Панжара. Рассказы
Галина Долгая
Рассказы этого сборника как откровения, пришедшие из древнего мира. Их голос звучит в находках археологов и в исторических манускриптах, в легендах и преданиях, передаваемых из уст в уста. Нужно только уметь слушать. Фантазия автора переплетается с историей, и ее страницы оживают на грани реальности и сна.
Панжара
Рассказы
Галина Долгая
© Галина Долгая, 2018
ISBN 978-5-4493-3721-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Панжара – это декоративная решетка на окнах для защиты от палящего солнца. Искусство создания панжары уходит в ту пору, когда на азиатской земле начали возводить мавзолеи и медресе. Панжара – это больше, чем решетка! Вырезанная из дерева или мрамора, сложенная из кирпичей, она сотворена так, что между сплетениями твердой основы образуются геометрически-точные пространства света и воздуха. Панжара создает особую атмосферу бытия, когда все суетное остается за ней – в том жарком солнечном мире, где живет реальность. Свет из окна, защищенного панжарой, льется мягко, растекается по всему внутреннему пространству, играя пылинками в воздухе и собирая на полу призрачную мозаику.
Рассказы этого сборника, как поток времени, разбитого панжарой на отдельные ручьи, как откровения, пришедшие из древнего мира, голос которого звучит в находках археологов и исторических манускриптах, в легендах и преданиях, передаваемых из уст в уста, от поколения к поколению…
Сокол над Еркурганом
1370 год
…Сокол беспокойно кружит над развалинами древнего города. Солнце медленно падает за горизонт, очертивший бескрайнюю степь багряной полосой заката. Еще миг – и наступит момент истины: момент согласия дня и ночи, света и тьмы!
Сокол пронзительно вскрикнул, прощаясь со светом, и камнем ринулся вниз – к Земляному холму, под которым спит древний город…
Нимидин проснулся. Сердце стучало в груди от страха. Сокол, покинувший свое место на посохе, снился каждую ночь. И каждый раз он просыпался, чувствуя, как ветер ударяет в уши при падении.
Сокол вновь привел его к Еркургану[1 - Еркурган – Земляной холм, название городища, расположенного близ города Карши] – к бывшей столице древнего Нахшаба[2 - Нахшаб – область Южного Согда, древнее название – Никшапайя], в которой прошло его детство, в которую он возвращался в разные времена и вновь покидал его. Уходя, он десятилетиями бродил по миру, нигде не задерживаясь дольше, чем на одну человеческую жизнь, пытаясь забыть то, что связывало его с Городом Образа Светлых вод.
Он уже не заводил семью – тяжелы утраты! Их груз куда тяжелее амулета, дарующего вечность! Жены, дети, внуки старели и оставляли этот мир, как и положено простым людям. Но Нимидин был не простым. Он был и есть хранитель амулета – лягушки, взбивающей эликсир бессмертия. Приняв ее однажды из рук приемной матери не по своей, но по ее воле, он не расставался с ней всю жизнь – очень долгую жизнь, очень сложную жизнь.
Лягушка – дар Великого бога кочевников Тенгри – в детстве вернула ему здоровье и жизнь, но взамен забрала счастье любви и дружбы, повергнув в омут одиночества и безысходной тоски.
Как не мог Нимидин избавиться от амулета бессмертия, так не мог и откопать заветный камень, который десять веков тому назад сам замуровал в стене дворца. Не простой камень! Его приемная мать была служанкой принцессы, от нее он услышал историю камня, связанную с царями Никшапайи. И надо же было так случиться, что спустя полвека Нимидин оказался случайным свидетелем сражения потомка царя Хуфарна со злоумышленником, во время которого камень вылетел из перстня царя и упал к его ногам – к ногам простого каменщика, обновляющего стену в преддверии алтарной комнаты дворца! Все решил миг как момент истины между днем и ночью, между светом и тьмой! В необъяснимом порыве каменщик поднял камень и замуровал его в кладке. Тогда он подумал, что потом, позже, когда минует одно-два поколения, и его уже никто не сможет узнать, он вернется во дворец и достанет тот камень. Но прошло гораздо больше времени и не одно-два поколения сменили друг друга в череде жизней, а несколько десятков!
Сколько раз пытался Нимидин проникнуть во дворец, но всякий раз, как он подходил к городу – то еще доживающему свой век, то разрушенному и покинутому горожанами, то уже заплывшему глиной и песком, – каждый раз что-то или кто-то мешал ему, и камень оставался на своем месте, известном только ему – каменщику Нимидину!
Нимидин окончательно проснулся. Ветер подул порывами. Скоро рассвет! Уйти бы до него, чтобы потом не объяснять караванщику, зачем ему оставаться у Земляного холма – как теперь называют древний город, немым памятником стоявший на караванном пути от Бухары к Карши – новой столице Нахшаба. Которой уже? Третьей? Четвертой? Нимидин поморщился. Что-то память стала подводить. То всплывут какие-то картины, которых он и вовсе не помнит, то вот сосчитать не может, который город поставили люди на берегу Светящейся реки. Мда… Как ни сильна лягушка, а годы берут свое! Годы… не годы – а века! Сколько воды утекло с тех пор, как он босым мальчишкой бегал по улицам Города Образа Светлых вод, сколько дней закатилось за полосу багряного горизонта!
Он так и зовет реку – Светящаяся[3 - Светящая река – река Кашкадарья]! В разные времена люди давали ей разные названия. Старые уходили в прошлое и терялись в нем, если только кто-то не упомянул их в посланиях царям или в летописях. Дум, Наутака, Кашкашон… Но, сколько он помнил, воды этой реки всегда светились под солнцем или поблескивали загадочным светом под луной. Светящаяся! Светлая! Священная!
В пору его юности люди верили в Богиню Светлых вод, в щедрую Ардви Суру Анахиту – богиню плодородия, покровительницу древнего города, в храме которого Биришим спрятала свой клад, который при смерти завещала ему найти. Теперь люди верят в единого бога – в Аллаха, а Светлая Богиня лежит под толстым слоем земли у алтаря, разбитая на куски. Но люди продолжают чтить ее, даже не называя по имени, когда просыпается земля, когда появляются молодые всходы на полях, когда природа уравнивает день и ночь. Многое изменилось в жизни и обычаях людей, но не оторвать их от природы, как и не изменить ее законов!
Воздух посерел – день близится. Нимидин встал, снял поясной платок, размял плечи. В распахнувшийся халат влетел вездесущий ветер, похолодил спину. Нимидин заправил полы халата и покрепче затянул платок вокруг талии. Седые кудри упали завитушками на лоб, пощекотали шею. Нимидин поднял каракулевую шапку, нахлобучил по самые уши. Хорошо! И ветер нипочем! Свернув коврик, он связал его, закинул за спину, взял свой посох и, оглянувшись на просыпающийся караван, ушел на восток к розовеющему небу. Высокие холмы Еркургана темнели вдали на его фоне. Что там сейчас? Живет ли кто? Пасет ли у его стен овец? Или спит старый город в тиши, не потревоженный людской суетой? Сердце в груди замерло. Вот он, уже почти рядом, уже видны его очертания – город его детства, город его воспоминаний.
Взобравшись на оплывшую стену, Нимидин замер. Тревога, поднятая соколом из сна, снова одолела. Предчувствие значимости сего дня окончательно оформилось и погнало его сначала вниз, потом на холм, ступая по склону которого, он и через подошвы чарыков[4 - Чарыки – кожаная обувь с загнутыми носами] ощущал прикосновение к стенам дворца – невидимых глазу, но существующих и в его памяти, и под слоем земли.
Посветлело. Краешек солнца всплыл над миром. Нимидин обошел провал и, прикинув, в какой части дворца он образовался, спрыгнул в щель, по его подсчетам ведущую к тронному залу.
Не оставляют люди заброшенный город! Сразу видно – роют здесь землю, ищут богатства царей. И так из века в век! А ему всего лишь и нужен один-единственный камень величиной с ноготь большого пальца. Невелик, но сила в нем огромная! По преданию создан он из крови и молока самой повелительницы Земли, жены грозного бога Солнца, именуемого древними греками Зевсом. Гера зовут ту богиню. Сила ее бессмертной плоти хранила Никшапайю на протяжении многих веков. Но сила нового бога оказалась под стать урагану, сметающему на пути все, что было до него. Так погиб Город Образа Светлых вод. Так иссякла молочная река, питающая его благами земными. А если поднять тот камень, вставить в достойную оправу, согреть человеческим теплом, показав таким образом, что не забыты древние боги, что помнят люди, что нуждаются в их покровительстве?..
Нимидин пробрался к постаменту, возвышающемуся над полом на ступень. Здесь стоял трон царя! Здесь, в этом зале он видел сражение за обладание царским венцом! Нимидин обошел полуразрушенную колонну, с опаской поглядывая на прогнувшийся потолок. За колонной был проход в преддверие алтаря. Оставив посох с котомкой, он снял халат и пошарил по стене. Руки провалились в проем. Тревога сбила дыхание. Но былой азарт притупил бдительность. Нимидин пролез через проем и в сером свете, сочащемся через него, увидел: вот она – та стена, которую он сложил. Один, второй ряд. Руки шарят по глиняной штукатурке, отсчитывая ряды кирпичей до того самого, над которым лежит камень… здесь!
Рубаха отяжелела от пота, во рту пересохло. Нимидин облизнул губы, пригладил взмокшие волосы, достал нож и принялся скрести им в промежутке между кирпичами. Глубже, глубже… как бы не повредить камень! Несколько кусков замазки отвалились и упали на колени. Нимидин отложил нож. Только одной рукой он мог разломить окаменевшие куски. Вторая, обожженная в детстве горячим металлом, служила опорой, не более. Но он ловко управлял ею, поддевая куски, подвигая к здоровой руке нужный. Ни один не поддался сильным пальцам. Нимидин перевернул нож и осторожно постучал рукояткой по одному куску. Не сразу, но тот рассыпался. Камня в нем не было. Несмотря на то, что от нетерпения руки дрожали, Нимидин сосредоточился, и один за другим долбил куски замазки, пока наконец в одном из них не показался овальный, плоский с двух сторон камень. Нимидин сел, вытянув ноги и отодвинувшись от стены так, чтобы на руку падало больше света; поплевал на камень, протер его подолом рубахи, посмотрел на свет и, убедившись в том, что это то, что он искал, опустил руки и закрыл глаза.
Нашел! Нашел то, о чем думал многие годы! Нашел заветный красный агат с молочной полосой, разделившей его на две неравные части. На гладко отполированной стороне древним мастером была искусно выгравирована картина, о которой он слышал в рассказе матери и которую только мельком увидел, когда прятал камень. Обнаженный бородатый мужчина крепкого телосложения, в круглой шапочке с отворотом, держит правой рукой, переходящей в сложенное крыло, высокий посох, а на нем сидит сокол! Вернулся сокол на свое место! Теперь будет Нимидин спать спокойно, не тревожась необъяснимым, не пугаясь падения с высоты небес.
Снаружи послышался шорох. Нимидин обратился в слух. Тишина. Взглянул на камень. Зевс приподнялся на цыпочках. Вот-вот взлетит, обратившись в сокола. Это знак ему! Спрятать камень, и прочь из бывших покоев дворца, пока перекрытия потолка не обвалились под тяжестью глины.
Глубокий вздох на свежем воздухе, и чувство покоя и удовлетворения растекается по телу. В щели никого. Только юркая ящерка замерла на сколе стены и разглядывает человека внимательными круглыми глазами. Нимидин спрятал камень в шов на вороте рубахи. Никто не найдет, даже если обыскивать будет. Он давно это придумал и заранее надорвал нитку. Потом зашьет. А потом… Что будет потом?..
Сверху посыпались мелкие кусочки сухой земли. Мальчишка заглянул вниз и тут же исчез. Нимидин поспешил облачиться в халат, нахлобучил шапку, собрал нехитрый скарб и, ухватив посох поперек, полез наверх по наклонной стене провала. Заметили его, выследили! Мальчишка не один. Это понятно. Ладно. Небось, старика не обидят!
Как и предполагал Нимидин, наверху его поджидали. Мальчишки и след простыл, а два молодца окинули его колючим взглядом.
– Здравствуйте, отец! – один из них приветствовал, а в его голосе слышалось удивление. Не ожидал увидеть старика. – Никак заблудились вы, почтенный. Здесь дороги нет.
Тяжело дыша – более нарочито, чем на самом деле, – Нимидин устало посмотрел в глаза юноши. Тот не опустил их, лишь прищурился. Что ж, видно – хозяин здесь! Но старшего обязан встречать с уважением – так воспитывают детей в азиатских краях!
– И то верно, сынок, заблудился, – покачивая бородой, ответил Нимидин и сел, вздохнув еще тяжелее. – Свернул с дороги по темноте, а тут горы! Провалился в какую-то яму… насилу выбрался. Не дашь путнику воды? Вижу, у тебя бурдюк на поясе.
Юноша снял округлую кожаную флягу, вынул пробку, подал. Нимидин жадно припал к горлышку, подняв голову. Кадык на его худой шее ходил туда-сюда при каждом глотке, которые в тиши мертвого города были слышны даже лягушкам в пруду.
– Спасибо, сынок! – вытерев мокрые губы, Нимидин вернул флягу. – Теперь проводи меня до дороги, а то опять заплутаю. В Карши иду, – добавил он для ясности и поднялся, кряхтя.
Исподлобья Нимидин обвел взглядом округу. Кто еще пришел с этими двумя? Никого, вроде… Но вот в главные ворот въехал человек на осле. Далеко, не разглядеть, каков он. Видно только, что халат на нем полосатый, чалма и, хоть и едет на осле, а палкой отталкивается от земли, будто сам идет. Интересный старик. Да едет скоро – торопится! И едет к ним, по всему видать.
Юноша тоже заметил необычного всадника и засуетился. Видно, знаком ему!
– Идемте, отец, мы поможем вам спуститься.
Кивком головы он позвал спутника, и они вдвоем, придерживая Нимидина под руки, пошли с верхушки дворцового холма вниз.
– Пейте чай, уважаемый! – аксакал[5 - Аксакал – старый уважаемый человек] кишлака, приютившегося за дорогой от Еркургана, подал пиалу с дымящимся чаем.
Бедана[6 - Бедана – перепелка], только что щебетавшая на все лады, смолкла. Даже птица понимает: когда разговаривают почтенные люди, другим не стоит голоса подавать!
Нимидин и тот старик, который торопился к ним на осле, сидели в чистом дворике за дастарханом[7 - Дастархан – накрытый на полу низенький столик с яствами]. Нимидин удивился было такому вниманию. На вид он – бродяга, зачем звать такого в дом? Но каким-то внутренним чувством он понимал, что приглашение – это только начало.
– Издалека идете? – также издалека начал разговор старик.
– С караваном шел из Бухары, – прихлебывая чай, ответил Нимидин.
Старик понимающе покачал головой. Сделал знак рукой и двор опустел. Все разбежались по своим делам, но Нимидин знал, стоит хозяину только бровью повести, как тут же появится тот, кто ему нужен.
– Вижу, человек вы непростой… – многозначительное молчание обещало необычный разговор.