богоизбранного народа Небо закрылось. Бог оставался верен Своему избранию, но народ, казалось, остался верен только лишь по букве и внешней форме, а сердце его далеко отстояло от Того, Кого они призывали в своих молитвах и жертвоприношениях. Поэтому Бог отгородился от этого народа. Он не предал его так, как этот народ предавал своего Бога, но Он от него отгородился, закрыв Небеса. Так что та самая связь, ради которой всё и делалось – связь с Богом, – прервалась, несмотря на существовавшие тогда ещё законные жертвы, несмотря на то, что сам народ был уверен в том, что он продолжает хранить Завет. Да, религия Завета превратилась в частную национальную религию маленького народа, и всё…
Но есть и другая сторона. Есть то, что было прообразовано ещё Моисеем. Есть, в частности, тот образ, о котором мы слышали в прочитанном сейчас месте из Писания. Иакову по дороге в Харран было дано некое откровение. Откровение, которое, с одной стороны, изложено очень просто, ясно, почти по-детски, а с другой – откровение непростое. Конечно, оно вполне соответствовало мечте Израиля о единстве Неба и земли. Иаков – он же Израиль – провиденциально видит во сне лестницу, которая, как говорит нам Писание, соединяла Небо и землю (Быт 10:12). Естественно, ангелы Божьи поднимались и спускались по этой лестнице, символизируя собой это единство, а на вершине лестницы – на Небе – стоял
Сам Господь, Который обратился к Иакову. Он повторил Своё обетование, снова засвидетельствовав, что Он есть Тот Бог, в Которого должен верить Израиль и все потомки Авраама по вере. Он – Господь, Бог Авраама, Бог Исаака, в конце концов, Бог самого Иакова-Израиля. Господь повторяет и обетование о земле: «Я дарую тебе и твоим потомкам землю, на которой ты лежишь. И потомки твои будут многочисленны, как песок, и рассеются по всему миру на все четыре стороны – на запад и восток, на север и юг. И когда это произойдёт, – говорит Господь, – ты и твои потомки будете благословением для всех остальных народов» (Быт 28:13–14). «Я с тобой, – повторяет Господь Иакову, – где бы ты ни был, куда бы ты ни пошёл. Я буду тебя хранить и верну тебя обратно в эту страну. Я тебя не оставлю и исполню всё, что обещал» (Быт 28:15). Да, такое обращение народа обещано Богом. Народ должен вернуться назад к своему Богу, как бы далеко он ни отошёл от Него. Иаков понимает значение виденного им во сне. Он приходит в восхищение от того, что Господь пребывает на этом месте, и, понимая это, в ужасе говорит, что это место страшно, потому что это – дом Бога, это – врата Небесные! (см.: Быт 28:17).
Что это значит для нас, дорогие братья и сёстры? Ведь не случайно мы читаем этот отрывок именно сегодня. Что за дом Божий и врата Небесные видит в этом откровении Иаков, древний, ветхий Израиль? Безусловно, это место можно прочитать как мессианское. Это мессианское откровение, потому что от Израиля произойдёт Тот, Кто соединит Небо и землю – наш Господь Иисус Христос, и верующие в Него от Израиля пойдут от Иерусалима во все стороны света – на север и на юг, на запад и на восток – и будут многочисленны, как песок морской. Именно духовные потомки Иакова-Израиля расселятся по всему миру и станут благословением для всех народов земли; именно они нуждаются в подтверждении того, что с ними Господь, и потому слова Божьи «Я с тобою» актуальны всегда.
В данном Иакову откровении есть ещё один важный смысл. Если лествица – это в первую очередь образ Того, Кто соединил Небо и землю в Себе и Собою; если это образ явления
Христа, образ Его действия в Народе Божьем по всей земле; если на Небе сверху пребывает Отец Небесный; если именно Господь стоит на вершине и показывает всем путь, – то что же есть на земле? На земле есть много того, на что может опереться эта лествица. Именно эта земля вместе со Христом и всеми Небесными силами есть дом Божий и врата Небесные, и в этом образе земли, дома и врат мы узнаём Церковь, а образом Церкви всегда была Божья Матерь.
Церковь есть Невеста Агнца, и Дева Мария сыграла особую роль в Боговоплощении – не просто как обычная земная женщина, которая может совершить святое дело деторождения. Дело даже не только в том, что она сделала это абсолютно целомудренно, ничем не повредив своей девственности и чистоты. Ещё важнее то, что она стала домом для Христа и для Его возлюбленного ученика, а через него и для всей Церкви. Мы называем её Божьей Матерью не случайно, но именно потому, что она дом Божий и врата Небесные. Через неё, как через врата, входит в мир Господь. В этом доме можно жить, и Тело Христово продолжает жить и не умирает. Тело Христово, Церковь, продолжает расти. Дом Божий растёт, и мы верим в то, что Божья Матерь – Дева Мария – продолжает жить во Христе так, как живёт в Нём Церковь. Церковь – земное продолжение Христа, и Дева Мария была первой, через кого эта Церковь стала осуществляться в людях.
Образ Девы Марии не просто женственный образ, в ней есть и удивительные черты мужества. Она как бы преодолела в себе ту однобокость всякого пола, которая требует восполнения и часто вредит человеку, она преодолела ту односторонность, которая может родить лишь похоть. Конечно, Дева Мария была человеком и по-человечески, живя на земле, имела если не грехи, то свои немощи. Об этом упоминает даже Писание и делает это удивительно бесхитростно и просто. Да, Дева Мария могла когда-то не понимать, Кто её Младенец, могла за Него бояться, беспокоиться и пока Он был ребенком, и тогда, когда становился совершеннолетним, а дальше ещё больше. Когда Он вышел на служение, ей стало только страшнее.
Всё это нисколько не умаляет её образ. Для нас важна именно подлинность человеческого образа Девы Марии. Если бы она не была немощной, она не была бы человеком. Христиане долгое время пытались утверждать именно это. Сейчас на Западе, в католической церкви, ещё есть так называемый догмат о непорочном зачатии Божьей Матери, который утверждает, что она была зачата своими родителями непорочно и не находилась под влиянием первородного греха, в отличие от всех людей на земле. Слава Богу, православная церковь, несмотря на огромное давление Запада, всё ещё сохраняет изначальную веру, говорящую нам о том, что Дева Мария была таким же человеком, как все. Она не была изъята из сферы действия первородного греха, и, как и все люди, она нуждалась в искуплении. Именно поэтому её подвиг любви, чистоты, веры и надежды особенно велик.
Она долгое время сохраняла, как замечательная жемчужница, драгоценный жемчуг – Самого Господа нашего Иисуса Христа. Она охраняла Его от врагов, от болезней, от всего того, что грозило Иисусу на этой земле как человеку. Конечно, она была не одна. Мы помним о «святом семействе», которое было в первую очередь семьёй по духу и лишь потом семьёй по плоти. Здесь нет никакого расхождения между одним и другим. Божья Матерь являет собой образ полной самоотдачи Богу, Христу и людям, и поэтому не случайно, находясь на кресте, наш Господь обращается к ней и отдаёт ей в сыновья Своего любимого ученика Иоанна Богослова, человека великих прозрений и великого духа. Она должна была хранить и его, чтобы сохранились все его дары.
Правда, не только Божьей Матери, но и Иоанну даются великие обетования. Вы помните, что сказал ему Господь: «ЕслиЯ хочу, чтобы он пребыл, пока не приду…» (Ин 21:22). Таким же образом, как Иоанн, пребывает и Дева Мария. И он, и она – та земля, на которой стояла лестница Иакова. Христос мог опереться на Своих ближних и близких, а без этого не было бы лестницы. Если бы был только верх, но не было низа, это уже было бы что-то иное. Без Девы Марии, без любимого ученика, без друга Жениха, без опоры, без Церкви
Христу было бы невозможно соединить Небо и землю, открыть Небеса и заключить Новый Завет.
Поэтому мы так глубоко чтим Богоматерь, и, проявляя любовь к Богу, проявляем любовь к Церкви и с радостью узнаём образ Церкви в каждом образе Богоматери, в каждом Её изображении. Когда-то я уже говорил о том, что Церковь не имеет адекватной иконы самой себя. Есть иконы Пятидесятницы – дня рождения Церкви, – но нет иконы Церкви во всей совокупности её исторического бытия. На месте иконы Церкви стоит икона Богоматери, потому что именно образ Богоматери открывает нам основные качества исторического пути в эпоху Церкви. В этом легко убедиться, это легко увидеть, лишь однажды в жизни с открытым сердцем подойдя, скажем, к образу Владимирской Богоматери – величайшей, лучшей иконе Божьей Матери.
Сегодня мы начинаем празднование Рождества Богородицы. Это праздник надежды, веры и доверия. Когда всё плохо, когда Небеса закрыты, когда человек перестаёт слышать Бога, а Бог не может увидеть обращённый на Него взгляд человека, – тогда в этой тьме возжигается огонь, загорается свет надежды. Именно таким светом стало рождение Божьей Матери. Когда она родилась, человечество уже могло знать, что оно не погибнет, что Господь снова идёт навстречу каждому человеку.
Её рождение не было великим историческим событием, и мы ничего о нём не знаем с точки зрения истории. Есть догадки и образы, есть мифы и легенды – замечательные, красивые, говорящие, например, о том, что она ещё в очень юном возрасте, будучи девочкой, становится выше иудейских первосвященников, опережая их на пути во Святое Святых. Будучи меньшей среди всех, она становится большей благодаря своей тишине, миру, безмолвию и безмятежию в сердце, благодаря «нетленной красоте кроткого и молчаливого духа» (1 Пет 3:4). Мы понимаем, что мы уже никогда не узнаем исторических обстоятельств её рождения, но, положа руку на сердце, мы можем сказать, что это и не так важно. Это неинтересно, потому что какими бы ни были эти исторические обстоятельства, они ничего не добавят к нашей вере и ничего от неё не отнимут.
Духовное значение Рождества Богоматери остаётся для нас великим, потому что не было бы её – не родился бы на земле в нужном месте и в нужное время наш Спаситель. Именно она – единственная избранница Божья, и никто другой. Поэтому мы так радуемся тому, что ничто из того хорошего, что Бог дал Своему народу в Ветхом Завете, не пропало. Если была она, если были Иоанн Предтеча, и Иоанн Богослов, и вся первообщина учеников, кроме предателя – значит, пусть даже большая часть народа не воспринимает этого откровения и не идёт вослед Христу, всё равно ничто не было напрасно и ничто не погибло. Во Христе всё воскресает и исполняется, но Бог действует через людей, и мы с великим благоговением и почтением относимся к этим людям, мы величаем их святыми, чистыми, исцелёнными, спасёнными, ходатайствующими за весь мир. И когда мы это утверждаем, мы всегда правы.
В наше время почитание Богоматери, как и вера в Бога и человека, подвергается испытаниям. Кто-то слишком чтит её, почти обоготворяя, а кто-то к ней равнодушен, потому что боится признать действие Божье через людей на этой земле – таких, какие они есть, не сказочных, не идеализированных, а реальных. Очень многим людям непонятно, как Бог может действовать через таких существ, которые каждый день готовы отвернуться от Него и чуть ли не предать Его – если не словами, то делами, если не делами, то помышлениями. В очень большой степени (и об этом уже было сказано с великой силой сто лет назад) дело возрождения веры в Бога, дело Его оправдания, или теодицеи, зависит от оправдания человека – такого, каков он есть в реальности жизни, или от антроподицеи, а значит, и от веры в человека. Как без любви к ближнему не может быть любви к Богу, так и без веры в человека не может быть веры в Бога. Без оправдания реального человека, без вйдения его богообразности и богоподобия не может быть оправдания Бога, а значит и живой веры в Него и жизни в Нём. Все разговоры о Царстве Божьем окажутся для нас пустыми и ничего не значащими, если мы не поймём, что в этом Царстве живёт и Бог, и человек, если мы не проникнем в тайну человеческой личности и церковности, а значит и человеческой соборности.
Патриарх Иаков лег спать, подложив под голову камень, и тогда он увидел во сне лестницу, соединявшую Небо и землю, и ангелы Божьи поднимались и спускались по ней, а Господь стоял на вершине. Неслучайно Христа называют краеугольным камнем нашей веры и Церкви. Неслучайно таким же камнем является каждый святой человек. Патриарх Иаков, будучи от земли, укрепился на камне и увидел великое видение. Пусть каждый из нас найдёт для себя такой камень, чтобы смочь обрести то вдохновение от видения единства Неба и земли, какое обрёл древний патриарх Иаков!
Аминь.
Нестяжание, целомудрие и послушание являют в Богоматери свой новозаветный смысл
Слово на Утрене
21 сентября 2010 года
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Братья и сёстры, христиане!
Можно очень много говорить о Всесвятой Богородице. Для нас очень важно то, что Церковь её назвала той, которая была выше не только грешных людей, но и безгрешных ангелов. Она – «чествуемая превыше херувимов и славная несравненно более серафимов». Ничего больше Церковь не могла себе представить, как поставить человека выше всех ангельских чинов. Церковь назвала её всеми приложимыми к человеку эпитетами, какие только возможны. В частности, она названа Все святой, а в славянском переводе даже слишком сильно – Пресвятой, т. е. святой в высшей степени, что, может быть, не совсем точно. По-гречески буквально звучит именно «всесвятая», а не «пресвятая» – «панагия». Так же как мы сейчас в богослужении говорим: «Всесвятая Богородица, спаси нас» – а древнее церковное предание требует от нас на агапической трапезе (важно, что это агапическая традиция) такой любви, взаимных чувств и взаимопонимания, чтобы Всесвятая Богородица помогала нам. В древней традиции не говорили «спаси нас», тогда было принято именно «помогай нам». Сразу после имени Святой Троицы, которое восхвалялось всегда на каждой агапической трапезе в древней церкви, церковь призывала на помощь Всесвятую Богородицу – даже раньше апостолов и тем более всех остальных святых.
Это всё очень значительно ещё и потому, что это обращение всё-таки к женщине. Для древнего мира такое было невиданно. Хотя в языческих культах бывали богини, но, конечно, такого почитания среди народа не достигал никто из людей, тем более из женщин. Может быть, разве что Восток мог так относиться к женскому началу жизни мира, но осмыслял это очень по-философски. А в христианстве в ответ на это родилось учение о Софии. Богоматерь сама – Пресвятая София, поскольку воплощение Премудрости – Христос. Кафедральные соборы сначала строились в честь Христа и назывались Софийскими, потом их стали возводить в честь Святой Троицы, а затем центральными оказались храмы, где более всего почиталось успение Богоматери, и они стали называться Успенскими. Такая переакцентировка сложилась исторически, но совсем не случайно. Мы всегда помним, что воплощением Премудрости Божьей является Христос, что сама Премудрость Божья принадлежит Отцу, Сыну и Святому Духу, но очевидным образом явлена она была в жизни и особенно в преставлении Богоматери.
Рождество только начинало этот подвиг её жизни. В нём была сильна традиция, неслучайно в величании сегодняшнего праздника мы поём: «.. и почитаем святых твоих родителей». Это характерно и примечательно тем, что так оправдывало семью и деторождение всё ветхозаветное общество. Семья и деторождение имеют оправдание пред Богом только тогда, когда в них есть вечный смысл, а этот смысл в Ветхом Завете заключался только в одном – нужно было родить такое дитя, которое сможет послужить Богу целиком и полностью. Это же мы видим потом в дальнейшей её жизни, когда Она сама становится матерью Мессии-Христа. Ради этого создавались семьи и продолжался человеческий род. Он продолжался не сам по себе и не сам для себя, как часто думают теперь. Сегодня человек обычно хочет продолжать в своих детях себя, хотя это, конечно, совершенно языческое, эгоистическое и бессмысленное представление о сути деторождения. Поэтому постоянно мы сталкиваемся с разного рода противоречиями, семейными трагедиями, расстройствами, когда люди теряют всякий смысл, всякую надежду, а в итоге приходят к потере своей семьи и своих детей.
Дева Мария была самым традиционным человеком. Она была тем звеном, которое завершило ветхозаветный период, требующий постоянного многочадия, деторождения, потому что иначе в жизнь не мог бы войти Мессия-Христос. Но она же начала и новую жизнь, через неё возникло новое представление, новое откровение о жизни человека на земле. Бог, несмотря на то, что небеса оставались для людей закрытыми, приходит к ней, конечно, не непосредственно, но через Своего ангела. Бог открывается ей, но при закрытых небесах, и это совершенно удивительно, хотя для этого потребовались посредники – ангелы, потому что иначе пришлось бы открыть небеса. Они открылись позже, лишь при заключении Нового Завета, при исполнении всех христианских пророчеств. Поэтому Дева Мария рождает Сына, исполняя этим смысл истории Ветхого Завета, завершая его период. Она рождает Сына не так, как все, но оставаясь целомудренной и девственной, в полноте любви.
Мы с вами веруем в девственность Богородицы в том смысле, что она сохранила целомудрие, т. е. абсолютную целостность. Рождение в ней ничего не разрушило и не повредило, она осталась целиком принадлежащей Богу. Конечно, эта её удивительная способность привела к тому, что она стала большей среди всех людей. В то время были праведники, пророки, гении, были и святые, в конце концов, её родители. Но она стала большей, будучи совершенно убогой, а это означает не просто смирение. Убогость – удивительное слово. Как говорится в песнопениях праздника, Господь, Отец Небесный, призирает на убогость Своей рабы. Здесь слово «убогость» имеет смысл «жить у Бога». С другой стороны, убогость – это и истощение, т. е. кёносис. Божья Матерь была настолько убога, что у неё ничего не было и ей ничего не было нужно. Она вообще ничего для себя не требовала. Это удивительное свойство, которое потом привело Церковь к выводу, что «Бог гордым противится, а смиренным (и убогим), даёт благодать» (1 Пет 5:5). Те, кто хотят чего-то для себя в этом мире, в этой жизни, богатеют здесь, но они беднеют на небесах, они уже разрушают в себе то начало новозаветного откровения, которое позволяет нам во Христе и через Христа отдать Богу своё сердце и ничего не хотеть для себя, не иметь ничего своего.
Потом это качество, столь важное в христианстве, было переведено на рельсы монашеской традиции и стало толковаться исключительно в ветхозаветном духе. Обеты монашества – нестяжание, целомудрие и послушание – почти полностью описывают образ Богоматери. Неслучайно во многих монастырях особенно развилось её почитание, потому что именно она достигла этих качеств в полноте, как и Предтеча. Церковь вообще часто ставит рядом две эти фигуры – Божью Матерь и Иоанна Предтечу. К сожалению, служение Предтечи порой смешивается со служением Друга, т. е. со служением любимого ученика Господа – Иоанна Богослова. В них по-разному открывается одно и то же: удивительное смирение, убогость, нестяжание, целомудрие и послушание. В Богоматери они являют свой новозаветный смысл, и даже у Предтечи, который был ещё ветхозаветным пророком, эти качества раскрываются по-новому, а тем более по-новому они раскрываются у Богоматери и Иоанна Богослова.
Церковь особым образом проповедует качества нестяжания, целомудрия и послушания как содержание земного пути человека, который должен освободиться от всего ветхого: от ветхого родительства, представления о семье, о детях, о своём имуществе и жизни. Эти вещи невозможно понять по-новозаветному, не взирая на Божью Матерь, поэтому для нас так важно иметь её образ в каждом храме. А мы с вами уже говорили о том, что её образ – это ещё и образ церкви, и потому эти качества должны быть в каждом члене церкви. Перед нами также стоит задача, подражая Богоматери, Иоанну Богослову и Иоанну Предтече, стараться именно таким образом идти по пути возрождения церкви, следовать этой церковной традиции, явленной прежде всего в Деве Марии, потому что она была принята Христом в полноте.
Церковь возрождается не тогда, когда что-то изменяется в культе или в простых человеческих взаимоотношениях, и не тогда, когда все просто друг друга знают и друг друга поддерживают. Это несколько меняет обстановку, меняет некоторый настрой, это много даёт для каждого отдельного человека, но саму церковь ещё не возрождает. Она возрождается только тогда, когда в общине и в братстве вдруг начинают воплощаться именно эти качества любви – целомудрие, нестяжание, послушание – ив определённом смысле та убогость, которая была свойственна Богоматери. Мы говорим об этом с вами настолько редко, что иногда можно услышать среди членов братства слова о том, что они совсем не понимают, зачем нужно почитание Божьей Матери и святых. Они не понимают этого потому, что не почитают Церковь, и потому, что на самом деле в своей глубине не достигли этой убогости, ещё живут для себя, ещё не имеют смирения и не освободились от своеволия. Церковь возродится только тогда, когда для нас по-новому зазвучит откровение о том, каким должен быть человек на земле в историческом времени при переходе к тому восьмому дню, который дан нам в Благовестии.
Будем, дорогие братья и сёстры, вникая в образ Богоматери, проникаясь любовью к ней и ко всем святым, ко всей святой Церкви, знать то, что требуется от нас в этой жизни. Будем знать, как нам общаться с близкими и с ближними, что теперь надо в других поддерживать, а что требует умаления, что требует от нас жертвы и самоотдачи без всякого оборачивания назад. Если мы этого не сделаем, то невозможно будет исполнение нашей харизмы, нашего призвания. Мы ничего не сделаем для возрождения Церкви. Можно много раз повторять «община, община», «братство, братство» и при этом можно с себя ничего больше не спрашивать, ничего в себе не менять. Но если в нас будет сохраняться та раздвоенность, которая была даже у некоторых известных пророков в новозаветное время, то мы снова придём к тому самому разрушению, к тому кризису, который приведёт к гибели и разрушению весь мир. В наши дни это более чем реальные вещи. Наше время требует по-новому увидеть служение Богоматери, по-новому её прославить, полюбить и по-новому применить святые дары её любви во Христе, в Духе Святом, на пути служения Богу!
Аминь.
Покров Всесвятой Богородицы
Покров Пресвятой Богородицы. Псковская школа, XV век. Государственный Эрмитаж