Абсолютно согласна с этим заявлением.
– И понесут наказание.
– А еще их дети останутся без родителей.
Я посмотрела на храмовника, стоящего в дверях.
– Бедные крошки скоро своих наделают.
Ант Оривс покачал головой:
– Нет, я не призываю помиловать их, Вета. Ты меня неправильно поняла.
– Да неужели? А как же милосердие ваше излюбленное? Прости ударившего тебя в душе своей и сердце своем, ибо не ведает он, что творит и обязательно раскается?
– Вета, если ты подставишь ударившему вторую щеку, то по ней и получишь. Это естественно. Непротивление злу порождает большее зло. Но я сейчас хотел тебе сказать, что в этой истории нет тьмы. Истинного зла ты не найдешь, просто люди несовершенны в основе своей.
– Неужели?
– Подумай сама. Ваша Тамира? Она виновата в том, что польстилась на деньги. Перрты-младшие хотели лучшего для своих детей и не понимали, почему должны что-то отдавать человеку, который не ухаживал за матерью, не помогал ей, не поддерживал…
– Они этим тоже не занимались.
– Но были рядом?
– Делай добро – бери за это деньги? Подловатенько звучит.
Ант пожал плечами:
– Добро тоже не бесконечно, но люди сами по себе неблагодарны. И в жизни не догадаются, что надо что-то отдавать, чтобы оно умножалось. Вот и получается… Тисса Ильви бросила мать, погнавшись за призраком лучшей жизни, а Перрты-старшие всего лишь выгораживают любимого сына. Это просто человеческие страсти, стоит ли так из-за этого мучиться?
Я подумала. Покачала головой:
– А матереубийство?
– Это оправдать нельзя. Но самое ужасное, что Карина Ильви всего лишь хотела защитить себя, свою семью, своих детей. Может быть, следовала за мужем… Мне трудно сказать. Полагаю, что и первое и второе.
– Убив родную мать?
– Это действительно ужасно. Но знаешь, Вета, иногда самые страшные поступки люди совершают не потому, что их душа черна, а потому, что она спит глубоким сном. Пробудись она – и Карина Перрт сама убила бы себя. А она слепа и глуха… Это не зло, это как у животных, которые могут загрызть ослабевшего товарища.
Почему-то меня его слова не утешали. Во рту по-прежнему стоял горький привкус желчи.
– Вы их понимаете и можете простить. Я вижу. Может, такое и делает вас истинно верующим человеком. А мы… мы живем на земле. И мне сейчас гадко. Словно я в навоз окунулась.
– Но навоз – отличное удобрение! И на нем может вырасти и что-то полезное! Не надо так себя терзать. Люди несовершенны, и если тебя это утешит, ты правильно отказала Перртам.
– Знаю.
– Ты бы умножила зло, а они ничему бы не научились…
И это я тоже знала. Только вот легче не было, и храмовник понял.
– Бывают такие ситуации, где нет ни плохих, ни хороших. Но такова жизнь.
– А мое отношение к ней?
Ант Оривс улыбнулся и вдруг чисто отеческим жестом погладил меня по голове.
– Ты взрослеешь, девочка. Ты просто взрослеешь.
* * *
Его величество кивнул канцлеру, подписывая смету.
– Да, давно пора.
Новая лечебница будет построена на границе Желтого и Зеленого городов. Будет удобной, чистенькой, новенькой, в самый раз для мага жизни. Да и надо, давно надо. Население растет, а лечебниц на всех не хватает, вот и бегают люди по частным лавочкам.
Алонсо довольно кивнул:
– Сегодня обрадую нашу лекарку.
Рамон Моринар постучал для приличия, но ввалился раньше, чем получил разрешение.
– Что случилось?
– Тиртанцы принялись торговаться.
Король покачал головой:
– Нет. Никакой торговли. Либо они делают все, как мы сказали, либо…
Моринары и его величество переглянулись. Конечно, торговля – вещь хорошая, и война сейчас не нужна, но уступить – означает потерять лицо. А еще его величество надеялся выловить тех, кто договаривался с треем Лантаром, обещая ему безопасность в Раденоре. Труп – это хорошо, его тоже можно допросить, но пока Лантара умертвят там, пока привезут сюда… подгниет. Да и душа может уйти… далеко. Возись с ним потом… Не говоря уж о том, что Тиртан продажен с хвоста до головы. Как та рыбина. Откуда ни чисть… Подсунут кого-нибудь вместо Лантара, а самого трея потом кракена с два найдешь.
Никакой торговли!
* * *
Этот кабинет был воистину королевским.
Позолота от пола до потолка, лепнина, в завитках которой поблескивают драгоценные камни (именно драгоценные, какое стекло, что вы?), паркет из черного дерева, мебель из розовой дальбергии[4 - Розовое дерево, баи?я – древесина, получаемая от субтропического дерева Dalbergia decipularis из рода Дальбергия (Dalbergia) (прим. авт.).], витражные стекла в тяжелых медных переплетах… На фоне всего этого добра глаз даже не сразу замечал громадный стол и сидящего за ним хозяина.
М-да, герцога Ришарда природа не баловала.
Ни роста богатырского, ни профиля точеного, ни даже гривы волос. Собственно, больше всего его светлость напоминал разбогатевшего лавочника: светлые реденькие волосы вокруг плешки, круглое лицо, объемистое пузико и короткие ноги. Но любого, кто вздумал бы посмеяться над этим, ждала медленная и мучительная смерть – злопамятности герцога хватило бы на шестерых скорпионов. А заодно – жестокости, безжалостности и подлости.
А внешность… Заходя в этот кабинет, человек видел прежде всего не герцога, а его власть. И проникался. Какая там потом внешность! Даже безделушки на столе были исключительно из золота. Тяжелая литая чернильница весила столько, что сам хозяин ее и передвигать не собирался – на то слуги есть. Зато богато! Это ведь важно – когда все видят, сколько добра у тебя есть, сколько богатства, сколько власти и силы… А оно – есть! И как тут не показать?