Оценить:
 Рейтинг: 4.5

История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли (сборник)

Год написания книги
2017
<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
12 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Выпалив в том же темпе примерно десятую часть своих новостей, Шелли несколько утих. Было уже за полночь, и Перси исчез, взяв с Хогга обещание, что завтра он будет обедать у них.

Итак, отношения с мисс Хитченер идут к концу. Подобное повторится с Шелли еще неоднократно. Восторженный поэт создавал в своем воображении идеализированный образ, который едва ли мог соответствовать действительности, а духовный максимализм не позволял ему мириться с несоответствием идеалу.

Мисс Хитченер все медлила с отъездом, Шелли скрепя сердце выплачивал ей вспомоществование. Хоггу он объяснил это так: «Из-за нашей безрассудной поспешности она потеряла место, где дела у нее шли неплохо; теперь она говорит, что лишилась доброй репутации, здоровья и покоя. Это не совсем так, но она действительно в трудном положении, и раз уж мы в этом хоть как-то повинны, то должны ее устроить». Это было действительно так: когда мисс Хитченер, вернувшись в Сассекс, попыталась основать новую школу, ей не удалось заполучить ни одного ученика.

Все время, пока Шелли оставались в Лондоне, они почти ежедневно общались с Хоггом.

Несмотря на то что теперь нравственные и политические воззрения Хогга во многом изменились – он давно изжил те романтические порывы, которые заставили его вслед за другом покинуть Оксфорд, – Шелли относился к нему не менее тепло и искренне. Хогг становился человеком все более заурядно светским, хотя и принимал экстравагантность мнений и поступков. Он по-прежнему восхищался другом, но к этому восхищению теперь примешивалась некоторая снисходительность. В Оксфорде Хогг не называл Шелли иначе как «божественный поэт», теперь же все чаще стал называть его по-другому – «бедняга».

Моряки, как рассказано у Бодлера, нередко ловят сопровождающих корабли альбатросов и выпускают их на палубу. Они потешаются над тем, как сильные, красивые птицы неуклюже волочат по доскам палубы большие белые крылья – те самые крылья, на которых птица без устали парила в воздухе, мешают ей двигаться по земле. Так и поэт – сильный и свободный на вершинах вдохновения, он смешон и беспомощен в быту.

Хогг, в старости прочитавший стихотворение Бодлера «Альбатрос», утверждал, что именно такие ассоциации вызывал у него юный Шелли – бесконечно очаровательный и вместе с тем бесконечно нелепый и чудаковатый.

4

Вперед, вперед, вперед!
Пусть каждый голодный, истерзанный сытым,
Из ран своих слезы прольет
По нашим убитым, убитым, убитым!
Кто скорбью ужаснее этой объят?
Здесь жены, и дети, и старцы лежат.
О, сколько безвинных! О, сколько утрат.
Проснитесь, проснитесь, проснитесь!
Хозяин и раб – два врага в кандалах,
Но рубит оковы отчаянный витязь,
Но витязь Восстанье швыряет их в прах!
К отмщенью взывают погибшие братья!
Над братской могилой витают проклятья!
Проснитесь и встаньте великою ратью!
Где знамя, где знамя, где знамя?
Пусть знамя Свободы на подвиг ведет!
Бесправные, станьте Свободы сынами!
Забудьте, несчастные, горечь невзгод!
Вставайте на битву, пощады не зная,
Но пусть вами правит не ярость слепая, –
Вставайте, свободу свою защищая![13 - П. Б. Шелли. «Ода к защитникам свободы», перевод В. Топорова.]

В мае 1812 года, когда на главной площади Чичестера на восьми за ночь сколоченных виселицах при огромном скоплении народа были повешены восемь разрушителей машин – объявленных по новому закону государственными преступниками, – Англия была охвачена ужасом. До сих пор государственным преступлением считалось лишь преступление против короля.

В июне восьмерых луддитов повесили в Манчестере, а в январе 1813 года в Йорке еще семнадцать безработных подверглись той же казни. Англичане мало-помалу стали привыкать к виду трупов, качающихся на главных площадях их городов.

Перси и Харриет, ожидавшие своего первого ребенка, сразу же включились в кампанию по сбору денег в пользу сирот казненных луддитов.

В марте 1813 года братья Хент опубликовали в своем журнале несколько статей, осуждающих жестокость правительственных мер. Вслед за этими статьями в «Экзаминере» появился отчет о традиционном обеде, данном принцем-регентом в день святого Патрика, покровителя Ирландии.

В свое время принц Уэльский ратовал за уступки ирландским католикам, но, став принцем-регентом, забыл о былых обещаниях. Поэтому, когда последние звуки «Боже, храни Короля» стихли и был провозглашен первый тост за здоровье принца-регента, его встретили не только аплодисментами, но и долго не смолкавшим свистом. В двух газетах сразу – и в торийской «Морнинг пост», и в виговской «Морнинг кроникл» – появились весьма тенденциозные описания этого обеда, где поносились ирландские маркизы, а принц-регент восхвалялся в более чем неумеренных выражениях:

«Вы – слава народа, Вы – покровитель искусств, Вы – меценат века, одним своим появлением Вы покоряете сердца и осушаете слезы. Вы – источник красноречия, вдохновитель граций, Вы прекрасны, как Адонис» и т. д.

Публикация Ли Хента была в значительной мере ответом, брошенным в лицо этой «грязной», по его выражению, прессе.

Ли Хент выражал глубочайшее сожаление по поводу оскорблений, нанесенных «почтенным, знатным и талантливым ирландцам», а дальше говорил о том, как «прискорбно, что литераторы, способные на такую низкую лесть, находят путь к столу принца Англии»: «Эта “слава народа” вызывает миллион упреков, этот “покровитель искусств”, не ведая о талантах своих соотечественников, возводит на пьедестал посредственных иностранцев, этот “меценат века” никогда не покровительствовал истинной гениальности, этот “источник красноречия” не способен связать воедино несколько разумных слов, этот “покоритель сердец” коварно обманывал надежды, этот “прекрасный Адонис” – всего лишь тучный пятидесятилетний человек, короче говоря, “мудрый, почтенный, добродетельный и бессмертный принц” – не кто иной, как клятвопреступник и распутник, попирающий семейные очаги, с головы до пят покрытый позором».

«Но если у принца достаточно великодушия, – продолжал автор статьи, – простить “Экзаминер” и всех нас за все то нелестное, что сказано в его адрес, принц достаточно убедительно доказал бы нам, что мы неправы и обратил бы нас из своих врагов в своих друзей».

Никакого великодушия принц, разумеется, не проявил, и братья Хент были осуждены за «клевету на особу королевской крови»: их приговорили к двухлетнему тюремному заключению, причем в разных тюрьмах, и к внушительному штрафу в размере тысячи фунтов.

Еще до суда Ли Хент почувствовал себя очень плохо, и врач предписал немедленно увезти его на какой-нибудь морской курорт. Так что Ли Хенту пришлось собрать все свое мужество, чтобы на судебных заседаниях держаться спокойно и достойно. Только после вынесения приговора, когда председатель суда лорд Эленборо предоставил подсудимым последнее слово, силы изменили Ли Хенту. И та речь, которой лорд Эленборо явно побаивался, произнесена не была. Из солидарности Джон Хент тоже отказался от ответного слова, братья молча пожали друг другу руки.

Когда весть о случившемся дошла до Шелли, он тут же написал в Лондон своему новому издателю Хукему: «Я уверен, что читающая публика, для которой Хент так много сделал, частично вернет свой долг защитнику ее свобод и добродетелей; если нет – значит, она мертва, бесчувственна, окаменела в вековом рабстве. Я сейчас довольно-таки беден, но есть 20 фунтов, без которых можно пока обойтись. Прошу Вас, откройте подписку в пользу Хентов; запишите меня на указанную сумму».

Шелли всегда следовал своим принципам самым буквальным образом. Если в кармане у него не было ни одного фунта, он занимал деньги под любые проценты и посылал их пострадавшим или их семьям.

Идеальное поведение по другим меркам кажется смешным. Об этом нельзя забывать, размышляя над поступками Шелли.

Хент вспоминал, что Шелли нанес ему первый визит весной 1812 года: «Он был тогда еще слишком юн и, может быть, чрезмерно серьезен в любом начинании, а свои мысли то и дело подкреплял цитатами из греческих трагиков». А в памяти Шелли остался приветливый господин, худой, высокий, темно-русый. «Настоящий янки», – отметил он про себя.

Ли Хент, как и его старший брат, был очень похож на мать – американку.

– Молодой человек, не слишком ли рано вы начали задавать обществу вопросы, на которые оно не может ответить? – улыбнулся на прощание Хент; так закончился их первый разговор.

5

Вторая встреча юного радикала с Ли Хентом произошла в тюрьме весной 1813 года. Шелли провели через двенадцать или тринадцать кованных железом дверей, каждую из которых надзиратель сразу же запирал за вошедшим; и вот он наконец в маленькой, вполне уютной комнате тюремного лазарета, куда поместили Ли Хента по настоянию доброжелательно настроенного тюремного врача. Заключенному даже позволено было не расставаться со своей библиотекой и бумагами, так что помещение обычно пустовавшего лазарета превратилось в кабинет с письменным столом и книжным шкафом.

С тех пор Шелли стал частым гостем Ли Хента, иногда, засидевшись за полночь, даже оставался ночевать в келье друга.

Тюрьма находилась в живописной деревушке Хэмстед на расстоянии дневного перехода от Лондона.

В тюрьме Ли Хента навещал Байрон. «Его светлость, – вспоминал Хент, – обычно заезжал сначала в знаменитую оранжерею Гендерсона и привозил мне благоухающие охапки цветов». Байрона нередко сопровождал его старший друг поэт Томас Мур.

Хент, восхищавшийся парламентскими речами поэта-пэра, неоднократно призывал его продолжать парламентскую деятельность, видя в Байроне надежду английских радикалов.

– Если бы вы знали, до чего наш госпиталь бывает безнадежно сонным и скучным во время дебатов и до чего разложились там пациенты, – отвечал Байрон, – вы удивились бы не тому, что я так редко там выступаю, но что я вообще пытался это сделать при моих, смею надеяться, независимых мнениях. Однако, когда «за стенами» парламента повеет свободой, я постараюсь и в его стенах не тратить время даром.

В тюрьме Хенту нанес визит Вордсворт. Он приехал поблагодарить его за то усердие, которое Хент проявил, защищая Вордсворта от недоброжелательной критики. Хент с радостью указал на «Лирические баллады», стоявшие в его шкафу рядом с великим Мильтоном.

К удовольствию Хента, Вордсворт заговорил о современных молодых поэтах и некоторых из них охарактеризовал весьма точно и доброжелательно.

Когда же Хент при лорде Байроне назвал Вордсворта принцем современных бардов, он получил в ответ такую отповедь:

– Я бы не признал его даже «одноглазым королем среди слепых», нет, он скорее «слепой король одноглазых», – несколько успокоившись, Байрон добавил: – Относительно Вордсворта я вынужден не согласиться с вами так же решительно, как некогда соглашался; тогда я многого ожидал от него, но обманулся в своих ожиданиях. Я по-прежнему считаю, что способности его заслуживают ваших похвал, но его свершения после «Лирических баллад» крайне жалки по сравнению с его возможностями.

Споры, которые постоянно возникали между Хентом и Байроном, не исключают их взаимной симпатии, а наоборот, подчеркивают доверительность их отношений.

Частыми гостями Хента были его друзья и единомышленники Хэзлитт и Лэм.

Однажды Хента посетил незнакомый золотокудрый юноша, невысокий, худой, со сверкающими светло-карими глазами. Это был никому не известный тогда Джон Китс. Свои занятия поэзией он еще хранил в глубокой тайне, но проявлял большой интерес к литературе. Никто не предполагал, что три года спустя Китса привезут сюда же, в деревушку Хэмстед, в многодетное семейство Хентов, решившее провести здесь лето 1816 года, и представят хозяину как восходящую звезду новой английской поэзии, что это место так приглянется Китсу, что он и сам ненадолго поселится в Хэмстеде, и что много десятилетий спустя его белый двухэтажный коттедж «Вентворт-плейс» станет мемориальным музеем. Теперь Хэмстед давно слился с Лондоном, превратившись в северный лесопарк столицы, а «домик Китса», расположенный в «роще Китса», принимает посетителей.
<< 1 ... 8 9 10 11 12 13 14 >>
На страницу:
12 из 14

Другие электронные книги автора Галина Сергеевна Гампер