Кушаны

Улыбку, предназначенную сыну, он спрятал в усы, молча миновал его свиту, но, заметив Ноконзока, остановился.

– Здравствуй, Ноконзок! – приветствовал он давнего друга. – Не уходи. Поговорим. Остальных отпусти, – приказал Саданкашу, направляясь в покои.

Среди встречающих Куджула не заметил Саданкау. Обида скользнула в сердце.

– Брат где? – резко спросил он.

Саданкаш ответил уклончиво:

– Ждал. Но решил, что ты задержишься в пути до утра.

Куджула невесело ухмыльнулся. Младший сын не отличался дисциплиной. Слишком долго сидел у ног матери. Размягчила она его, да и почтительности к отцу не научила.

– Завтра чтоб был! – он спрятал раздражение в коротком приказе.

Куджула любил Саданкау, желал его уважения, внимания, но не получал. Только в детстве сын смотрел в глаза с восхищением, когда, вернувшись из очередного похода, он брал его на руки, дарил подарки. Потом что-то изменилось. Нушин ли тому причиной, беззаботность, как младшего в семье, – Куджула не понимал. Но настроение испортилось.

– Как мой внук? Подрос? – Куджула спрятал обиду на младшего сына глубоко в сердце и улыбнулся открыто, излучая глазами предвкушение радости от общения с внуком.

– Ждал тебя, уснул на троне, – Саданкаш тоже улыбался. – Завтра первым прибежит. Встает с птицами.

– Саданкау своих привез? – поправляя перстень с геммой, осведомился Куджула.

Сын кивнул с присущей ему ироничной улыбкой.

– Привез жену. Дочерей оставил с бабушкой. Вима ждал сестер. Расплакался было.

Невольно сжав кулаки, Куджула насупился. Нушин подговорила! Все делает, чтобы уколоть его. И ведь он не обижал ее никогда. Не любил – да, но многие ли мужья любят своих жен? Радовалась бы благополучию, в котором живет. Любви ей не хватило…

Раздражение могло помешать делам. Царь отогнал недовольство, как муху; он умел разделять личное и государственное.

Слуга затянул сапоги кожаной тесьмой, закрепил ее пряжкой, подал легкий плащ.

– Не надо, – Куджула отказался и кивком позвал сына. – Идем!

Им накрыли стол в небольшой комнате в сердце цитадели. Здесь не было особых убранств, кроме высоких курильниц, расставленных по углам и источающих ароматы гандхарских пряностей, смешанных с местными травами. Усевшись на суфу, Куджула заметил на стене рядом с входом неоконченный рисунок, часть которого выступала на фоне ярких красок белоснежным ганчем. Мастер изобразил воина, стоявшего с широко расставленными ногами. Одна его рука лежала на рукояти меча, другая была поднята, но что означает этот жест, пока непонятно – рука еще не дописана. Лицо воина, выполненное ганчем, было безбородым, но кого-то очень напоминало. Куджула спросил:

– Себя изобразил?

– Нет. Герая.

Сын в прищуре смотрел на отца. Его брови приподнялись. Не ожидал…

– Герая?! – он встал, подошел ближе и поднес рожок с пламенем ближе к изображению. – Я уже забыл, каким он был…

– С монеты писали. Да вон она, рядом с кистями.

Куджула вспомнил своего великого предка. Вспомнил и отца, как он, настроенный ведуньей, отдал ему власть, как помогал советом в трудную минуту, как сражались с ним бок о бок на поле битвы за объединение племен.

– Хорошо придумал, – похвалил сына, – только надо бы в тронном зале, чтобы все видели начало нашего рода!

– Сделаем, отец! Пока тут пробуем. С другой стороны твой портрет будет.

Куджула довольно кашлянул. Доброе дело сын затеял!

– А меня каким изобразишь? С бородой или без?

– Со славой воинской! – нашелся Саданкаш. – Как проучим парфян, завоюем их земли…

Царь перебил:

– Не так сильны мы, чтобы присоединить Парфию! Велика эта страна, да и Рум на нее смотрит. Об этом и хочу с вами поговорить. Что скажешь, Ноконзок?

Военачальник молчал, пока отец разговаривал с сыном, но теперь беседа потекла по более важному руслу, особенно волнующему сегодня.

– Сыновья Артабана[16 - Артабан III – царь Парфии, правил в 12 – 38 годах. Мать его была царевной из династии Аршакидов, а отец происходил из племени дахов.] меж собой сражаются за власть. Вардан загнал Готарза в Гирканию. Вардан не большого ума правитель, но отчаян и жесток. Просто согнать его с наших земель – мало. Вернется. Надо навсегда отбить охоту лезть не в свое стойбище. На службе у него племена дахов. Царь Никшапайи прислал весть. Дахи напали на Город Образа Светлых Вод[17 - Город Образа Светлых Вод – главный город Никшапайи в период VI века до н. э. – VI века н. э. Ныне городище Еркурган. Название в романе дано автором.]. Атаку отбили, но они в осаде. Наместник Вардана Сападбиз грабит жителей Никшапайи. Аштату присоединится к нам, если поможем; пойдет дальше, чтобы проучить их.

Куджула задумался. Пойдут ли они до Никшапайи? Там равнинные земли – самое лучшее место для парфян, не любят они ни гор, ни холмов. Два брата враждуют меж собой, но не объединятся ли перед лицом внешней опасности? Кроме того, страху наводит тяжелая кавалерия – катафракты. Конечно, пока всех подтянут, пока сообразят, что да как, у парфян – преимущество. Но как раз и навсегда оградить свои земли от набегов дахов, которые служат парфянам? Пограничная стража несет службу по хребтам Великих Гор[18 - Великие Горы – Байсунтау, горный хребет, юго-западный отрог Гиссарского хребта.], на которых еще йоны строили защитные стены. Многое разрушено временем и кочевниками вроде них. Когда юэчжи проникли в Бактрию, еще не думали о своем царстве, не берегли то, что было создано бывшими хозяевами этих земель. А как бы сейчас пригодилась крепость Барис на неприступном хребте у Длинного Ущелья[19 - Длинное Ущелье – Узундара, на возвышении над ущельем располагается крепость Узундара – Старая Крепость (название дано автором), настоящее название которой, возможно, Барис.]! Пока Михро позволяет людям жить в тех краях, отдельные отряды кушанов несут там службу. Но в сильный зной и в холода воины уходят оттуда. Если бы восстановить крепость… Но об этом потом! Слабое место парфян у Окса. Как раз там и проходит караванный путь. Опять же, надолго ли хватит урока, если он удастся?

– Аштату отвлечет на себя часть дахов. Войску Вардана не до них будет, когда ударим. А там посмотрим, как все сложится. Может, и дойдем до Никшапайи, – Куджула задумался. – А что Гермей?

– Наблюдает.

– Поможет нам, как думаешь?

Ноконзок пожал плечами:

– Трудно сказать. В царстве Гондофара[20 - Гондофар I – основатель и первый царь Индо-парфянского царства на территории современных Афганистана и Пакистана.] тоже не все благополучно. Гермей силен, да и сидит за горами – не всякий до него доберется. Но наследники, за которыми часть земель Паропамисада, не ладят меж собой. Гермей между ними. Пакора – сын Гондофара – правит на западе, граничит с Парфией. Воевать с ней не будет. Как бы нам не помешал. Сын Гермея – Абдагаз – в Такшашиле, тоже не правитель – наместник, но стоит Гермею ослабить силы, кто знает, что придет на ум обоим?..

Куджула мельком взглянул на сына. Слушает. Спокоен. И он, как отец, спокоен! В свои двадцать семь Саданкаш проявлял ум мудрого правителя более чем отвагу безудержного воина. Куджула не раз советовался с ним по вопросам управления государством. Не было у него повода подумать что-то плохое о своем сыне. Ладят ли братья друг с другом? Не ругаются – это он знает наверняка. Живут порознь, делить пока нечего. Он и так дал власть каждому в своем пределе. Будет ли так всегда? Только богам известно! Но что-то согревало сердце маленьким огоньком – не такие у него сыновья, как у Артабана и Гондофара! Он может на них положиться!

– Завтра Саданкау ко мне, как только встанет! – приказал он.

Саданкаш кивнул – приведет братца! Пусть отец ему скажет свое слово! А то слишком загулял: наложницы, вино.

Ноконзок по-своему понял царя. Да как не понять?! У него тоже сыновья. Один несет службу на границе с Даванем, второй здесь, но не к тому прилепился – к безответственному Саданкау, а он наставлял его быть ближе к старшему из братьев. Старший унаследует царство! От него будет зависеть будущее и рода военачальника.

– Что ж, завтра на совете будем решать все на свежую голову, – подвел Куджула итог разговора.

Саданкаш кивнул в ответ. Напряжение дня давало знать о себе: его клонило в сон. Как бы отец не обиделся! Но Куджула и сам устал, да и с Ноконзоком хотелось перекинуться парой слов наедине.

Он отпустил принца спать, а с Ноконзоком они подняли чаши с вином за дружбу.

– Вижу, ты оправился от ран! – подбодрил Куджула.

– Оправился, – не стал отрицать Ноконзок. – Два года на суфе валялся! – пошутил он. – Пора на коня и в бой!

Куджула слушал и рассматривал кубок. От него не ускользнула бравада друга, а это означает, что не все так ладно, как он говорит. Но расспрашивать мужчину о его здоровье – унижать его. Когда не сможет воевать – скажет! Пользы от него и так немало. Воинов готовит к рати, оружие кует – на него, как ни на кого другого, Куджула мог положиться.